Тени над Гудзоном - Исаак Башевис-Зингер

не подохнем!

Грейн говорил так медленно, что казалось, будто он отдыхает между словами. У него сжалось горло. Вдоль позвоночника пробежал холодок. Телефонная трубка дрожала в руке, и он с трудом удерживал ее, пораженный как собственным решением, которое он принял с такой неожиданностью, так и тем, что он так долго ждал. Только теперь, после того, как он сказал то, что сказал, Грейн ощутил, насколько сильным было его желание сделать этот шаг и какие мощные силы скрытно действовали в нем, в глубине его подсознания. Грейн отдавал себе отчет в том, что этим шагом он разрушает самого себя, превращая в насмешку все свои мысли, все свои решения, то письмо, которое он написал Анне, слова, сказанные доктору Марголину. Но влечение к Эстер все перевесило. На Грейна напал страх, как бы она вдруг не передумала. У него пересохло во рту.

— Эстер, где ты? — спросил Грейн.

— Я здесь, я здесь. Я твоя, твоя. Ты можешь делать со мной все, что хочешь. Я как дочь Ифтаха,[383] и ты можешь меня принести в жертву. Скажи, господин мой, что мне делать, и я все исполню, потому что ты мой жрец, а я твоя овечка…

— Кончай со своей выспренней болтовней! Упакуй пару платьев, белье и бери такси до угла Пятнадцатой улицы и Восьмой авеню. Там есть автовокзал «Грейхаунд»…[384]

— Куда ты меня увезешь? Да ладно, все равно.

— Сам не знаю куда. Какая разница? На край света.

— Да, забери меня. Он должен был дать мне большую сумму, но мне не нужны его деньги. У меня есть пара сотен долларов и немного драгоценностей. Меховую одежду мне тоже взять?

— Да, скоро наступит зима.

— Когда я должна там быть?

— Как можно быстрее. Тот из нас, кто приедет раньше, подождет другого. Там есть скамейки в буфете.

— Знаю, знаю. Я начинаю собираться. Как это ты пришел к такому решению? Впрочем, лучше я не буду об этом спрашивать.

— Я тебя люблю, Эстер. Я не могу без тебя жить. Это правда.

— Что? Ну, если я это слышу, Бог меня за все вознаградил. Больше мне ничего не причитается. Я сделаю все, что ты велишь. У меня теперь есть только одно желание: умереть за тебя…

— Ты должна жить, а не умирать. Ты мне нужна.

— Если ты захочешь, я буду жить. Каждое мое дыхание принадлежит тебе.

— Ну что ж, увидимся на автовокзале.

И Грейн положил трубку.

Какое-то время он тихо стоял, глядя прямо перед собой, как будто пытаясь разглядеть то, что довело его до такого финала. Он отчетливо ощущал скрытое присутствие каких-то существ рядом с собой. Всевидящих, но невидимых существ, способных резко изменить судьбу человека. Грейн молчал, словно говоря им, этим существам: «Ну, раз шило уже вышло из мешка, вы тоже можете появиться…» Однако при этом Грейн боялся их и умолял не пугать его своими жуткими рожами… Ему было бы достаточно, если бы ручка, лежавшая на письменном столе, чуть двинулась в знак того, что они действительно существуют… Эти мысли не были четко оформленными. Они просто шуршали в его мозгу, как будто он пребывал в полусне… Грейн прислушался, и ему показалось, будто ему отвечают: «Тебе же самому будет плохо, если ты прорвешь преграду между здесь и там. Лучше делай то, что должен делать сейчас…» Он пошатнулся.

— Ну, вот оно!

Хотя Грейн заранее никак не готовился к этому моменту, он точно знал, что ему следует сделать. Он оставил Лее чек на пятнадцать тысяч долларов. Из семнадцати сотен долларов наличных, лежавших у него в банке, он возьмет себе только пятьсот. Он снимет вместе с Эстер маленькую квартирку где-нибудь на Среднем Западе или в Калифорнии, и они будут жить там буквально на гроши. Он всегда сможет найти небольшую подработку. Ни он, ни Эстер не нуждаются в роскоши. Он напишет Лее, что поступить по-другому не мог… Это было сильнее его. Все, что касается его счетов с Богом, с народом Израиля и всего прочего, то во всем должен сохраняться статус-кво. Пусть Бог простит его, если захочет, и пусть Он покарает его, если такова будет Его воля… Грейн вспомнил те слова, которые евреи будут завтра произносить в синагогах: «Ты их создатель, и Тебе ведомы их соблазны…»

Грейн направился к шкафу, в котором лежали дорожные сумки. «На это я не рассчитывал! — то ли бормотал вслух, то ли думал про себя он. — Именно сейчас… Именно сейчас… — Но Грейн знал, что в его безумии есть и какая-то логика. В их совместной жизни с Анной не было той радости, той экзальтации, на которые он рассчитывал. Лея же своим отъездом к сыну на Новолетие показала, что он ей не нужен и что она его не хочет видеть. Грейн вспомнил слова Гемары: „Тот, за кого крепко взялся дух соблазна, пусть оденется в черное и идет… и делает то, чего желает его сердце…“[385] Да, есть такие испытания, которых выдержать просто невозможно. Эти испытания, наверное, посылаются свыше. Если правы каббалисты, то пары создаются в горних мирах. Кто знает, может быть, не тела, а души жаждут соединиться? Он всегда тосковал по ней. Такова правда!..»

Зазвонил телефон, но Грейн не стал к нему подходить. «Меня больше нет! — без слов ответил он звонившему. Телефон звонил долго. — Может быть, это Лея? Может быть, это Анна? Пусть обе они меня простят!» Грейн раскрыл чемодан и начал укладывать в него свои вещи. Ему потребовался еще один чемодан, потому что он хотел взять с собой хотя бы немного книг. Грейн сел за стол и написал письмо Лее. Он непременно должен еще успеть в банк. Снова зазвонил телефон, но Грейн твердо решил больше не вступать в разговоры ни с кем в Нью-Йорке. Сегодня, в канун Новолетия, для него начинается новая жизнь.

Грейн заглянул внутрь себя. На сердце у него было тяжело, но лишь потому, что своими поступками он наносил обиды и причинял огорчения другим людям — Лее и, может быть, Анне тоже. Однако самому Грейну не было грустно, сама суть его еврейской души была полна сейчас бодрости и возбуждения — возбуждения азартного игрока, который поставил на кон всё…

5

Он подъехал на такси к автовокзалу и, войдя внутрь, сразу же увидел Эстер. Пассажиров было мало, и Эстер заняла всю переднюю лавку: поставила два чемодана, а на спинку повесила меховую накидку. Эстер была в сером костюме