Два знатных родича - Уильям Шекспир

Угодна ли тебе моя молитва!

Они снова простираются ниц. Слышится стук оружия, затем короткий гром, как

бы от шума битвы. Они встают и кланяются алтарю.

О ты, великий мощный исправитель

Седых времен работы вековой,

Решитель чести имени и сана,

Покрытых пылью славною веков;

О ты, который кровью исцеляешь

Болезнь земли и охраняешь мир

От лишнего избытка населенья,

Позволь же мне считать благоприятным

То знаменье, которое ты дал,

И действовать с отвагою во имя

Твое, великий! Рыцари, пойдем.

(Уходят.)

Входят Паламон и его рыцари.

Паламон

Должны теперь зажечься наши звезды

Сияньем новым, или же навеки

Они погаснут. Наш девиз - любовь,

И если тот девиз любви богине

Угоден, - нам победу даст она.

Итак, соедините ж ваши души

С моею; дело сердца моего

Пусть будет также личным делом чести

Для ваших чистых, доблестных сердец!

Венере весь наш подвиг посвящая,

О помощи помолимся мы ей.

Они подходят к алтарю Венеры, простираются перед ним и затем становятся на

колени.

Приветствую тебя, богиня тайн!

Ты можешь нежной силою своею

Тирана злого ярость укротить,

Как девушку, его заставив плакать;

Единым взглядом ты заставить можешь

Умолкнуть Марса грозный барабан,

Шум битвы в сладкий шепот превращая.

Калека жалкий силою твоей

Способен вдохновиться: вместо флейты

Сыграет он на костыле своем

Любовной неги сладостную песню

И пред очами Феба исцелится.

Захочешь ты - и, покорясь тебе,

Король вассалом подданного станет;

Закоренелый холостяк, чья юность

Перескочила чрез твои огни,

Как прыгают веселые ребята

Чрез праздничный костер, - попавшись в сети

Твои, поет, назло охрипшей глотке,

Любовные романсы. Что тебе,

Богиня, недоступно? Даже Феба

Ты согреваешь жарче, чем он сам

Лучами греет; смертного он сына

Сожег, а твой огонь сжигает бога!

Холодная Охотница сама,

Как говорят, была готова бросить

Свой лук для вздохов сладостной любви.

Молю тебя, как воин твой усердный:

Ко мне, богиня, милостива будь!

Всегда готов носить твое я иго

Беспрекословно, как венец из роз,

Хоть тяжелей оно, чем груз свинцовый,

И сердце жжет больней крапивы злой.

Всегда я верен был твоим законам,

Священных тайн твоих не раскрывал,

Да и не знал; но если б все их знал я,

То и тогда я не открыл бы их.

Я жен чужих не увлекал любовью,

Нескромных книг читать я не любил;

На пиршествах я гнусными речами

Не увлекал красавиц, но краснел,

Когда другие гнусно поступали.

Развратников сурово я бранил,

Им говоря: "Ужели позабыли

Вы мать свою?" А сам, имея мать,

Как женщину, ее не оскорблял я,

Уверенный, что женщину обидеть

Простительно лишь женщине. И вот

Рассказывал я им, что знал однажды

Я старика восьмидесяти лет,

Который на четырнадцатилетней

Красавице женился: ты, богиня,

Огонь любви вселила в этот прах!

То был калека старый, кривоногий;

От ревматизма пальцы все в узлах;

Глаза его, из впадин вылезая,

Готовились как будто выпасть; жизнь

Была ему, казалось, лишь мученьем.

И что же? Несчастный этот полутруп

Имел ребенка от жены прекрасной!

Ребенок был его: она сама

Мне в том клялась, - и кто б ей не поверил?

Ну, словом, я для гнусных болтунов,

Всегда грешить готовых, - не товарищ;

От хвастунов, еще не согрешивших,

С презрением отворачиваюсь я;

За тех, кто согрешил бы, но не встретил

Возможности, - я радуюсь; того,

Кто повествует о делах бесстыдных,

Свершенных тайно, - также и того,

Кто дерзко все притоны называет,

Я ненавижу. Я клянусь, что нет

Любовника верней меня! И ныне

Твоей, богиня, помощи прошу я:

Дай мне победу в битве роковой,

Я заслужил ее любовью верной!

Пошли, богиня, знаменье свое,

Чтоб я уверен был, что ты довольна!

Слышится музыка; появляются голубки, порхающие над алтарем; Паламон и рыцари

падают ниц, затем становятся на колени.

Великая, прекрасная богиня,

У смертных от одиннадцати лет

Царящая в сердцах до девяноста,

Ты, чьей охоты поле - целый мир,

А мы - лишь дичь, гонимая тобою,

Благодарю за знаменье твое!

Им сердце ты мое вооружаешь

Невинное, чтоб смело шел я в бой!

Вставайте же; богине поклонившись,

Пойдем отсюда: время истекло.

Они кланяются алтарю и уходят.

Раздается тихая музыка; входит Эмилия в белом платье, с волосами, распущенными по плечам, и в венке из колосьев; одна из девушек, в белом платье, несет ее шлейф; волосы ее убраны цветами; другая несет впереди серебряный сосуд с ладаном и благоуханиями и ставит его перед алтарем Дианы. Девушки становятся поодаль, а одна из них зажигает огонь на алтаре.

Они делают реверанс перед алтарем и становятся на колени.

Эмилия

О ты, богиня хладная, святая,

Царица ночи, в гордом постоянстве

От всех страстей свободная, немая,

Одна царишь ты в сладкой тишине

И в молчаливом созерцании мира,

Чиста, как целомудрие само,

Бела, как снег, носимый легким ветром;

И даже в девах, воинах твоих,

Ты допускаешь крови лишь настолько,

Насколько нужно для румянца щек,

Который есть знак ордена Дианы.

Как девственная жрица, пред тобой,

Богиня, я колена преклоняю;

О, удостой взглянуть зеленым оком,

Которое не зрело никогда

Нечистых дел, на трепетную деву

Твою; склони, сребристая богиня,

Свой слух, который был всегда закрыт

Для грубых слов и для нескромных звуков,

К мольбе моей, которую теперь

Я приношу тебе в священном страхе.

В последний раз, как девственница, я

Молюсь тебе; одета я невестой,

Но сердцем - дева; выхожу я замуж,

Но за кого, - не знаю; одного

Из двух должна я выбрать и победу

Послать ему молю тебя, но выбор

Пусть не зависит от меня; когда бы

Решала я сама, то я сказала б:

Равны они! Губить ни одного

Я не хочу, и если кто погибнет,

Пусть будет он не мною осужден!

А потому, о скромная богиня,

Победу дай тому, кто больше любит

Меня и больше прав имеет: пусть

С меня снимает он венец мой брачный,

Иль повели мне до скончания дней

Продлить безбрачья нить, остаться девой,

Как пред тобой я девой предстою.

Серебряный сосуд исчезает под алтарем; на его месте появляется куст с розой

на вершине.

Так вот каков, владычица благая

Приливов и отливов, твой ответ,

Из недр святого алтаря восставший!

Одна лишь только роза! Если верно

Я поняла, ответ твой означает,

Что в битве оба витязя падут,

И я одна останусь, без супруга,

Как девственный, не сорванный цветок!

Раздаются внезапные звуки инструментов, и роза падает с куста, который

исчезает под алтарем.

Цветок упал, за ним исчез и куст.

Богиня, облегчаешь ты меня!

Я вижу, что супруга получу я,

Но воли все ж не знаю я твоей:

Она покрыта тайной.

(Встает.)

Я надеюсь,

Что угодила я своей молитвой:

Ко мне богини милостив ответ.

(Уходит.)

Сцена 2

Афины. Комната в тюрьме.

Входят доктор, тюремщик и жених в одежде Паламона.

Доктор

Ну, что ж, помог ли мой совет?

Жених

Да, очень:

Знакомые девицы, к ней придя,

Ее почти совсем уж убедили,

Что я - сам Паламон; чрез полчаса

Она пришла ко мне и, улыбаясь,

Спросила, что я ем, и не хочу ли

Поцеловать ее. На это я

Ответил ей: "Хочу, мой друг", и дважды

Поцеловал.

Доктор

Отлично! Двадцать раз

Еще бы лучше: ведь в этом все лечение.

Жених

Затем она сказала мне, что будет

Без сна всю ночь, чтоб уловить тот час,

Когда я к ней почувствую влечение.

Доктор

Пускай; когда влечение то придет,

Его сейчас же удовлетворяйте.

Жених

Затем она меня просила спеть.

Доктор

Что ж, пели вы?

Жених

О, нет!

Доктор

Ну, это плохо:

Во всем ей надо угождать.

Жених

Увы!

Ведь голоса я, доктор, не имею!

Доктор

Ну, все равно: какой-нибудь хоть звук

Издайте; все, чего б ни попросила,

Ей делайте; захочет, - лягте с нею.

Тюремщик

Ну, доктор!

Доктор

Да; так требует лечение.

Тюремщик

Но прежде надо помнить то, чего

Честь требует.

Доктор

Вот нежности пустые!

Иль честь дороже вам, чем ваша дочь?

Сперва ее нам вылечить вы дайте,

А после, если ваша дочь честна,

Она пойдет вперед!

Тюремщик

Спасибо, доктор.

Доктор

Нельзя ль позвать ее сюда? Хочу

Ее я видеть.

Тюремщик

Я схожу за нею,

Скажу, что Паламон ее зовет;

Но, доктор, не опасно ль?

(Уходит.)

Доктор

Ладно, ладно!

Вы все, отцы, порядочные дурни;