"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Анин Александр

И почти ничего же не весили. Очень легкие, холодные, плавно изогнутые клинки, такие тонкие, что в профиль не толще ворсинки. Гарда, рукоять, все простое до скуки, как степной летний день. Хвостатый пристраивал их на ремни, к бедрам, или убирал за спину — без ножен, голью, но ни разу не резался. Нилу они казались более ритуальным, нежели боевым орудием.

Лин поднял на Крокодила свой иссиня-синий взгляд и, чуть поколебавшись, объяснил.

— Не из металла. Кость.

— Ого! — отметил Нил, недоверчиво потрогал металлическим когтем лезвие.

То отозвалось глухим «коц-коц». Будто огрызнулось лениво.

— Из чьей?

— Из моей, — выдохнул Лин.

Крокодил рассмеялся. Первый был тот еще разговорщик, порой такое мог ляпнуть-загнуть.

Однако Лин не улыбнулся даже, и смех свернулся, будто закисшее молоко.

— Иди ты?

Оловянный выпрямился, забрал у спутника оружие. Вытянул по рукам, так, что лезвия легли на предплечья, почти растворились на фоне белой кожи.

Заговорил мерно.

— Когда нас создают, то, в соответствии с проектом, закладывают несколько эндогенных атавизмов, которые пригождаются на определенных этапах онтогенеза. Вторая линия позвоночника, например. Или четырнадцатая, плавающая пара ребер. К семи годам она начинает причинять неудобства. Это момент первого серьезного испытания, в переводе с эбру — ступень. Лесха. Следует извлечь из себя эту пару, не повредив остальные, и после изготовить из кости оружие. Там много уровней, ты видишь результат.

— То есть дети сами вытаскивают из себя ребра и…

— У нас нет детей. Нет такого слова.

— Ладно, но ты сам… и это не металл?

— Это лучше металла. Это часть меня. Кость от кости. Никогда не обернется против. Оно будет расти со мной, меняться со мной…

— А были те, кто, скажем так, не справлялся?

— Были. Но если затягивать — ребра протыкают легкие. Тогда точно смерть.

— Ясно, — бодро улыбнулся Нил, — вопросов больше не имею.

Правда, один вопрос все же задал.

— Больно было?

Лин честно задумался. Понятие «боли», как успел понять Крокодил, для Первых было весьма специфичным.

— Не очень. Я вытерпел.

***

Оба устали. Лин уснул первым. Наверняка плечо у него болело, но хвостатый не жаловался. Лег под флагом, сунул под голову скатанную Нилову куртку и отключился. Крокодил, подперев кулаком подбородок, осторожно рассматривал спутника.

Он был особенным, другим, мальчик с кошачьим хребтом, с синими сильными глазами и волосами цвета топленой луны. Выбраковка. Урод.

Когда он глядел на него — в упор — Нилу хотелось молчать. А вместо этого говорил, срывал с языка все нужные и ненужные слова, спешно возводил между ними стену. А вдруг?! Стена осыпалась, как песочный замок.

У него была — как здесь не часто говорят — душа. Нежная и чистая, в цельнолитой оболочке умного белого тела. Лин явно не знал, что делать ему с этим незапланированным придатком, а Нил не решался подсказывать. Первый должен был сам выдержать — вытерпеть? — этот экзамен. Лесха.

Можно было подчинить. Сломать, разбить руки, ноги, переломить тело, подсадить на веревки, чтобы удобнее было дергать и править. Сказать, что так и было. Он бы поверил, наверное, он уже верил Нилу.

Крокодил искоса оглядывал тонкий профиль, розовые, почти девичьи губы, упрямый твердый подбородок, красиво вылепленные скулы, высокий чистый лоб. Глаза были невыносимыми. Насквозь синие, впитывающие в себя, засасывающие.

Надо напоить его лучшим вином, думал Нил. Молодым, пахнущим черной смородиной. Научить варить медленный медный кофе на змеином песке. Провести по Луту в пору Звездопала, чтобы увидел, чтобы оценил эту бессмертную, несытую, необъятную красоту. Устроить пару персональных выставок, у Киприс есть связи среди галерейщиков, а у парня есть талант, вместе они смогут перевернуть искусство…

Надо успеть — пока Нил все еще Нил, а Лин не исчерпал, не выбрал до дна предназначенную ему жилую емкость.

Нил задремал, и пропустил момент, когда на них вышла тэшка — без глостеров, глухая, с хватами, прижатыми к черным бокам. Таких еще называли крабами, за длинные рычаги, ориентированные на захват. По-хорошему, тэшки подобной конструкции предназначены были для погрузки-разгрузки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Однако все знали, где еще они могут пригодится.

Серебрянка вздрогнула всем телом, когда тэшка выбросила хват и вцепилась в борт. Рывком притянула к себе.

Седоки тэшки безымянной погрузочной компании молча, друг за другом, по хвату перебрались на Серебрянку.

Это — последнее, понял Нил.

Ведута пришла убивать. И самого Крокодила, и случайных свидетелей — белого мальчика и его несчастливую корабеллу.

Нил поднялся, спиной по флагу, чувствуя, как деревенеют ноги.

— Что такое? — ухмыльнулся в лица. У него онемели щеки и вязало язык, словно он напробовался хурмы. — Ручное письмо?

Лин вырос между ними, как из-под палубы вытянулся.

Он тоже все понял. Лицо его стало мраморным, совершенным. Безжизненным. Лин мягко, но решительно толкнул Нила.

— Прячься.

Крокодил сделал шаг назад, трусливо уходя за узкую спину мальчика.

Человек небрежно отмахнулся от белого — просто ткнул ножом, удачно поддев кусок воздуха.

Теперь ход был за Оловянным.

***

Лин всегда дрался молча, быстро и эффективно. Досыта сытый кровью последних дней, одно он помнил точно — баш на баш. Ему обещали карту.

Нож всадил в кадык бывшего владельца, до упора, подогнав основанием ладони, повел тушу на себя, прикрывшись от льющейся строки пуль, нырнул, освобождая руки. Актисы скользнули в ладони, как намагниченные.

Выпрямился, распахивая руки, точно крылья. Распарывая слишком близко подошедших наемников. Они были правильные, они старались завалить его всей гурьбой. Никакого благородства. Парное мясо.

Лин лезвиями очертил пространство вокруг себя, подхватил за клюв выпавший револьвер, стряхнул с него чужие пальцы, толкнулся от чьей-то широкой спины и прыжком встал на плечи высоченному мужику. Тот вскинул глаза, и Первый выстрелил точно в них — по пуле в каждый зрачок.

Чуть согнул колени, спружинил и откинулся назад, через голову, толчком заваливая труп на черноволосого, вооруженного зубастыми ножами. Сам приземлился, крутнулся волчком, позволяя наемнику вцепиться в свою куртку — тот ухватил его за рукава, пытаясь обездвижить. Лин благодарно откинулся на грудь доброхоту, двумя ногами вдарив в ребра соседа напротив.

Не медля, вмазал затылком, присел, перекидывая через себя оседающего противника.

Подрезал мелькнувшие волосатые щиколотки, выпрямился, полоснул по кадыкастому горлу — с таким расчетом, чтобы горячая кровь под давлением фыркнула в глаза другому наемнику. Ударил ослепшего актисом в сердце.

Он чувствовал, что тяжелеет — с каждым новым выстрелом. Замедляется. Нужно было успеть.

***

Нил уже выучил, что когда Лин начинает сражаться, ему, мирному искуснику, лучше сидеть в кустах. Роль кустов на этот раз исполнял флаг корабеллы. Нил слышал все, и видел — сумасшедшие тени. Театр со спецэффектами. Полное присутствие.

Мать его.

До Нила не добежал никто.

Крокодил видел, как последний оставшийся на ногах исполнитель вдруг страшно закричал — салаино, разобрал Крокодил, салаино — кинулся к борту, вспрыгнул на него, пошатнулся и опрокинулся в Лут. Как ваза со стола. Даже не махнул на прощание.

К флагу с другой стороны привалился тонкий силуэт. Сначала стоял, а потом сложился, будто наваха, и ничком упал, оставив за собой темный полувеер.

Неужели прибили?

Нил робко высунулся. Палуба напоминала забойный цех после дня интенсивной работы.

Впрочем, главному мяснику тоже досталось.

Лин и впрямь лежал под флагом, подтянув колени к животу. Руки его были бурыми от крови. Фактически, алые перчатки-геммы старших Оловянных.

На какой ступени Мастерства их рост достигал критической отметки, уровня локтей? Нил не помнил. Или еще не знал?