Трепанация - Александр Коротенко

– Вы слушаете меня, Осип?

– Да, да, – рассеянно ответил Осип психологу.

Тот выпрямился в кресле.

– Ну хорошо. На сегодня мы закончим. Как обычно, выберите себе удобное время для следующей встречи.

Осип встал, и Александр Борисович проводил его до двери кабинета, где они расстались.

Книга приема

Клиент: Осип Москвин. 30 лет.

2-й визит. Стандартное время. Объективно: речь более связная, спокоен, но несколько флегматичен, рассеян, в речи повторения, хорошая память, аналитический ум. Был более разговорчив. Неохотно говорит о матери, называя ее не мама, а мать. Возможен невыраженный конфликт. Лабилен. Моторика удовлетворительная. Отец (возможна скрытая обида). Лейтмотив – одиночество и выживание в этих условиях. Закрыт по отношению к внешнему миру. Возможно, шизоидный тип личности. Почитать сновидения.

Общее состояние 4–. Дальнейшее наблюдение.

Дневник сновидений

Стеклянная поверхность, и я на ней. Она тянется до горизонта. Идеальная поверхность. Очень скользкая. Зеркальная. Я всматриваюсь в нее и сначала вижу свое отражение. Бледное вытянутое лицо. Похоже на черно-белое изображение. Я замечаю тени, скользящие под самой поверхностью. Наклоняюсь, чтобы их разглядеть, и понимаю, что стекло очень тонкое и в любую минуту может треснуть. И тут же это происходит. Я падаю в прорубь из острых осколков и попадаю в воду. Первая мысль – я порежусь и умру. Тогда я ныряю и задерживаю дыхание, чтобы осмотреться. Воды не существует. Я в невесомости, парю в сером пространстве без начала и конца. Хочется дышать. Я не выдерживаю и делаю вдох. Дышится свободно и легко. Я думаю, может быть, стекло уже растворилось в воде, ведь оно такое тонкое, и смотрю вверх. Прямо надо мной проплывает огромная тень. Всматриваюсь и вижу плотную белую массу, всю в царапинах и морщинах. Я вижу, что это не морщины, а буквы. Начинаю различать слова. Вспоминаю то, что читаю. Я вспоминаю, что это море знания, и в нем вопросы. Пытаюсь понять смысл читаемого, но не могу. Читаю уже вслух, громче и громче, чтобы слышать свой голос и, таким образом, понять то, что я читаю. Но смысл ускользает. Мне известны слова, которые я произношу, но я не помню их значения. И вдруг я думаю: ведь если есть вопросы, то должны быть и ответы. Изо всех сил пытаюсь выплыть на поверхность и испытываю облегчение, когда мне это удается. Я уже почти по пояс в воде и смотрю в сторону горизонта. Да. Так и есть. Я вижу большие плавники, скользящие над водой. Их много. Очень много. Я понимаю – это ответы. Я плыву навстречу им, боясь не доплыть. И вот оно. Это чудо. Я оказываюсь в стае ответов. Они кружат вокруг меня, касаясь ног, рук, живота. Они резвятся, выскакивая из воды. Они похожи на дельфинов, но только без плавников. Без хвоста. Без головы. Они все время ускользают от моих прикосновений, а мои руки скользят по их телам, не в силах ухватиться. Океан переливается всеми цветами. Скорее оттенками. Это напоминает северное сияние и свечение моря одновременно. Я ловлю себя на мысли, что могу устать и утонуть. Руки отяжелели, тело тянет вниз. Я начинаю паниковать. Захлебываюсь. Страх. Страх.

Я проснулся. Майка мокрая. Сходил на кухню попить воды. Сделал эту запись и опять лег. Я держу в руках свою голову. Она лежит у меня на коленях. Я смотрю на нее сверху и глажу себя по волосам. Они жесткие. Я чувствую одновременно и их – руками, и прикосновения к ним – головой. Поворачиваю ее лицом к себе. На лице щетина. Я думаю, может, стоит ее сбрить, но, мне кажется, голова тяжелая и нести ее в ванную для бритья не хочется. Я глажу лицо правой рукой и замечаю, что она вся в морщинах, как у столетнего старика. Я оттягиваю кожу на руке. Она поднимается домиком и рвется. Под ней пустота. Нет даже костей. Я понимаю, что меня нет. И голова, которую я держу на руках, не моя. Ужас запирает мое дыхание, и я просыпаюсь.

– Здравствуйте, – поздоровался Осип, войдя.

– Здравствуйте, Осип. Можете называть меня Вениамином. Александр Борисович будет с минуты на минуту. А пока могу вам предложить чай или кофе.

– Спасибо, я просто посижу.

– Как вам будет угодно, – и очки погрузились в чтение.

Осип сел в кресло и какое-то время разглядывал свои руки. Затем осмотрелся. Сел удобнее, расслабился.

– У Александра Борисовича есть семья?

– Извините, – Вениамин посмотрел на него.

– Семья у Александра Борисовича есть?

На лице ассистента отразилось удивление.

– Вообще-то у нас не принято об этом говорить с клиентами. Извините.

– А почему?

– Это личная информация, и вы можете об этом спросить Александра Борисовича.

– Это секрет, что ли?

– Нет, не секрет, но с клиентами не принято говорить на личные темы.

– А вы давно здесь работаете?

– Почти два года.

– Учитесь?

– Да. На вечернем.

– Тоже станете психологом?

– Надеюсь.

– Наверное, интересно?

– Мне нравится. Но нужно много практики, а в России люди пока не приучены обращаться к психологам. Нет культуры психического здоровья. Платят мало и неохотно.

Осип скривил рот и наклонил голову, пытаясь это скрыть.

– Я понимаю, но таких, как Александр Борисович, в Москве единицы, и вам повезло, что вы попали к нему.

– Вам, видимо, тоже.

– Да, и мне тоже. Я его сын.

– А, понятно. И каково иметь такого отца?

– Непросто.

– Он, наверное, все понимает?

– Когда речь идет о посторонних людях.

Открылась дверь, и вошел Александр Борисович. Мягкая улыбка. Одет элегантно – само благополучие. Тут же подошел к Осипу и протянул руку.

– Здравствуйте, молодой человек. Как дела? Как настроение?

Осип встал и пожал его руку.

– Спасибо, вроде нормально.

Психолог посмотрел на ассистента и кивнул ему головой.

– Здравствуйте, Александр Борисович, – ответил Вениамин тихо и уже стоя за столом.

– Бабушка пришла к доктору. Жалуется на недомогание. Тот ставит ей градусник и просит, чтобы она посидела в коридоре. Проходит час, два. Он забывает про нее. Наконец открывается дверь, и бабушка с порога говорит ему: «Возьми, голубчик, свое лекарство, так помогло, так помогло», – закончил анекдот Александр Борисович и рассмеялся. – И так бывает. Правда, Вениамин?

Тот согласно заулыбался.

Осип для приличия тоже улыбнулся.

– Ну хорошо. Проходите, Осип, пожалуйста, – и он открыл дверь кабинета.

Они сели, как обычно, друг против друга, и Александр Борисович посмотрел ему в глаза.

– Что нового? Как вы себя чувствуете?

– Я почитал кое-что. Очень похоже на депрессивную симптоматику. Может, мне попринимать антидепрессанты?

– Видите ли, Осип. Я психолог, а не психотерапевт, и не могу назначать такие препараты. Собственно, у меня немного другие задачи. В вашем случае, как мне представляется, мы могли бы обойтись без медикаментозного лечения. Пока. Пока я не вижу в этом необходимости. Мне кажется, вы в состоянии справиться со своими состояниями самостоятельно. Мы вместе должны отыскать нечто рациональное, что в силу непонятных пока причин было вами утрачено. Я постепенно читаю ваши записи. Я наблюдаю за вами. Думается, это очень интересный случай. Вы – молодой, очень образованный человек, с большим багажом знаний, – и утратили рациональный смысл их обретения. Понимаете? Я ясно выражаюсь?

– Да. Я вас понимаю.

– Я бы не торопился относить ваши состояния к депрессии. И, собственно, отчего депрессия? У вас были серьезные травмы или стрессы длительного свойства? Вы переживали внутренние кризисы? Как вы считаете?

– Когда мне было года два, я попал с отцом в аварию. Может быть, это?

Психолог утвердительно кивнул.

– Расскажите подробнее.

– Я сидел у отца на руках на переднем сиденье автомобиля. Его друг за рулем. Не знаю, что тогда произошло, но я вдруг сильно ударился головой о приборную доску. Я запомнил только то, что остался один. Совсем один. Какие-то люди кругом кричали. Сильно пахло табачным дымом. Это было ночью. Очень хотелось спать, но голова болела так сильно, что я не мог закрыть глаза. Потом я сидел на коленях у какого-то мужчины в форме, и он дал мне конфету «гусиные лапки». Я их любил. Она была вкусной, но я не мог жевать. Мне было очень больно.

– Вы плакали?

– Я не помню. Помню только, что рядом не было отца.

Он замолчал.

– Да, я плакал, потому что рядом не было отца. Я его искал глазами, но не находил, и мне было страшно. Потом меня привезли домой, и я лежал в постели и не мог заснуть, потому что мать с отцом громко ругались. На следующий день я увидел, что у отца правая рука перебинтована. Когда произошло столкновение, дверь с нашей стороны распахнулась, и отец выставил вперед правую руку, а затем дверь захлопнулась и прищемила ему пальцы. Наверное, он не мог поступить по-другому, потому что держал левой рукой меня. Как вы думаете?

Психолог покачал головой из стороны в сторону и обратил внимание, что глаза у Осипа стали влажными, а веки покраснели.

Они помолчали.

– А еще однажды в подъезде нашего дома меня обидели соседские ребята. Я заплакал и сказал, что расскажу папе, и он их всех побьет. Побежал к папе, но он сказал, что очень занят и чтобы я сидел дома. После этого я боялся выходить из квартиры. Мне было стыдно почему-то. Вы понимаете?