Каждый день, каждый час - Наташа Драгнич

ГЛАВА 8

Это был вечер Доры. Цветы едва помещались в комнате. Друзья, поднимающие за нее бокалы. Рай. Или даже лучше. Завтра вечером она впервые выйдет на сцену как профессиональная актриса. Ее первый ангажемент. Корделия. Она мечтала об этом. Корделия, первая роль. Она так счастлива, что готова заплакать. Мир вертится вокруг нее, как она и хотела. 1984 год.

Андре был рядом. Он всегда был рядом, уже четыре года, но сегодня его лицо покраснело от волнения. Андре постоянно ее целовал, Дора смеялась, но не особенно обращала на него внимание, ведь это был ее вечер: сегодня она сдала заключительный экзамен, вернее, создала роль. На нее смотрели, молча и недоверчиво, пока один из членов комиссии не поднялся и не начал аплодировать. Крики «браво», объятия, но она все еще была Антигоной. Дора дрожала всем телом. Жанна накинула ей на плечи легкий свитер и вывела на свежий воздух, где Дора внезапно разрыдалась. Голос Жанны звучал совсем близко, но Дора не понимала ни слова, ее голова была полна впечатлений, перемешанных с солью. Она посмотрела на небо, но ничего не увидела — было слишком поздно. Лето, но не было видно ни облачка. Дора зарыдала с новой силой, таким грустным показалось ей безоблачное небо. Она продолжала громко всхлипывать, когда пришел Андре, обнял ее, поцеловал и отвел обратно на вечеринку. Притащил. Словно трофей.

— Ты же не хочешь снова заплакать?

Дора неуверенно покачала головой. В ее мыслях звучали разные голоса.

— Хорошо, а то мне нужно сказать тебе что-то важное.

Неужели и в его голове полно голосов?

— Мы не могли бы ненадолго остаться одни?

Она не имела ничего против. Нет, в мыслях Андре только бесконечные ряды цифр. Возможно, это даже к лучшему. Дора икала как пьяная. Андре тянул ее за собой в одну из комнат, она подмигивала и улыбалась попадавшимся навстречу людям. Отцу с двумя стаканами: полным и пустым. Маме с волосами, недавно выкрашенными в красный цвет. Марку, который в самом начале вечера пообещал написать для нее пьесу и посмотрел так серьезно и внимательно, что Доре стало не по себе. Она опять обрадовалась, что у него не зеленые глаза. Улыбающийся Антуан с женой. Незнакомая пожилая дама... Наконец, они оказались в комнате, где стояли узкая кровать и стул и валялось огромное количество легких курток и шелковых шалей: летние ночи в Париже могут быть прохладными, никогда не угадаешь заранее.

— Дора, выходи за меня! — выкрикнул Андре, а может быть, ей только показалось? Он редко повышал голос. Если хорошенько подумать, она никогда не слышала, чтобы он кричал. Нет. Еще никогда. — Будь моей женой!

Вместо того чтобы промолчать, Дора спросила: «Зачем?» Трудно было найти более неподходящее слово. Андре медленно опустил голову и, пока Дора искала нужные слова в «Антигоне», вышел из комнаты. Он не бежал, не спешил, но Дора никак не могла его остановить, словно их разделяли века. Он ушел. В ее вечер. Дора почувствовала, что никогда не сможет его простить. Правда, она не была в этом полностью уверена. В этот вечер, когда казалось, что всё возможно, что наконец-то всё идет так, как надо.

Она посмотрела в окно. По-прежнему ни облака. А вот этого она ему — Дора и сама не знала кому, то ли небу, то ли Андре, — никогда не простит.

Лука старался двигаться как можно тише, чтобы не разбудить женщину, лежавшую рядом. Он не знал, как ее зовут, но ему было абсолютно все равно. Точно так же как вчера, позавчера, три дня назад и весь последний год. Майя, Ивана, Анита, Ася, Вера, Бранка... Лес имен, женских тел, слабое желание новой встречи. Как пакетик мармеладных мишек. Различные по вкусу и цвету, но мало отличающиеся друг от друга. Именно поэтому Лука не любил мармелад!

Он осторожно натянул брюки, в спешке забыв застегнуть рубашку. Хорошо, что на улице лето и одежды не так много — легко раздеться и одеться. С женщинами и того проще. Стянул платье, и всё. Лука усмехнулся. Он прошел в ванную, тихо умылся. В зеркале над раковиной он увидел свое отражение: черные волосы действительно слишком отросли, глаза по-прежнему зеленые, но покрасневшие и усталые. Однако он был удовлетворен. Привет, пока! Прошлая ночь была не так уж плоха, возможно, имело смысл узнать ее имя, номер телефона. Лука снова усмехнулся. Не важно. Никакой разницы. Он вышел из ванной, из квартиры, легко сбежал вниз по лестнице.

Ночь уже не была такой темной. Внезапно он почувствовал странную тоску и беспокойство. Сегодня он отправится в Макарску. Домой.

Зазвонил телефон. Дора была смелой, как всегда говорила ее мама. Храброй и решительной, только и всего. Поэтому она тут же сняла трубку.

— Oui?

— Это я.

Конечно, кто же еще!

— Это Андре.

Да, и что?

Длительное молчание.

— Дора, ты меня слышишь?

— Да.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— А в чем проблема?

— Я могу к тебе зайти?

— Запросто!

— Что-то с линией. Дора, ты меня слышишь?

— Слышу.

— Так я могу прийти прямо сейчас?

— D'accord.

— Я скоро буду. Дора, я...

— Что?

— Ничего. Скоро приду.

Дора положила трубку. На часах 9:52. Еще очень рано. Из ее маленькой квартиры на улице Медичи открывался вид на Люксембургский сад, Дора глубоко вздохнула. Она любила эту квартиру, парк, кукольный театр, куда часто ходила и знала наизусть все пьесы и роли. Окрестности, где поблизости находилось все необходимое. Дора всегда хотела жить здесь, и отец дал ей такую возможность, оплачивая половину арендной платы. Правда, Дора была уверена, что теперь, когда она начнет работать и зарабатывать, его помощь больше не понадобится. Она рассмеялась. Раннее утро хорошо на нее действовало. Дора чувствовала себя прекрасно. Даже приход Андре не сможет ничего изменить.

Автобус повернул, и перед Лукой открылся вид на город. Еще четверть часа, и он будет на месте. Последний раз он приезжал сюда несколько месяцев назад. Море. Ему до боли не хватало его. Рядом с морем было легче дышать. Как долго он еще выдержит без него? На октябрьской выставке в Париже будет еще тяжелее. Но из Загреба он уедет. Почти решено. Не то чтобы он был уверен в своем решении. Но ему было необходимо приехать сюда. Он чувствовал, что выбора у него нет. И ему это нравилось. В Макарске он дома. Всегда. Здесь все было осмысленно, все имело значение. И здесь было море. Никакого сомнения, что после выставки он ни на минуту не задержится в Париже. Даже если Кристиан попытается его убедить. Париж, конечно, грандиозный город, особенно для молодого художника. Такая возможность выпадает далеко не каждому. Разумеется, он взволнован, уже почти все подготовил, но кто знает, вдруг появится еще пара картин. Ему ведь действительно нравилось рисовать. Возможно потому, что все сразу становилось ясным. Внезапно. Или это усталость и нехватка сна? Нет. Не может быть.