Девочка, Которая Выжила - Панюшкин Валерий Валерьевич

– Интуиция, – соврал Максим.

На самом деле ему казались подозрительными запертая комната, синяк на левом виске, шерсть под ногтями погибшей и исчезновение телефона. У самоубийц всегда есть мобильный телефон. Самоубийц без мобильного телефона не бывает.

Брешко-Брешковский развел руками:

– Не смею мешать вам расходовать деньги налогоплательщиков на свою интуицию. У вас есть еще вопросы?

– Есть. Закрытые группы в социальных сетях?

Брешко-Брешковский вскинул бровь:

– Что – закрытые группы?

– В них можно найти следы этой девушки?

– Вам, – голос психолога вдруг стал ледяным, – нельзя! Когда дилетанты вторгаются в область тонкой психологической работы профессионалов, от этого гибнут люди.

– Но, – Максим тоже попытался добавить металла в голос, – погиб человек.

– Вот именно, – парировал Брешко-Брешковский. – И благодаря вашему неуклюжему вмешательству погибнут еще.

– Я могу истребовать, чтобы «ВКонтакте» раскрыл мне закрытые группы.

– «ВКонтакте» раскроет. Но я не раскрою вам свои мозги и свой опыт, потому что вы влезете сапожищами в деликатнейшую работу и все сломаете.

Максим оглядел свои ноги. Никаких сапожищ на нем не было. Были кроссовки.

– Всё! – Брешко-Брешковский встал. – Время вышло. В следующий раз вы сможете побеседовать со мной, если… ну, вы знаете процедуру привлечения эксперта.

– Вас нельзя привлечь, – Максим вздохнул. – Вы не государственный.

– Вот и привлекайте своего государственного Снежневского. – У психолога дернулась правая сторона лица, как будто нервный тик. – Откопайте и привлекайте.

– Зачем вот это всё? – Максим поморщился.

– Затем, что не все проблемы на земле решаются полицейскими методами.

– При чем тут полицейские…

– При том, что вы только что хотели вломиться в закрытую, конфиденциальную группу, интимное пространство людей с серьезными психологическими проблемами.

Печекладов вышел на улицу, повернул за угол, заглянул в «Старбакс», взял сладкий кофе с молоком и присел за столик на не разобранной еще летней террасе. Он отхлебывал кофе, смотрел на прохожих и продолжал с воображаемым Брешко-Брешковским разговаривать: «Почему вы думаете, что я не способен деликатно…» – «Нет, но для того мне и нужен эксперт, чтобы…» – «Давайте договоримся так, что я руками вообще ничего не буду трогать, а вы… проводите… проведете меня…» – «Понимаете, вот вы эксперт по подростковому суициду, а я эксперт по уголовным делам…»

Сиреневое длинное платье вышло из-за угла.

– О! Вы здесь! – помощница Брешко-Брешковского улыбнулась. – Расстроились? Наехал на вас шеф? – и еще раз улыбнулась. – Он может. – Поверх платья на ней была надета только расшитая пайетками безрукавая душегрейка, и девушка заметно мерзла. – Зайдемте внутрь.

Они зашли. Бариста в «Старбаксе» спросил, как зовут девушку, и написал ее имя на кофейном стаканчике – Эльвира. Она держала стаканчик двумя руками, прихлебывала маленькими глоточками горячий напиток и говорила:

– Не обижайтесь на него, он великий человек.

– Я не против, – Максим пожимал плечами. – Но…

– Он переворачивает людей.

– Переворачивает людей?

– В Коране есть такой аят. «Вы думаете, что они бодрствуют, а они глубоко спят. Мы же поворачиваем их на правый бок и на левый».

«О-о-у! – подумал Максим. – Сейчас меня будут обращать в истинную веру». Но слушать Эльвиру было приятно. Максим смотрел, как ее губы то складываются ромбом, то вытягиваются лентой. И как пляшет на верхней губе маленькая родинка, похожая на кончик хорошо отточенного карандаша. И как будто этим карандашом кто-то невидимый пишет в воздухе слова, которые произносит Эльвира.

– Этот аят часто приводят как пример Божественного откровения. Четырнадцать веков назад никто не знал, что людям надо шевелиться во сне, иначе у них образуются пролежни. Это только в XX веке ученые поняли. А в Коране написано.

«Не может быть, – подумал Максим, – чтобы древние люди не знали про пролежни. В Древнем Египте трепанацию черепа делали. И про пролежни наверняка знали». Но слушать Эльвиру было приятно. Тонкая грифельная родинка над ее губой как будто писала в воздухе арабскую вязь аята: – «Вы думаете, они бодрствуют, а они глубоко спят».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Но мне кажется, – Эльвира отхлебнула кофе, – у аята есть и другой смысл. Люди до определенного возраста живут не настоящей жизнью, спят. Ну, то есть они ходят, разговаривают, учатся в школе, но как будто бы спят, понимаете?

Максим кивнул. Девушка продолжала:

– Они смотрят телевизор, как спящие видят сны. Некоторые даже пытаются покончить с собой, чтобы проснуться.

Максим снова кивнул, а Эльвира:

– Но это ошибка. Нельзя проснуться в смерть, нужно проснуться в жизнь.

«Еш-твою-двадцать, что она несет?» – подумал Максим. А Эльвира:

– И чем дольше спят люди, тем труднее им проснуться, потому что на душе образуются пролежни.

– И Брешко-Брешковский их переворачивает?

– Переворачивает, да. Пока они не проснутся, – Эльвира улыбнулась. – Этого, правда, нельзя написать в заявке на президентский грант, но это так.

– А что значит «проснуться»? – уточнил Максим.

– Увидеть свет жизни.

– Как это?

– А вот, – она достала из сумочки флаер, – приходите к нам в пятницу на собрание. Не обязательно молиться с нами, можно просто посмотреть, мы пьем чай, разговариваем…

«Еш-твою-двадцать, – подумал Максим, – почему все разговоры про свет жизни обязательно оканчиваются тем, что тебе пытаются продать какой-нибудь осветительный прибор?»

Но флаер взял и обещал вечером зайти к ним в мечеть, устроенную в цокольном этаже обычного многоквартирного дома. Если только позволят дела, потому что у следователя сами знаете какая жизнь, ненормированный рабочий день, сами знаете.

– Вам интересно? – Грифелек на девичьей губе чиркнул в воздухе восклицательный знак.

– Очень интересно, – кивнул Максим.

Сквозь одежду дотронулся до крестика на груди и подумал, обязательно ли делать обрезание, чтобы обратиться в ислам?

Глава 10

Сделаться мусульманином Максиму в тот вечер не удалось. Вызвали в управление. Приказали пройти в актовый зал. Он был полон, но, судя по тому, что сотрудники сидели не в парадной, а в повседневной одежде, концерта не предполагалось, президента не ожидали, Старосты – так иногда называли главу СК Александра Бастрыкина – не было. Был инструктаж. Совершенно секретный. Максим вдруг обнаружил себя начальником одной из пятидесяти с лишним следственных групп, которые одновременно должны были произвести обыски в пятидесяти с лишним отделениях коммерческого банка N. Отмывание денег, коррупция, уход от налогов.

Максим слушал и думал – круто: пятьдесят обысков одновременно и чтобы никто не слажал. Если получится, будет круто. Он чувствовал азарт. И гордость за себя и товарищей. И думал еще – не может быть, чтобы никто не сдал. Пятьдесят с лишним следователей, у каждого зарплата 60 тысяч рублей, у многих, в отличие от Максима, жены, дети. Как отблагодарит банк того, кто предупредит об обыске? И Максиму ведь было кого предупредить. В одном из отделений подлежавшего обыскам банка Максим арендовал от имени Следственного комитета ячейку, чтобы хранить вещдоки – вещественные доказательства. С главой этого отделения, красивой, хоть и слегка полноватой Викой, у Максима были почти дружеские отношения. Вика всякий раз угощала Максима кофе из машинки Nespresso.

Вику он не предупредил – не решился. И именно ее отделение обыскивал. Вошли с СОБРом, перекрыли все выходы. В качестве понятых привели с собой двух стажеров с юрфака. Вика испугалась сначала и бросилась кому-то звонить, видимо начальству. Максим сказал, что звонить нельзя, – соврал. Вика села. Глаза у нее были растерянные. Она нервно крутила кольцо на среднем пальце левой руки. Маникюр у нее был ювелирный, на ногтях нарисованы были аккуратные звездочки и единороги. И она не знала, что именно из-за этих единорогов ее три года не повышали по службе, а держали в операционистках.