Темная звезда - Вера Камша

Ночь перевалила за половину, когда Роману и Рене удалось кое-что выудить. Хозяйка Соснового холма — высокая, стройная, с янтарными глазами и роскошным плащом серебристо-зеленых волос — вспомнила, как несколько дней назад бор заполонили тысячи чужих птиц. Крылатые беглецы были насмерть перепуганы, в их головенках запечатлелись туманно-серые змеи, душащие за шею, выпивающие яйца, вползающие в гнезда. Водяной, обитающий в речке Быстрице, куда впадал вытекающий из Ласковой пущи ручей, чуть не задохнулся от принесенного с водой страха, стоившего жизни немалому числу рыб и рыбешек. Всей его силы (а Быстрица — река немалая) едва хватило, чтоб обезвредить отраву. Погибшую рыбу пришлось сплавить вниз по течению Хозяину Больших Вод, потому что даже самый завалящий рак не желал ее есть. Владелец Каменной осыпи рассказал о промчащихся в страхе оленях и кабанах. Но самым важным свидетелем оказался молодой пылевичок, живущий на проезжей дороге. Бродяжка поведал, как однажды утром вдоль тракта скользнуло НЕЧТО.

Что это было, он не понял, но его охватил холод, от которого бедняга оправился только на следующий день. Высказавшись, духи сразу успокоились, как дети, рассказавшие о беде старшим, которые могут все исправить. Кэриун прищелкнул пальцами, и меж корней засыхающего дуба прорезалось холодное голубое пламя, мгновенно охватившее гигантский ствол. Молодой Хозяин вскочил, выбежал на залитую мечущимся колдовским светом поляну, на какое-то время замер, а потом резко подпрыгнул, приземлился на одно колено, вскинул руки вверх и вновь подпрыгнул, перекувыркнувшись в воздухе и издав пронзительный звенящий вопль.

Роману, привыкшему к изысканным эльфийским балетам, веселой человеческой пляске и гномьим танцам-шествиям, прыжки Кэриуна показались дикими и нелепыми. Но только сначала. Танец захватывал. Хозяин пущи издавал резкие ритмичные крики, которым стали вторить все остальные. С места вскочил водяной и присоединился к пляске, двигаясь на свой манер, но странным образом его быстрые текучие движения сочетались с движениями Хозяина пущи. Ритм убыстрялся, все больше Хозяев втягивалось в танец. Образовался круг, в середине которого бесчинствовал Кэриун. Другие отплясывали кто во что горазд, придерживаясь, однако, заданного дубовичком темпа.

Роман изо всех сил сдерживал себя, чтобы не присоединиться к беснующейся нечисти, Рене же счел скромность излишней. Бард с удивлением смотрел, как адмирал, оказавшись между Хозяином осыпи и водяным, обнял соседей за плечи, заставив двигаться в едином порыве. Водяник с готовностью обхватил за шею Хозяйку сосен, та, тряхнув серо-зеленой гривой, положила точеную руку на плечо пылевичку, в свою очередь обнявшему соседа. В мгновение ока круг замкнулся. Танцующие понеслись в безумном хороводе, выкрикивая какие-то одним им понятные слова. А посредине продолжал взлетать к небесам в прихотливых прыжках новый хозяин Ласковой пущи.

Роман, не отрываясь, следил за невероятным зрелищем, в глубине души презирая себя за эльфийские предрассудки, не дающие ему слиться с танцующими, и дивясь странному единению духов и человека.

— Кто бы мог подумать, не правда ли, эльф? — Низкий бархатистый голос вывел его из транса, и Роман вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним на залитой голубым светом траве сидела старая болотница — единственная, кто не принимал участия в пляске.

— Кто бы мог подумать, — повторила старуха, — что человек поведет за собой Пляску Ночи…

— Он не обычный человек, матушка, — откликнулся Роман.

— Хорошо, что ты это понимаешь…

— Но откуда о нем знаешь ты?

— Знаю, и все. Когда я вас увидела, я поняла, что началось…

— Что началось, матушка?

Болотница какое-то время не отвечала, следя глазами за безумствующим хороводом, потом повернулась к Роману и, сверкнув зелеными очами, властно сказала: «Идем!»

Бард решительно вложил пальцы в протянутую ему сморщенную широкую ладонь. Он уже ничему не удивлялся. В глаза бросились звездные брызги, раздался тонкий мелодичный звон, как от лопнувшей струны, и они оказались на поляне, заросшей ровной мягкой травой и желтыми пушистыми цветами.

Яркий лунный свет заливал окрестности, и Роман увидел, что поляна эта постепенно переходит в бугристую равнину, местами заросшую гибким тростником. Неистовая луна позволяла рассмотреть на краю луга серебристые метелки путеводной травы илиссиса, растущей на болоте там, где человек может пройти, не рискуя утонуть. И тут он понял, что находится в самом сердце топей, что под ним бездонная пропасть, заполненная вязкой грязью, а прелестные золотые цветы не что иное, как слезы елани, вырастающие, как гласят легенды, из глаз утонувших. Однако ноги Романа твердо стояли на земле, хотя к зеленой магии он не обращался. Не веря себе, бард оглянулся на свою спутницу. Та засмеялась:

— Верно, эльф, мы в самой середке Кабаньей топи. Сюда иногда добирались люди, но без моего разрешения еще никто не выходил. Это место все еще принадлежит мне, и только мне…

— Значит, ты?

— Да, я Уцелевшая,[51] — старуха засмеялась, — о нас еще помнят, это приятно.

— Помнят, но считают не более чем легендой.

— Для людей вы, эльфы, тоже не более чем легенда…

— Это правда. Но как ты…

— Не будем вспоминать то, что было… Или не было. Поверь, я с удовольствием многое позабыла. Поговорим о том, что есть, вернее, о том, что может случиться.

Меня мало волнует, за что убивают друг друга люди, почему и куда делись эльфы и кто из духов жив, а кто ушел в небытие… Любая часть мира вольна исчезнуть или измениться, но сам мир должен жить… Даже без нас. Даже без вас… — старуха требовательно уставилась на Романа, и тот пробормотал что-то вроде «Да-да, я понимаю».

— Ничего ты не понимаешь… Ничегошеньки. Вот поживешь с мое, тогда, может быть. Короче, я чувствую, что что-то сдвинулось, и не успеет эта трава поблекнуть и покрыться снегом, как все повиснет на волоске.

То, что произошло утром, — первое дуновение пробуждающегося зла. Я пока не уверена, что узнала его, все слишком расплывчато, но не сомневаюсь, что корни, как им и положено, таятся в далеком прошлом. А раз так, мы его постигнем. Это первое, что я хотела тебе сказать. Второе. Правильно ли я поняла, что тот человек, которого убил… м-м-м… Осенний Кошмар, — родня твоего друга?

— Адмирал Аррой мне пока не друг.

— Друг до последнего дыхания, и ты это знаешь не хуже меня. Так кто был погибший?

— Как будто внебрачный сын его племянника.

— Значит, кровь одна. Можешь назвать меня выжившей из ума жабой, если тварь не подстерегала именно герцога Арроя. Чудище обманулось, но его хозяева быстро поймут, что произошла ошибка, так что готовьтесь к худшему.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});