Стрела восстания - Тимофей Синицын (Пэля Пунух)

Воевода дико заорал:

— Уби-и-или!..

Лучка схватил Нетолу за рукав.

Нетола вывернулась из шубы, метнулась из покоев.

Стоявший у крыльца стрелец принял раскосмаченную голую женщину за дьявольское наваждение и торопливо закрестился:

— Свят, свят... Аминь, аминь — рассыпься!.. Да воскреснет бог!.. [- 77 -]

Нетола, сверкая желтым телом на белом снегу, подбежала к наблюдательной вышке, откуда уже начали раздаваться первые выстрелы, и за спинами стрельцов испустила пронзительный боевой вопль.

Вздрогнули стрельцы, обернулись...

С вышки Нетола увидела: окружают ненцы острог, подожгли дом Федьки Безносика в посаде...

А вот у самой вышки стоит старый Сундей и ей кричит:

— Прыгай — схвачу!

Нетола прыгнула — попала в крепкие руки Сундея, вместе с нею упавшего на спину.

V. КАК ЛЕБЕДЬ

Воевода по-бабьи всхлипывал: боялся, что умрет от ножевой раны в правой стороне шеи.

Толмач Лучка Макаров, оставив плачущего воеводу в его опочивальне, прибежал к стрельцам и начал распоряжаться обороной острога вместо воеводы.

В посаде горел дом Федьки Безносика. Младший из братьев Хулейки — Пось — тащил к санкам перепуганную Иринку, Ивашки Карнауха утешительницу.

Старший Хулейко — отец Нетолы — прикрыл наготу опоганенной воеводой дочери снятым с себя совиком.

Ременным тынзеем привязал Пось Иринку к саням.

Нетола сказала отцу:

— Лук дай, стрелы дай! Вместе с вами на острог пойду!

— Бог войны пусть поможет тебе! — пожелал Сундей опозоренной девушке.

И в эту минуту со стен острога загакали пищали.

Лайкой, сбивающей в круг оленей, метнулась Нетола к стенам острога.

Рядом с нею побежали и отец, и Пось, и Сундей.

Плохо видела Нетола стены острога, когда ее, связанную, привезли в острог. Слыхала она от отца: в стенах бойницы есть. Через бойницы стрельцы бьют по ненцам огненным боем. Но что ей смерть? Позор кровью смыть надо! Покажется над стеной голова стрельца — в голову полетит стрела. Стрела пустит кровь — смыт будет позор! Так ближе к стенам! [- 78 -]

А стены — стоячие бревна. Толстые, высокие бревна: ни стрелой не пробить, ни перепрыгнуть. Одним концом бревна в землю ушли, на другом — заострены. Не все ли равно? Поближе, поближе к стенам! Близкий прицел — смертельней удар стрелы.

Сундей кричит ей:

— Подальше от стен держись: убить могут. Не то совсем вплотную подбегай.

Вплотную? Хорошо! Высоко ли только бойницы от земли? Хорошо, как бы на уровне глаз. Через бойницу бы стрелу в острог...

Как хороший наезженный олень, несется Нетола к стенам острога.

Пось Сундею кричит:

— Э-э-эх! — перемахнуть бы через эти бревна да ворота открыть.

— То и попробуем сделать. Добежим до ворот — забросим тынзеи на остряки. По тынзеям вылезем вверх...

Лучка Макаров через бойницу увидел Сундея, выстрелил...

Споткнулся Сундей Тайбарей. Упал... Пось и Нетола нагнулись над ним:

— Беда?

— Беда...

И увидели: около правой руки Сундея кровью окрасился снег.

Закричал Ичберею Пось:

— Беда, Ичберей! С Сундеем беда.

Прибежал Ичберей. Подхватил отца за средину туловища. Забросил на плечи свои. Побежал с ним в посад...

...Много годов жил Сундей.

Много раз бился с русскими, остяками, со своими же ненцами из других родов.

И все знают: из всякой битвы выходил Сундей без единой царапинки. Зная, верят; неуязвимо, заговорено тело Сундея.

И вдруг...

— Бог войны против нас! — крикнул Туля, единственный из рода Ванюты, Туля, глупость которого Сундей надеялся сделать полезной для всех ненцев.

Все побежали к упряжкам. [- 79 -]

В страхе кричали:

— Бог войны против Сундея!

— Погибнем все по воле бога войны!

— Бог войны отвернулся от нас!

— Дальше от острога!

— Бог воеводы сильнее нашего бога войны.

Но Сундей был жив. Он услыхал крики. Скрипнул зубами от злости и боли:

— Была бы сила лук натянуть — все бы стрелы свои выпустил в головы трусов.

И — Посю:

— Кричи сколько силы есть: «Жив Сундей! Не велит Сундей разбегаться. Велит вкруг него собраться. Кто не послушает, гнев богов обрушит Сундей на головы тех».

А многие уже поехали.

Схватил Пось в одну руку вожжу, в другую хорей, — света не взвидели его олени от ударов.

Олени у Пося — ветер. Голос Пося — медвежий рев...

Остановил Пось бегущих. Собрал вокруг саней Сундея.

Гневен, колюч взгляд Сундея на окружающих. Голос звенит:

— Зачем бежите, как зайцы от волка? Толмач Лучка в остроге. Еще стрельцов — восемь ли, десяток ли. А нас... Четыре десятка... Погони боитесь?.. На ком погонятся за нами? В остроге не держат оленей. В посаде было пять упряжек — всех мы забрали. В остроге одна упряжка есть — та, на которой Лучка-толмач от ножей убежал. Чего боитесь?!

Стыдно...

Стыд клонит головы к земле. Свинцом на ресницах виснет. Не поднять голов. Не взглянуть в глаза старшине.

Потупясь, оправдываются:

— Думали, убит ты...

— Думали, бог войны против нас.

— Думали, большой воеводин бог — Микола — пересилил всех наших богов.

— Думали, тебя убили — всех нас перебьют.

— Думали...

Тут заревел Пось медвежьим своим голосом: [- 80 -]

— Ду-умали, ду-уумали... Не думать надо — на стены лезть надо. На тынзеях подтянуться — через стену перевернуться. Острог — огнем спалим! Не будет воеводы, не будет стрельцов — некому нам ясак платить!

Из колючего мягким, теплым стал у Сундея взгляд. Подозвал Пося поближе к себе. Сказал, чтобы все слышали:

— Ты — храбрый. Два десятка таких бы храбрых — сразу острог позорили бы.

Пось выше Сундея на целую голову и чуть-чуть поуже в плечах. Но Посю всего двадцать семь лет. Многие старше его. Поставить в пример молодого — обида не переносная для стариков. Сундей понимает это. И повторяет еще раз:

— Да, ты храбрый. Только у тебя еще нет семьи. Нет семьи — нечего тебе жалеть, не о ком заботиться. Я знаю: есть тут похрабрее тебя. У этих храбрых — большие семьи. Погибнут сами они — погибнут их семьи. Ты погибнешь — один погибнешь.

Сладко старикам слушать такие речи (каждый же считает себя храбрецом!). Можно теперь и глаза на Сундея поднять: прибавили им смелости умные речи Сундея. Пожалуй, снова готовы броситься на острог. И спрашивают у старшины:

— Кому велишь вести нас на новую битву?

Но из правого плеча Сундея течет кровь. Он слабеет. И знает вдобавок: не ворвались в острог сразу — стрельцы подготовились к встрече. Поэтому говорит:

— Не убьешь белого медведя первой стрелой — медведь самого тебя под себя подомнет. Остановил вас не затем, чтобы битву сызнова зачинать. Остановил вас, чтобы стрельцы видели: не боимся мы их — уходим тихонько, все вместе. Еще потому остановил — чую: умру от раны. Перед смертью всем вам хочу такое сказать, про что не слыхивали. Дойдем до того места, где Ивашкиных людей порезали. Заберем чум их да оленей. Еще отойдем немного — чум поставим. Тогда скажу вам все, что сам знаю.

Ответили:

— Ты старший. Как велишь, так и сделаем. Ичберей сбегал на пожарище. Принес горсть теплой золы. [- 81 -]

Сундею помогли снять малицу — пуля перебила правую ключицу. Поохали...

Поудивлялись терпеливости Сундея. Посыпали на рану золы. Перевязали. Уложил Ичберей отца на свои сани, а отцовскую упряжку сзади привязал.

И пустил оленей неторопливой рысью к северо-востоку от острога — на Большую землю.

Крупными хлопьями падал снег — засыпал следы.

Вплотную надвинулась ночь — видеть мешала снегопадная ночь.

Не беспокоил снег, не страшила ночь: впереди идет Ичберей; Ичберей не сбивается с пути, когда и сама хад неистово воет, колючими снежинками, как иголками, колет твое лицо.

Но вот Ичберей остановил своих оленей. Встал на ноги. Осматривается.

Неужто потерял направленье?..

Нет, это он — по привычке — проверяет себя. И, проверив, кричит:

— Целы запряжки Ивашки Карнауха. Не успели набрести на них волки.

— Из посада полтора десятка угнали. Сгрудились около Ичбереевых оленей. Радуются:

— То — наша удача.

— Тут десятка три, не то и поболе будет.

— На каждого по оленю достанется.

— Еще лишек будет.

— Лишек — съедим.

— Ладно ли так думаем, Сундей?

— То как не ладно. Соберите всех оленей. Оружие, какое есть, тоже все забирайте. Малицы опять, рубахи, штаны, пимы. Обувка-одежка хорошая на других поимщиках была.

Разбежались, перекликаясь:

— Тамзадейка! Нашел упряжку?

— Нашел. Еще сзади два оленя привязаны.

— А ты, Елиня?

— Ты, Вылко?

— Ты, Нерна? [- 82 -]

Через малое время опять собрались все около Сундея — возбужденные, довольные:

— Четыре с половиной десятка оленей у Ивашки было. Запасных гонял с собой...

Радовались и одежде:

— Хорошо одевал их воевода: совики, малицы — новешеньки, а ножи — никчемные. Ребятишкам игрушка — только на то и сгодятся.