В открытое небо - Антонио Итурбе

до того, как он сделает рукой первый пасс.

Однажды, когда он к вечеру возвращается в отель, на диване в холле его ждет посетительница. Блистательная, одетая по последней моде в узкое платье с пояском на талии, из-под белокурой челки – пристальный взгляд.

– Николь! Мне говорили, ты в Лондоне. Что ты делаешь здесь, в Нью-Йорке?

– Сейчас все в Нью-Йорке!

Она хочет, чтобы он показал ей свои работы.

– Как твоя «Цитадель», продвинулась?

– Совсем чуть-чуть.

– Не бросай ее.

– Не брошу.

– Есть человек, с которым мне хочется тебя познакомить. Я договорилась о встрече с ним в кафетерии.

– Кто это? Какая-нибудь экзотичная красотка?

– Гораздо лучше.

Когда они входят в зал кафетерия, за столиком с чашечкой кофе обнаруживается полный мужчина в белом костюме.

– Познакомься – Эрик Перро.

Тони чувствует, как откуда-то из желудка поднимается волна раздражения, и в отчаянии смотрит на Николь. Хочется просто убежать. Перро работает на де Голля, отвечает за пропаганду. Он больший голлист, чем сам де Голль, со всеми имеющимися у генерала недостатками, но без единого его достоинства.

– Дружище Антуан! Приятно познакомиться.

Тони без особого желания протягивает для рукопожатия руку. Битых полчаса Перро при ненавязчивой поддержке Николь пытается убедить его присоединиться к людям генерала. В свойственном ему стиле – чем-то среднем между балагурством и языком мафиози – он завуалированно угрожает Тони в случае его отказа.

– Не такие сейчас времена, чтоб ни нашим, ни вашим, дружище Антуан. Вы меня понимаете…

– Хотите сказать, что вы из тех, кто полагает: если ты не с нами – то против нас?

– Именно так, дружище Антуан. Тот, кто не сражается на правой стороне, поддерживает врага. Вы несколько раз оступились.

– Оступился?

– Вы посещали Виши.

– Естественно. Я не разделяю позиции правительства Петена, но считаю, что это не означает того, что с ними не нужно разговаривать и обмениваться мнениями.

– С этими людьми невозможно обмениваться ничем.

– Но они тоже французы!

– Дружище Антуан, такие высказывания ставят под сомнение ваш авторитет.

– Месье Перро, вы можете говорить о месье Петене все, что вам угодно, вы можете быть не согласны с его взглядами, можете ненавидеть и эти взгляды, и даже его усы… но не можете утверждать, что он не француз!

– Он не любит Францию.

– Он был удостоен награды героя, защищавшего Францию в годы Первой мировой войны.

– У вас вздорные и весьма противоречивые идеи. Присоединяйтесь к нам, и мы раскроем вам глаза.

Распрощавшись с Перро и оставшись с Николь наедине, Тони кипит от злости.

– Что это было, Николь? Ловушка?

– Антуан…

– Не называй меня Антуаном, как Перро. Ты что, тоже считаешь, что я предатель, потому что не целую задницу де Голля?

– Я всего лишь хотела, чтобы ты услышал его точку зрения.

Внезапно он смотрит на Николь Виньи, словно видит ее в первый раз.

– Николь… ты кто?

– Тони, ради бога. Что ты хочешь сказать?

– Твои контакты в министерствах, в армии, в Германии, с приближенными де Голля…

– Я знакома со многими, это верно.

– Но есть что-то еще, ведь так?

За несколько недель до этой встречи ему пришлось услышать один комментарий, который он тогда воспринял как шутку, но теперь так не думает. В одном кружке некий человек, работавший во французском посольстве в Вашингтоне несколько лет назад, заявил, что Николь Виньи в действительности вовсе не Николь Виньи. И прибавил кое-что еще: работает на американские секретные службы.

– Тони, мне кажется, ты не в себе. Лучше вернуться к этому разговору завтра.

Николь разворачивается, собираясь уйти.

– Николь! Я по горло сыт недомолвками. Если ты сейчас уйдешь, больше не возвращайся.

Она в упор глядит на него.

– Чего ты добиваешься?

– Чтобы ты сказала мне правду. Твое настоящее имя – Николь?

Самая решительная женщина, которую он когда-либо знал, мгновение колеблется.

– Ты несправедлив, – говорит она. Разворачивается и выходит из отеля.

Он опустошен. Чувствует, что его предали. Ведь он всегда безраздельно доверял Николь, или как там ее зовут. Теперь он уже не знает, правда ли она что-то к нему чувствовала и искренне ли интересовалась его книгами, или это был способ получить еще один источник информации. Разочарование в Николь еще глубже погружает его в одиночество.

Он совсем не говорит по-английски и упрямо отказывается выучить хотя бы слово, потому что боится испортить свой французский, на котором пишет. Но диаспора французских эмигрантов многочисленна и к тому же богата. И она испытывает необходимость развлекаться, желает потерять чувствительность, чтобы забыть то, что оставлено позади. Пригласившие его люди устраивают банкеты и литературные вечера в честь этого человека, такого экстравагантного и забавного. Им невдомек, что ему нужно говорить, жестикулировать, вдруг начинать петь, показывать фокусы… все что угодно, лишь бы не наступала тишина, лишь бы не ощутить вокруг себя безмерную пустоту.

На одном из таких вечеров, на которых он спасается,