Матрица Макиавелли - Дмитрий Евгеньевич Наумов

пенсией при нынешней жизни не выживет.

– Ну вот, теперь вижу нормального человека без излишнего оптимизма. Не беспокойся – твою пенсию она будет получать пожизненно. А пенсия у тебя будет хорошая, об этом я позабочусь.

– Спасибо, товарищ! – Черняев рассмеялся. – Ну как с таким начальником не быть оптимистом!

– Ладно, раз такое дело и я тебя долго не увижу, пойдем поднимемся ко мне, выпьем по пятьдесят грамм, не по-русски это – в такой путь отпускать тебя трезвым.

Они поднялись в кабинет директора департамента, и Сергей Афанасьевич, переключив телефоны на помощников, попросил их не беспокоить докладами в течение получаса. Открыв небольшой бар, встроенный в стандартную панельную стенку, молча пальцем, как бы пересчитывая бутылки, показал на содержимое. Выбрать было из чего, но Черняев, ухмыльнувшись, показал на бутылку водки.

– Если провожать по-русски, то водкой.

– Согласен. – Сергей Афанасьевич достал бутылку водки, две рюмки и из холодильника баночку корнишонов. Разлил водку по рюмкам и выложил маленькие огурчики в небольшую тарелочку.

– Ну что, «турыст», давай выпьем за удачную поездку. Не хулигань там… Да, не забудь магнитик привезти.

Выпили, посидели молча, каждый думая о своем. Разлили по второй.

– Не переживай, все будет хорошо, привезу я тебе магнитик. Считай, что ты послал меня в командировку проверить исполнение твоего приказа – обычная рутина. – Черняев решил успокоить своего друга. Да, уже просто друга, с которым столько лет были где-то рядом, выполняя работу каждый на своем участке, особо не распространяясь о своих успехах, соблюдая строгие правила конспирации, принятые в этом строгом учреждении. И вот они прошли свой путь от младших оперов до сегодняшних высот, и надо было думать о том, как красиво уйти со службы, оставив о себе память у молодого поколения оперативного состава, у которого эта «точка невозврата» еще в далеком будущем.

– Да, – вздохнул Сергей Афанасьевич, – не думал, что буду тебя провожать в такую командировку. Но ты сам решил… Женя, а ты иногда вспоминаешь девяносто первый год?

– Что значит «вспоминаешь»? Я его и не забываю. Год нашего позора. Мне потом многие в глаза говорили, что это мы виноваты в распаде Советского Союза. Виноваты своим бездействием… А что мы могли? Как и все военные люди, мы могли действовать только по приказу. Да даже если бы был приказ, как идти против своего народа? А ты же помнишь, как на площади снимали памятник Дзержинскому? Эти молодые энтузиасты на площади были абсолютно уверены, что они ведут страну к светлому будущему, где все люди в христианском братском порыве будут жить в мире и в созидательном порыве построят царствие небесное равенства и справедливости. Вот только разгонят этот ненавистный КГБ, и врата земного рая раскроются сами собой… Интересно, сейчас эти люди, которые тогда снимали памятник Дзержинскому, чувствуют себя счастливыми?

– Кто-то, наверно, счастлив… Помнишь, тогда, когда мы поздно вечером стояли у окна на восьмом этаже и смотрели сверху на всю эту вакханалию с памятником, ты сказал, что не хочешь больше защищать этот народ и рисковать своей жизнью ради них в горячих точках?

– Ну, знаешь, тогда было такое настроение… Да и чего не скажешь в сердцах, особенно когда знаешь, что их упреки тебе несправедливы. Да и потом, они ведь не знали всех тайных пружин, с помощью которых ими управляют и направляют их позитивную энергию на подлые дела. Им ведь долгие годы пальцем показывали на Лубянку как на башню Саурона…

– Кого?

– Да это из Толкиена, из его фэнтези «Властелин колец»… Там есть персонаж – Саурон, враг всех свободных народов Средиземья. Так вот его башня – это аллегория всех темных сил.

– А, ну да, я сразу не врубился. Давай выпьем и за этих людей, как бы высокопарно это ни звучало. Может быть, они хоть сейчас понимают значение нашей с тобой работы. И простим им прошлые заблуждения.

– Давай. Только у кого-то это были заблуждения, а у кого-то осознанная позиция. Александр Николаевич Яковлев со товарищи в свою бытность много сделали, чтобы родное Отечество было для некоторых хуже Мордора.

– Не любишь ты Яковлева…

– Я Родину люблю, она у меня одна. Какая ни есть. Другой не будет.

– Ладно, давай по третьей. За нас и за всех офицеров, оставшихся верными своему долгу и присяге. Стоя.

Перед тем как распрощаться, Сергей Афанасьевич попросил отработанные материалы сдать в секретариат, текучку передать Фролову.

– Кабинет твой мы за тобой и оставим, можешь не беспокоиться. Цветы только с подоконника кому-нибудь передай, а то засохнут в твое отсутствие.

– Ты думаешь? А вдруг профессор Плейшнер не увидит цветов и подумает, что явка провалена?

– Ладно, иди, все шутки шутишь.

* * *

672 г. Хиджры (ноябрь 1273 год от Р. Х. г. Идлиб, провинция Алеппо, Сирия)

Месяц Шавваль

Идлиб, провинция Халеб, Сирия

Начальник личной охраны Шейх аль-Джабаля был крайне взволнован, когда буквально вбежал в дальнюю комнату дворца Старца Горы и, ожидая разрешения на доклад, остановился у края большого персидского ковра, покрывавшего все пространство небольшого личного кабинета Шейха. Старец Горы, нагнувшись над резной конторкой, что-то записывал на пергаментном листе. Не поворачиваясь к начальнику охраны, он несколько раздраженно спросил:

– Что еще?

– О повелитель, вернулись два разведчика. Войска Бейбарса на подходе к Хаффе. Еще один день перехода – и они будут здесь, а нам нечего им противопоставить. Я обязан выполнить свой долг и сохранить вашу драгоценную жизнь, мой повелитель. Если вы попадете в руки этих шакалов, они вас не пожалеют. В Дамаске уже собирают улемов для суда над вами как над еретиком. Мы готовы отдать свои жизни и защищать вас, мой повелитель, до последнего федаина, но эту лавину нам не сдержать.

– Знаю, Джафар, знаю. Седлайте коней из расчета четыре группы по двадцать человек, а мне пришли четырех посвященных, которые находятся в Идлибе.

– Посвященных какого уровня, мой повелитель?

– Конечно, уровня «дай аль-кирбаль». Я им дам свои последние наставления перед тем, как мы все уйдем в историю и растворимся в легендах верных дервишей.

Ближе к вечеру в маленьком кабинете собрались четыре еще достаточно молодых, но уже с большим опытом человека, одетых в одинаковые черные одежды и внешне похожих друг на друга, как братья. Каждому из трех он велел взять по большому кожаному баулу, в которых находились священные книги низаритов, и вручил пергаментные листы, на которых были написаны адреса, куда надо было доставить эти баулы. Первый должен был отправиться в маленький рыбацкий поселок Латакка, где его ждал небольшой корабль с одиноким треугольным парусом,