Желтая маска - Николай Мизийски

— Исправьтесь!

— Любопытное предложение!

— Станьте порядочным человеком и добывайте деньги честным путем!

— А ты думаешь, легко проникать в чужие дома?

— Опять разыгрываете.

— Пардон, чувствительный мой друг! Не посоветуешь ли мне стать рабочим? Или, на худой конец, техником?

— Ох, и тяжелый же вы человек.

— Или, может быть, у меня данные для… артиста цирка?

— Не «может быть», а наверняка! Вы ловкий, остроумный, с интересным произношением.

— Беда в том, что актерское поприще тоже не привлекает меня. Это же ужасно — всем подчиняться: директору, его заместителям, режиссеру, его помощникам, суфлеру, критику, публике! Едва ли я выдержал бы до первой зарплаты.

— И все-таки…

— Слушай, Саша!

— Да, слушаю.

— Я уже, к сожалению, понял, что самостоятельного человека мне из тебя не сделать. Ты хоть и смел, но наивен. Не подходишь даже на должность карманника, не говоря уже о гангстере. От меня ты тоже своего не добьешься. Предлагаю расстаться друзьями и не мешать друг другу.

Выглядел он спокойным, но я знал, что внутренне он трепещет, чувствуя мою решимость. Я мог бы сразу схватить его и позвать на помощь, но не был уверен, что Крум и другие успеют прибежать раньше, чем он придет в себя. Самым умным было бы заманить его к скамейке влюбленных, как это было предусмотрено пунктом 4 «б» плана операции «ДЖЕБ», чтобы схватить его там без риска и в упаковке доставить в милицию. Потом из чувства благодарности за спасение от пьяных хулиганов я буду свидетельствовать перед судом, что человек с фальшивым именем Джерри Блейк не так уж плох и заслуживает снисхождения. Суд прислушается к моим словам, потому что люди вроде меня повсеместно пользуются авторитетом. Наказание будет уменьшено, и преступник отсидит в тюрьме не так уж долго. Ах, как он будет радоваться, бедненький!

— Ну что же? — вернул он меня к действительности.

— Я хочу поговорить с вами еще немного.

— С удовольствием, Саша.

— Но не здесь.

— А где?

— Пойдемте со мной.

— Все-таки мне надо знать…

— На ту самую скамейку, где я вас ждал, а дождался какой-то «фикции» в милицейской форме.

— А как тебе правится луна? — спросил совершенно не к месту человек в желтой маске.

Я машинально посмотрел вверх. Когда я опять повернулся к Джерри, чтобы высмеять его наивное уклонение, от моего ночного собеседника не осталось и следа. Только кусты знали, где он скрылся, но разве кусты могут давать свидетельские показания?

Мой гнев был так велик, что я даже не заметил, как оказался у скамейки влюбленных. Мои соратники вышли из своих укрытий, окружили меня и спросили:

— Ну?

Было лишним говорить пароль «Чулок начинает распускаться», потому что не только не было петли, с которой можно было бы начать распускать, но исчез даже сам чулок. Мне оставалось только кратко описать последнюю фразу операции «ДЖЕБ». Не хотелось пускаться в долгие объяснения, вдаваться в лишние подробности, да и кто ими интересовался? Все молчали и вздыхали.

Чтобы лучше сосредоточиться, Стефан закурил сигарету. Выпустил кольцо дыма. Потом второе. Третьего кольца он пустить не успел. От чрезмерной сосредоточенности он перевернул сигарету обратной стороной и обжег язык.

— Тьфу ты! — вскрикнул Стефан и яростно затоптал окурок.

Крум и Жора смотрели на меня с таким сочувствием, как будто я получил единицу. Смотрели и молчали. Старались обнадежить меня взглядами.

Только Валентин промямлил:

— Шеф, не стоит отчаиваться. Как говорит одна латинская пословица: дум спиро, сперо — пока дышу, надеюсь!

Но и он, вместо того чтобы дышать бодро, начал вздыхать с нами.

Не оставалось ничего более разумного, чем разойтись по домам.

А желтая четвертушка луны продолжала взирать на нас из глубины темного неба, как иронично прищуренный глаз.

Глава XIV. «Чулок опять не распускается»

Я проснулся в девять утра. Настроение было ниже нуля. Когда раньше я оставался в квартире один, то и квартира оставалась одна — я убегал играть без каких-либо объяснений и разрешений. Но в это воскресное утро мне не хотелось выходить за порог. Я сидел по-турецки на ковре в своей спальне, брал вафли из придвинутой поближе коробки, сосредоточенно размышлял и ронял крошки. Мама по возвращении обрадуется тому, что я размышлял не во всех комнатах.

— Эх! — простонал я. — Если бы я вчера связал этого Джерри, сейчас бы меня уже ждала поездка за границу! Глупо было оказаться таким сентиментальным. Настоящий разведчик должен быть твердым, как монолитный гранит!

С улицы свистом просигналил Крум.

Я открыл окно:

— Что такое?

— Чулок начинает распускаться! — взволнованно крикнул мой друг.

Не успел я сказать вторую часть пароля, как с балкона соседнего этажа послышался голос тети Пиронковой:

— Это ум у тебя распускается! А мои чулки все хорошо связаны.

Интересная она, соседка, — ничего не понимает ни в паролях, ни в аллегориях! Наверное, думала о своих шерстяных чулках, вывешенных для просушки на балконе и развевающихся на нейлоновой веревке, как разноцветные флаги на реях корабля.

— Крум, поднимайся ко мне, — сказал я тихо.

— Четыре минуты назад, — ответил он, явно не услышав меня.

Я знаками объяснил ему, что не надо орать, а надо подняться на 85 ступенек. Крум поднял плечи. Гримаса на его лице означала: «Не важничай!»

Но все-таки он послушался меня и без возражений вошел в подъезд.

Прежде чем открыть ему, я предусмотрительно спрятал коробку с вафлями в книжный шкаф. Можно было не опасаться, что он будет искать ее там, — Крум избегал таких шкафов. Расставил стулья в гостиной. Я видел, что так всегда делает мама, когда к нам приходят гости. Осталось только открыть дверь.

Снизу уже слышались голоса и пыхтение.

— Вы что, не можете вытереть как следует ноги, прежде чем идти по лестнице? На ваших ботинках, наверное, по пять кило грязи.

Через несколько секунд моему взору открылось интересное зрелище. Впереди шли Крум и Жора Бемоль, потом незнакомый малыш с повязкой на лице, в нахлобученной до носа лыжной шапке в черные и красные ромбики, а за ним — Стефан Второгодник и Валентин. Было ясно, что мальчишка не любит турпоходов по лестницам, потому что авангард тащил его за концы расстегнутого пояса, а арьергард настойчиво подталкивал в ребра.

— Ну и игра! — возмутилась тетя Пиронкова. Дверь за ней с громом захлопнулась.

— Докладывайте! — приказал я.

— Дай сначала войти. Дело серьезное!

Вошли. Все разулись и остались в носках. Кроме мальчика. Его разул я. Он ничего не видел из-за шапки.

— Товарищ командир, захвачен пленный, — гордо рапортовал Жора Бемоль. — Вот он перед тобой, один из ближайших сотрудников Джерри Блейка, во всем своем ничтожестве!

— Он сам замаскировался? — спросил я возмущенно.

— Мы ему помогли, — выпятился Крум. — Чтобы не пищал и лишнего не видел. Применили подручные средства: его собственный галстук плюс шапку Валентина.

— Хорошо сделали! — сказал я. — Не напрасно я избрал вас в помощники.

Свалили пленника на стул в моей спальне, сняли с него шапку и вынули изо рта кляп. Перед нами предстал обыкновенный первоклашка с розовым личиком и такими длинными ресницами, что ему позавидовала бы любая артистка.

— Предлагаю перекрестный допрос! — сказал Стефан.

— А я предлагаю — как скажет шеф! — подмазался Валентин. — Может, у него свои методы? Или другое мнение?

Другого мнения не было, но мне хотелось знать не меньше, чем знали остальные. В сущности, все было очень коротко. Мои люди собрались у почтамта в полдевятого. Они хотели придумать какое-нибудь успокоительное средство, потому что после вчерашней неудачи я походил на сомнамбулу. Они уже разгорячились и кричали так, что их мог слышать весь город, когда к голубому почтовому ящику робко подошел вот этот розовый мальчик. В руке он держал конверт. Из-за того, что дед Жоры был когда-то моряком, внук по наследству получил отличное зрение. Он издалека прочитал адрес на конверте и…

Наступила короткая пауза.

— И что? — безразлично спросил я.

— И сразу привели к тебе помощника нашего врага!

— Как вы узнали, что это его помощник? — мой голос оставался бесстрастным.

Валентин торжественно вынул из своего кармана конверт:

— Читай!

Вверху было написано:

«ВенЦеславу Лалову.

УлиЦа СтраЦина, 3, ВраЦа»

— Нет ни малейших сомнений! — изумился я. — Пишущая машинка та же самая!

Потом я сел напротив первоклашки, дал знак рукой, и перекрестный допрос начался:

— Фамилия, имя, отчество?

— Тинков Петр Христов, но все зовут меня Пепи.

— Гражданин Пени, это ты и есть тот самый «доброжелатель», который опускает всякие конверты в мой почтовый ящик?