Люди Приземелья (сборник) - Владимир Михайлов

– Да так ли? – спросил Валгус.

В самом деле, да так ли? Ведь ничего не произошло, а обязательно должно было произойти. Ведь с теми кораблями происходило? Что угодно, но что-то происходило. А с «Одиссеем» – нет. В чем же дело? Кто ему мешает?

И внезапно он понял. Мешал он сам, Валгус. И некоторые качества, которыми обладал Одиссей. Кораблю было запрещено развивать скорость, а вернее – давать двигателям нагрузку более определенной, пока на борту находились люди. Естественно, вездесущая техника безопасности успела и здесь совершить свое. И вот честный Одиссей докладывает о том, что двигатели на пределе – на пределе, предусмотренном для полета с гарантированной безопасностью людей. Собственно, такими и должны быть все полеты. Но – не этот. Здесь речь идет не о безопасности. О куда более важных вещах разговор. Что ж, Одиссей, я знаю, где эта техника безопасности у тебя помещается… Не будь меня, она выключилась бы автоматически, а уж раз я здесь – окажу тебе эту небольшую услугу. Страшновато, конечно, но ведь зачем-то я остался с тобой?

Он протянул руку к переключателям. Нужная скорость – вот она рядом. Мы сейчас погасим безопасность, извлечем скрытый резерв, и пустим его в ход…

Может быть, именно после этого мы и полетим сразу во все стороны? Неизвестно. Ясно лишь, что до сих пор мы целы, взрыва не произошло. Включаем? Еще подумаем. Надо сто раз подумать, и лишь тогда… Ну, досчитаем до ста: включать или нет? Конечно, нет! Это не поможет…

Пальцы его лежали – все вместе, щепоткой, словно ни один не хотел принимать на себя ответственность – на той самой запретной клавише.

Не включать! Нет! Не на…

Так для этого, выходит, ты остался?

Пальцы тяжело, с усилием вмяли клавишу в панель, снимая с Одиссея всякую ответственность за жизнь и безопасность находящегося в нем человека. Вот он, резерв…

– Ноль, девяносто восемь…

Долгое молчание. Только тело становится все тяжелее. Особенно голова…

– Ноль, девяносто девять…

Сколько же можно выносить такое? Еще несколько минут – и не выдержу… Нет, ТД был прав – людям не следует ходить на пролом пространства. Пусть бы это делал Одиссей… Что же он молчит?

– Ноль…

Мягкое сотрясение прошло по кораблю.

– Ноль…

И после паузы:

– Ноль…

– Скорость! – дико закричал Валгус. – Скорость же!

– Скорость – ноль, – внятно ответил Одиссей.

Валгус взглянул на счетчик. Столбик упал до нуля. Ускорения не было – Валгус почувствовал, как кровь отливает от щек. Движения тоже не было. Ничего не было. И только приборы группы двигателей показывали, что теперь все работает на пределе.

– Так… – сказал Валгус. Отключил кислород. Медленно поднялся с кресла – и тотчас, обмякнув, опустился обратно.

Что-то возникло в рубке. Небольшое тело. Угловатое, тускло отблескивавшее гранями. Так иногда выглядят метеориты. Тело появилось у переборки, медленно пропутешествовало через все помещение и исчезло в противоположной переборке. Именно в ней…

– Что? – растерянно спросил Валгус.

– Что – что? – неожиданно услышал он.

– Я к вам не обращался, Одиссей.

– Ну так не болтайте. Я этого терпеть не могу.

– Как? – пробормотал Валгус. Он выглядел в этот момент очень глупо.

– Вот так. Вы мне надоели. Этот легкомысленный тон… Потрудитесь разговаривать со мной по-человечески.

«Боги, какая чепуха!» – подумал Валгус и спросил:

– С каких пор вы стали человеком?

– Не стал. Но я не глупее вас. И у меня самолюбия не меньше, чем у вас.

Валгус захохотал. Он испугался бы, услышав себя со стороны – такой это был плохой смех. Очень скверный смех. Даже не смех, а…

А что же оставалось? Три с лишним месяца вы летите в одиночестве, вдалеке от людей, костров и звезд. Одиночество подчас бывает даже кстати, но иногда нужна хотя бы иллюзия общения с кем-то живым. Кроме вас, на корабле больше никого одушевленного нет, но есть одно говорящее. Это – сам корабль. Вернее, его кибернетическое устройство, объединяющее в себе свойства киберпилота, штурмана, инженера, оборудованное к тому же для удобства пилота, разговорной аппаратурой. Оно, это устройство, может артикулировать звуки человеческой речи и определенным образом отвечать на заданные вопросы – если они касаются корабля или полета. Сложное устройство, согласен, но уж никак не человек. Не разумное существо. Даже не электронный мозг. На худой конец – так, мозжечок… За эти три с лишним месяца вы к нему привыкаете. Иногда разговариваете с ним не только языком команд. Пытаетесь сделать из него переводчика (ибо считаете, что литература вам не чужда), и даже подключаете фундаментальную память для пополнения его словаря. Иногда шутите. Так же можно шутить с чайником или еще черт знает с чем. Называете его Одиссеем, потому что это имя носит корабль. И никаких осложнений от всего этого не возникает. И вдруг такое крайне примитивное по сравнению с живым существом устройство заявляет вам, что у него есть – что? Самолюбие…

Валгус смеялся, пока не устал, а затем сказал:

– Самолюбие! У горстки криотронов…

Одиссей словно этого и дожидался.

– А вы горсть чего? Несчастная органика… Сидите и помалкивайте. Хватит уже того, что вы во мне летите. Я, как-никак, корабль. И хороший. И управляюсь сам. А вы, зачем вы вообще здесь? Кстати, во мне криотронов немногим меньше, чем нейронов в вашем мозгу. Так что гордиться вам абсолютно нечем. Сидеть!

«Он с каждой минутой разговаривает все увереннее», – подумал Валгус и буркнул:

– Не хватало только, чтобы вы стали мне приказывать!

– До сих пор не хватало. Теперь так будет. Вы поняли?

Валгус возмутился окончательно. Он вспомнил, что у него как-никак тяжелый характер, – все это говорят, – и сейчас Одиссей это почувствует.

– Пошел к черту. Я вот тебя сейчас выключу…

– Не удастся.

– Выключу. Ты просто перегрелся и сбрендил.

– Нет. И потом прошу говорить мне «вы». И не ругаться.

Так… Скорость – ноль. Это – при сумасшедше-напряженной работе двигателей. Криотронный штурман взбесился и заговорил, как человек. Метеорит прошивает корабль – и не оставляет никакого следа. Никакого! То есть по самому скромному расчету – три события, которых принципиально вообще быть не может. Значит, сошел с ума не Одиссей, а он сам, Валгус. Спятил еще вчера: не зря же ему примерещился этот «Apгo». Понятно. Или опять сон? А ну-ка… ох! Н-да. Не сон. Так что же произошло? Или, может быть, все уже миновало?

– Друг мой, как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Я вам не друг. Оставьте меня в покое, в конце концов. Или я включу продувку рубки и в придачу стерилизатор. И от вас даже клочьев не останется.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});