"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Анин Александр

— Эй?

Выпь будто не услышал. Остановившийся взгляд его тревожил Медяну не на шутку.

— Эй, на палубе!

Выпь дернул плечом.

— Медяна?

— Она самая, друг, — девушка подсела близко.

Без шейных колец глядеть было даже непривычно. Рыжая осторожно тронула голую шею, и Выпь отшатнулся.

— Да ты чего?!

Выпь сгорбился, уткнул локти в колени, ладонями обхватил затылок.

— Понимаешь, я не могу его оставить, — сказал шершавым голосом, — не могу, не хочу, но должен.

Медяна пытливо заглянула ему в лицо. Отросшие волосы падали на загорелый лоб, почти скрывали глаза. Давно пора было привести в порядок эту гриву, но у Медяны все руки не доходили, а самому пастуху было плевать.

— Послушай, — Медяна осторожно отвела пряди от лица, мягко развернула к себе, — что произошло там на самом деле?

— Я был в Зале Летописей. И я должен уйти.

— Ну, так и скажи.

— Он поверит, думаешь? Нет, не простит, не поймет. Я искал его, нашел и бросаю. Я так не хочу… Я так боюсь ему повредить.

Медяна покачала головой. Определенно было что-то нездоровое в этой взаимоповязанности.

Больное и грустное.

— Послушай, — она положила ладонь на жесткое бедро, — тебе не обязательно действовать наобум. Куда спеш…

— Нет, — отрывисто бросил Выпь.

Вскочил, сбрасывая ее руку, едва ли вообще осознав прикосновение.

Заходил по тесной каюте. Длинный, сутуловатый, с широкими плечами и лохматой головой, он походил на большого зверя в тесной клетке.

— Понимаешь, слова, слова важны. Имена. Есть имена и Имена. Если отобрать Имя, то живое сделается мертвым. Если дать Имя — мертвое обернется живым.

Медяна поджала ноги. А может, он рехнулся? Все они рехнулись на этой корабелле, пожирательнице трупов, все сумасшедшие, начиная зеленоглазым русым и кончая самой Медяной. Каждый бьется в стеклянном коконе собственного Лута, а пытаясь пробиться к другому, получает осколками по глазам.

Девушка вскочила, налетела на Выпь останавливая его безостановочное движение. Решительно закинула руки на шею и властно поцеловала.

Он не отстранился. Сначала застыл, потом отозвался на поцелуй, сильные руки скользнули вдоль спины Медяны, огладили и сжали ягодицы. Она вздрогнула от легкого, но жадного укуса, слегка отклонилась, рассматривая близкое лицо Второго. Запавшие глаза горели медным золотом.

— Тебе надо отдохнуть, — прошептала рыжая, осторожно, самым кончиком языка касаясь жестких, обветренных губ Второго. — Выспаться. Потом все решишь.

— Ага, — отозвался Выпь.

Подтолкнул к узкой койке, сдернул покрывало. Заломил девушке руки, опрокинул на простыни и навалился сверху.

***

В ту ночь она уснула быстро и спала крепко, словно в колыбели. Корабелла мягко качала ее, убаюкивала. Она смутно почувствовала, как Выпь поднялся и ушел от нее.

Значит, принял решение.

Хлопнула дверь, и Медяна привольно вытянулась на койке, чтобы тут же уснуть.

***

Волоха после всего как упал, так и отрубился. Очнулся в глухую пору, в пору Трех Быков, от легкой тяжести на груди.

Приоткрыл глаза. Еремия не двигалась. Молчала и висела на месте. Такое вот не-движение в Луте требовало больше сил и сноровки, чем самый полный ход. Она не говорила ему о вынужденной остановке, и он сам об этом не просил. Так…

Почему же…

Юга сидел на нем, как кошмар, и скалился. Узкие ладони его плотно прижимались к груди Волохи, словно брали в сачок сердце. Волосы уходили в потолок, никли к корабелле.

Теперь кукла танцевала кукловода. Как давно?

— Утречко, капитан-капитан.

— Ере…

Третий впился ему в рот. Выдохнул, вытянул поцелуй, оторвался, запрокидываясь, и Волоха неожиданно ярко увидел, как по гладкому горлу прошла судорога — будто Третий заглотнул змею. Юга конвульсивно дернулся, соскочил с капитана, и через миг его уже не было в каюте, только хлопнула дверь.

Волоха, спотыкаясь в темноте, выбрался на палубу в чем был — штанах и майке.

Бил ветер, гулял ветер, одна из шлюпок коромысла стояла торчком, готовая к отплытию. В вихрях вспыхивали глаза далеких Хомов. Еремия висела, застыв стрекозой в капле смолы, а кроме них троих никого больше на палубе не было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Еремия слушалась Третьего.

— Не злитесь, капитан! — Юга улыбался, лицо его во вспышках белого казалось чужим, глаза втягивали, точно полыньи. — Но Второй, Третий и истинные под одной арфой — слишком жирный кусок, вы подавитесь. Медянку с оларом мы вам оставляем, будет у вас своя кошка на корабелле.

— С нами вы в большей безопасности, чем без нас!

— Ошибка, капитан.

Волоха прижался спиной к теплому флагу. Удержать? Бред. Еремия его не слышала и не видела, опоенная властью Третьего. Или Второго?

— Мы еще увидимся. И скоро.

— Не сомневайтесь. Целуйте за меня проклятого цыгана, — Юга послал ему воздушный поцелуй, ужаливший губы точно пчела.

И в этот момент на палубу выскочил сам Дятел. Страшный, полуголый, с бьющимися на ветру черными космами, с револьверами.

Он увидел прижавшегося к флагу бледного Волоху, увидел отступающих к шлюпке парней. Он понял все так, как должен был понять. По-звериному осклабился, вскинул руку.

— Нет! — рявкнул русый, но крик его на лету заглотнула метель, а Выпь крутанулся, как в витке вальса уводя Юга.

Толкнул его в полость шлюпки.

Сам пристально глянул на капитана и молча скользнул следом за другом.

Другом. Между Рыбой Рыб, безбрежной властью Истинного Гласа и свитой корабелл он выбрал темноволосого, раскаленной ночью прошитого Третьего.

Коромысло гибко дрогнуло, скидывая шлюпку. Та канула льдинкой в бадью черной стыни Лута. Встопорщила яркий петушиный гребень и заскользила прочь, удаляясь от Еремии.

Холодный ветер Лута кусался, царапался, бил ошеломленную Еремию в скулу. Капитан не без труда отлип от арфы.

— Твою мать, цыганва, ты членом думаешь или револьвером?! Если бы уложил одного к Луту?!

— На то расчет и был, — цыган прищурился, разглядывая русого, — или ты их живыми думал отпустить? Рапцис морено без комплексов и молчанку без ошейника?

— Пусть их, — у Волохи немели скулы.

Когда-то давно, еще в лесном отрочестве, он здорово обморозил лицо и теперь всегда, в гневе или огорчении, скулы шли белыми пятнами. Приходилось их тереть, до тока живой крови.

Волоха обернулся, обежал глазами экипаж. Руслан виновато опустил очи долу, Мусин усердно протирал стекла очков, Иночевский осматривал кольца. Взъерошенная Медяна жалась к теплому Руслану, таращила большие глаза в темноту. Один цыган нагло пялился и лыбился прямо в лицо капитану.

— Кто из вас? — сипло спросил Иванов. — Кто?

— Ну дык, гаджо, — Дятел с кривой ухмылкой развел руками, — это все равно что мимо тарелки с орехами ходить, да ни один не ухватить.

— Ладно, — помолчав, сказал Волоха, — ладно. Пусть так. Корабеллы у нас. А эти двое пусть сами по себе.

— Ну я тогда пойду, кофе сварю, — тут же озаботилась Медяна и торопливо свалила.

Парни проводили ее взглядами. Дятел упер кулаки в бедра, нагнул голову. Сверкнул хитрым цыганским глазом.

— А что, гаджо, возьмем девку в семью? Будет у нас кофе по утрам. — И задумчиво прибавил, цыкнув. — Только сначала бате ее баранов отвалим, мы ж не варвары.

***

Волоха закатал рукав, туго, помогая себе зубами, затянул резиновый жгут. Ножом распечатал залитый воском узкий короткий ларчик, вынул браслетку в форме смарагдового змеиного кольца. Взвесил в руке, надел. Чешуйчатое тулово блеснуло, перелилось по запястью, обвило предплечье; клыки вошли под кожу.

Волоха выдохнул, запрокидывая онемевшее лицо. Закрыл глаза.

Стимулятор, впрыснутый в вену, лягнул сердце, рассыпал живительные искры по всему телу, вмиг сделал голову легкой. Будто и не было глубины и быстрого подъема, которые для капитанов чреваты закипанием крови. Как будто он замечательно отоспался.

Русый дождался, пока футляр опустеет, встряхнулся, быстро, но аккуратно прибрал лекарство. Дятел всегда злился, если замечал игольчатые укусы на локтевых сгибах капитана. Волоха наловчился прятаться от всевидящего ока старпома. У них были непростые вдохновенные отношения и примерно одинаковые награды за головы.