В открытое небо - Антонио Итурбе

бородки и усы своим по-детски нарисованным фигуркам, и ему в голову приходит идея:

– Антуан, а почему бы вам не написать книжку для детей? Мы могли бы издать ее к Рождеству.

Тони поднимает тяжелый взгляд. Он сейчас погружен в работу над произведением максимальной интеллектуальной глубины, задача которого – зажечь огонек в том темном хаосе, в котором пребывает современное общество, за последние двадцать лет угодившее уже во вторую подряд мировую войну. А его издатель предлагает ему заняться детской книжкой!

Он продолжает рисовать, но чувствует, что от пальцев ног вверх по телу побежали мурашки, как в стародавние времена. Возможно, это и не столь безумная идея. У него появится шанс написать для того сына, которого у него никогда не было. Ему бы так хотелось иметь детей и тоннами покупать для них карамельки! Но это не так просто. Как говорить с детьми? Придется спросить у того ребенка, который спит, свернувшись калачиком, у него внутри. И говорит Рейналам, что подумает.

Он идет домой, засунув руки в карманы плаща. Шагает уже долго и понимает, что не знает, куда он идет. Нью-Йорк – город, где никто не гуляет. Днем мостовые заполнены автомобилями, а люди спешат по тротуарам, стараясь не столкнуться, всегда в какое-то точно определенное место.

Завернув за угол Четвертой авеню, в нескольких метрах впереди он замечает невысокую фигурку: маленький человечек, что движется медленно и в сумраке выглядит очень странно – вперед выступает огромный живот. Приблизившись, он понимает, что очертания фигурки искажает лоток, наполненный печеньем: он крепится к плечам двумя ремнями. А несет этот лоток мальчик с растрепанными каштановыми волосами; заметив потенциального клиента, он изображает на лице улыбку, вокруг которой разбегаются веснушки.

– Сэр, не желаете ли вафельных трубочек? Полдюжины за десять центов.

И поскольку этот недюжинного роста мужчина, с виду иностранец, смотрит на него с удивлением, мальчик повторяет свое предложение по-испански, с мексиканским акцентом своих родителей.

– Но, парень, сейчас же уже поздно. И холодно. Что ты здесь делаешь? – отвечает Тони на своем спотыкающемся испанском.

– Ищу людей, сеньор.

Тони изумленно поднимает брови. Семь миллионов жителей, а тротуары пустые.

– Никого нет.

Мальчик кивает, печально глядя на свой лоток, доверху наполненный хрустящими вафлями. Тони обводит его внимательным взглядом. Лет двенадцать. Одежка нищего, а зеленые глаза – глаза принца. Этот мальчуган, что ищет людей в холодном цементе большого города, кажется ему самым одиноким человеком на планете.

– А я люблю вафельные трубочки…

– Правда, сеньор? Полдюжины за десять центов…

– Я чрезвычайно прожорлив.

– Сколько желаете?

– Все.

И достает из бумажника две долларовые купюры, на которые мальчик глядит широко открытыми глазами. Тони распихивает по всем карманам бумажные кульки с вафельными трубочками и еще несколько вынужден взять в охапку, словно букет цветов.

– Ты живешь далеко?

– Далеко, сеньор.

– Я тебя провожу.

И тут на его глазах мальчик хмурится и делает шаг назад. Отстраняется, как те привыкшие жить на свободе животные, что не желают приручаться.

– Сейчас слишком поздно, чтобы ходить по улицам одному.

Мальчик хочет убежать.

– Погоди!

Как раз в эту секунду мимо проезжает такси, и Тони его останавливает.

– Ты когда-нибудь ездил в такси?

Парень отрицательно качает головой. Краешком глаза он смотрит на величественный желтый автомобиль с зеленым огоньком. Тони наклоняется к окошку и вручает таксисту полдоллара, чтобы тот доставит парнишку туда, куда он скажет.

Мальчишка, зажав под мышкой пустой лоток, со смешком, словно это игра, открывает дверцу и одним прыжком забирается на заднее сиденье. И смеется тому, что сиденья такие мягкие. Тони протягивает ему кулек с вафлями.

– На дорогу.

Мальчик даже не благодарит – у него манеры аристократа. И пока такси с мальчиком отъезжает, Тони задается вопросом: может, и вправду это заблудившийся принц?

* * *

Тони выходит из кабинета в халате гранатового цвета и с пачкой листов в руке и идет в гостиную, из которой доносятся совершенно невозможные звуки трубы. Ему представляется невероятным, что друзья Консуэло сходят с ума по этому Луи Армстронгу и его цирковой музыке. Войдя в гостиную, он замечает, что никто из присутствующих не обращает ни малейшего внимания на включенный на полную громкость патефон, сидя кружком вокруг Консуэло, которая раскидывает карты таро перед девушкой столь бледной, словно она всю жизнь купается в молоке. Он не выносит мошеннические игры такого рода. И думает, что Консуэло тоже не верит во все эти фокусы, но раскинуть карты таро или устроить спиритический сеанс ей представляется в высшей степени забавным.

– Консуэло, мне нужно, чтобы ты это прочла.

Кто-то властно шикает на него, требуя тишины. Тони сердито оборачивается к нему: неужто эти бездельники, которые пьют его же бургундское, будут затыкать ему рот в его собственном доме?

Консуэло на долю секунды отрывает глаза от карт.

– Дорогой, сейчас я занята. Позже расскажешь.

Тони так зол, что разворачивается и идет обратно в кабинет. Там он снимает с телефона трубку и набирает номер одного из своих друзей-французов, скульптора по фамилии Мартин, который отвечает невнятным со сна голосом.

– Мартин, хочу, чтобы ты послушал, что я написал.

– Антуан?

– Речь идет о фрагменте, когда мой герой попадает в сад…