История влюбленного демона - Гала

Филлис застыла в кольце сильных рук и смотрела на него сумасшедшими глазами, не веря себе. Но вдруг лицо ее исказилось, из глаз брызнули слезы. Она вырвалась из объятий Коннора и изо всех сил заколотила кулачками по его широкой груди.

— Как ты мог!… Как ты посмел! Как ты!..Ненавижу тебя! Ненавижу!..

Филлис попыталась трясти его за плечи, но Коннор снова крепко сжал ее в объятиях и страстно прижался губами к ее губам.

Наверное, это был самый долгий поцелуй в их жизни. Когда Коннор отпустил ее, Филлис, судорожно вздохнула. Как слепая, провела рукой по его лицу, коснулась кончиками пальцев губ, подбородка. Слезы текли у нее из глаз, капая на грудь возлюбленному. Филлис всхлипнула:

— Господи!..Коннор!..Это ты!…Это ты…

Он вытирал ей щеки, гладил по голове и целовал, целовал…Потом подхватил на руки, и Филлис, закрыв глаза прильнувшая к его груди, почувствовала, что они перемещаются в пространстве.

Ощутив, что перемещение прекратилось, она открыла глаза и огляделась вокруг. Фил увидела, что они находятся в каком-то другом помещении, странно похожим одновременно и на светлую пещеру с высоким гранитным сводом, и на небольшой уютный зал. Коннор стоял в центре этого зала, все еще держа Филлис на руках. Она опять прижалась головой к его сильной груди и снова закрыла глаза. Какая разница, где они находятся? Он жив, он с ней — остальное не имеет значения!

Широкое каменное ложе, устланное огромной медвежьей шкурой, стало приютом их любви. Слезы счастья и безумного наслаждения смывали с души Филлис боль и отчаяние, очищали ее сердце от тоски одиночества. Иногда ей казалось, что все это сон, и, ощущая всей своей кожей мускулистое тело Коннора, его нежные и сильные руки, она распахивала глаза, чтобы и видеть его. И тогда Филлис смотрела в его сияющие нежностью голубые глаза, видела приоткрывшиеся в улыбке губы. Любовь переполняла ее сердце. Филлис проводила рукой по склонившему над ней лицу Коннора и чуть слышно шептала его имя. Ей все время казалось, что если только они разомкнут объятия, Коннор опять исчезнет. Даже во время короткого сна, когда они в полудреме лежали, прижавшись друг к другу, Филлис держала его руку, переплетя свои пальцы с его сильными пальцами.

Они оба потеряли счет времени. Да и какое это имело значение — день или ночь, неделя или месяц! Они были вместе и любили друг друга. Этого им было достаточно для счастья.

Опомнились влюбленные, когда чувство голода и щетина на подбородке Коннора напомнили им о времени.

— Я сейчас просто закрою глаза и тихо умру от голода, — улыбаясь, произнесла Филлис.

— Да, — Коннор поцеловал ее, — жаль, что мы — не дриады. Нам хватило бы лунного света на завтрак и солнечных лучей на обед.

— О! Какие красивые слова! Коннор, ты стал поэтом? — хихикнула Филлис, проводя рукой по колючей щеке возлюбленного. — Это из-за пребывания в монастыре?

— Нет, это скорее, от голода, — улыбнувшись, он опять поцеловал ее. — Но у меня есть кое-что получше стихов.

Закутавшись в одну из мягких, тонко выделанных шкур снежного барса, которыми они с Филлис укрывались, Коннор поднялся и ушел вглубь пещеры.

Через пару минут он вернулся, загадочно улыбаясь.

— Вот!

И протянул Филлис небольшую серебряную миску, наполненную сотами душистого меда.

— Когда я скрывался здесь в последний раз, у меня было время, чтобы собрать его.

— А пчелы не возражали? — с набитым ртом еле выговорила Филлис.

— Еще как возражали, — усмехнулся Коннор, присоединяясь к ней. — Они оставили мне достаточно доказательств своего недовольства.

Филлис, разламывая соты, упивалась необычным ароматным блюдом и рассматривала помещение, в котором провела самое счастливое время своей жизни. Высокий свод пещеры заканчивался небольшим отверстием, через который в этот зал проникал солнечный или лунный свет — в зависимости от времени суток. Поскольку оно находилось под некоторым углом к основному потолку, дождь не проникал в пещеру. В ней было довольно прохладно, но сидя на теплой медвежьей шкуре с густым длинным мехом и укрывшись тонкой шкурой снежного барса, Филлис не ощущала холода. Впрочем, жаркие объятия и сладостные поцелуи согревали ее гораздо больше, чем мех.

Насытившись, они ополоснулись водой из растаявшего снега, который откуда-то принес Коннор. Теперь в Филлис проснулось любопытство.

— И что это за место? — подняв голову к потолку, поинтересовалась она. — Судя по тому, что здесь шкура снежного барса, а умывались мы снегом, можно догадаться, что мы — где-то в горах.

Девушка вопросительно взглянула на Коннора. Тот печально улыбнулся.

— Для меня это — единственное безопасное убежище на всей земле.

Филлис вздохнула и обняла его за шею.

— Ох, Коннор…А теперь…пока… я — пробормотала она, в промежутках между словами покрывая его лицо быстрыми поцелуями… не убила… тебя… за то…что ты… заставил… меня… так… страдать, расскажи мне все.

Коннор взял ее руки и приложил их ладонями к своему лицу, закрыв ими глаза. Филлис смотрела на него, и ей казалось, что она задохнется от нежности, которую испытывала к нему. «Господи! Любимый мой! Неужели это — не сон?» — счастливо вздохнула она.

— Я люблю тебя больше жизни, родная, — выдохнул Коннор, опустив ее руки, и глядя на нее со странным выражением, в котором любовь перемешалась с грустью. — Но мы не сможем быть вместе.

— Что? — Филлис сначала даже не поняла, что он сказал. С нелепо застывшей на губах улыбкой она смотрела на Коннора.

— Что? — повторила Фил.

Ей показалось, что она ослышалась.

— Что ты сказал?!

Коннор закрыл глаза, и на лице его отразилась боль, терзавшая его сердце.

— Мы не сможем быть вместе, — хрипло выдавил он.

Филлис смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых закипали слезы.

— Но почему?!

— Потому, что у меня больше нет тела, — не открывая глаз, тихо произнес Коннор.

— Чего? — Филлис, раскрыв рот, изумленно смотрела на него. — Чего нет?

— У меня больше нет тела, — резко повторил Коннор, открыв, наконец, глаза.

Он с мучительной нежностью смотрел на нее, ожидая вопросов. Но с удивлением увидел, как сначала зажглись озорные искорки в ее моментально просохших глазах, потом стали растягиваться в широкой улыбке губы. Внезапно Филлис громко прыснула и начала хохотать. Она сгибалась пополам, хваталась за живот, время от времени всхлипывая: «Ой, не могу!», и смеялась так, что слезы выступили у нее на глазах. Но теперь это были слезы смеха.

Коннор сначала смотрел на нее недоумевающе-серьезно, затем, невольно заражаясь ее весельем, начал улыбаться, пока, наконец, тоже не рассмеялся. Филлис, все еще всхлипывая, вытирала глаза и, давясь приступами смеха, невнятно произнесла: