Каждый день, каждый час - Наташа Драгнич

— Лука, открой дверь! Мы должны взять себя в руки, должны вызвать врача, позаботиться о похоронах, нужно принять решение. Пожалуйста!

Да, Ана права. Он должен принять решение. Стать взрослым.

Телефон вновь зазвонил. Дора не двинулась с места. Ей нужно подумать. Отправиться в путешествие, полное воспоминаний, даже если у нее нет визы. Чувства появлялись и исчезали, прежде чем она могла их запомнить. Но Дора понимала, как они важны. Если она хочет продвинуться дальше, она должна вспомнить. Море под ясным небом. С этого все началось. Нет, не с юга Франции. Не с тех мест, где последние годы она бывала с родителями. И ни в коем случае не с Бретани. Должно быть другое море. Страх продолжал вести ее вперед. Он был ее проводником. К утесу. Дора громко заплакала. Чего же она боится?

Он открыл дверь и увидел маленькую, хрупкую, темноволосую девочку, которая смотрела на него большими черными глазами и протягивала ему руку...

— Наконец-то!

Ане всего тринадцать лет, но она такая же мудрая, как старый рыбак Тома, что либо с сетями, либо с трубкой вечно сидит в гавани рядом со своей лодкой. Его темная, пропитанная солнцем, ветром, солью кожа излучала тепло. У старого дядюшки Тома всегда было время. Он говорил немного. Но с ним можно было посидеть и все рассказать. Или помолчать вместе. Так или иначе, рядом с ним становилось лучше. Намного лучше. Это уж точно. Около него обреталась уверенность и готовность к следующему шагу. Страх проходил, открывая новые ожидания.

Лука обнял сестру и крепко прижал к себе. Ана нуждалась в нем. Возможно, он сумеет ей помочь. Это было прекрасно. Чувствовать, что можешь кому-то помочь.

Разве можно быть слишком маленькой в шесть лет?

— Мне жаль, мне так жаль... — Лука плакал, уткнувшись в волосы Аны. У нее были густые золотисто-медовые длинные волосы, в которые хотелось зарыться. Лука не делал этого. Он и так слишком долго прятался. Хватит. Пришло время принимать решения, и он позаботится, чтобы не стало еще хуже. В его руках Ана успокоилась. Лука не знал, что она чувствовала, облегчение или ярость, верила она ему или нет. — Я обо всем позабочусь, не беспокойся, я все сделаю... — Ана не шевелилась, она слабо дышала, вздрагивали, снова успокаивалась. — Мне жаль, я так надолго оставил тебя одну, мне очень жаль, я обещаю тебе, всё будет хорошо... — Точно то же он мог говорить самому себе.

— Я хочу, чтобы папа пришел домой. — Голос Аны звучал ясно, словно море зимой.

Так просто.

Вопрос: для чего? Слишком мала для чего?

Ночь. Лука не спал. Рядом с ним на кровати лежала сестра. Она дышала спокойно и размеренно. Иногда во сне она слегка улыбалась. Лука не удивлялся. Мама умерла сегодня, но она улыбалась тому, что папа придет. Она все еще маленькая девочка. Ей только тринадцать. Насколько большая разница между тринадцатью и пятнадцатью? Можно ли быть ребенком в пятнадцать? Иногда ему казалось, что последний раз он был ребенком, когда ему было три года. Но ведь не все же такие, как он. Хотя пятнадцать лет — это много.

Слишком маленькая, чтобы жить. Если уже в шесть лет всё ясно и решено, чего ждать в будущем?! Голова Доры лихорадочно работала.

Лука поднялся и подошел к шкафу, едва слышно открыв дверцу. Он не хотел будить Ану. Внизу, в самом дальнем углу, стояла деревянная коробка, которую много лет назад он расписал морским орнаментом и оклеил ракушками. Лука протянул руку. Шкатулка не жглась и не кусалась. Лука осторожно вытащил ее из шкафа. Он и сам точно не знал, что в ней.

Полная луна ярко освещает комнату. Сев по-турецки, Лука поставил коробку на покрытый ковром пол. Она тяжелее, чем он предполагал. Он положил на крышку шкатулки обе руки. Пальцы двигались сами собой, так он и сидел посреди ночи, поглаживая деревянный сундучок. Ему восемнадцать лет, но чувствовал он себя, словно восьмилетний. Потому что, когда ему было девять...

Доре казалось, что она собирает пазл. У нее есть все кусочки, но нет образца. Картинки, на которую она могла бы посмотреть. Ее охватила безнадежность. Возможно, это лишь плод воображения. Возможно, она просто выросла. Возраст, только и всего, как сказала бы мама. Может быть. Если бы не это чувство. И если бы где-то в этой квартире не хранился ящик, где лежали ее вещи, привезенные из другой страны. Возможно, из ее жизни. Зазвонил телефон. Черт бы его побрал! Дора встала и вышла из комнаты. Из квартиры. Она закрыла за собой дверь, как будто ей кто-то приказал.

На следующий день после похорон Лука отправился домой к своей учительнице рисования. Фрау Месмер жила в старом каменном доме за городом, дорога вдоль моря вела дальше, к Дубровнику. Ее муж умер десять лет назад. Он был художник. В доме повсюду висели его картины.

Ни в коридоре, ни в гостиной не было ни одной фотографии. Они сидели на террасе, фрау Месмер принесла прохладный чай. Лука выглядел очень взрослым.

Они пили, не говоря ни слова. Молчать было приятно. Они смотрели на море. С террасы открывался прекрасный вид на полуостров Святого Петра и мыс Осеява. На часах было 9:45, паром отправлялся в Сумартин, на остров Брач. Лука никуда не торопился. Он чувствовал, что постепенно успокаивается, удобно устроившись в плетеном кресле с мягкой обивкой.

— Я видела твоего отца. Хорошо, что он вернулся. — Фрау Месмер смотрела в свой стакан.

— Да, хорошо.

— Я слышала, он собирается купить маленький отель на пляже Донья Лука.

— Кажется, да.

— Это хорошо.

— Да, хорошо.

Вновь повисла тишина.

— У вас красивый дом.

— Да, серьезно?

Они снова пили, молча. У Луки было чувство, что время остановилось. Как будто его вообще не было. Он закрыл глаза и ни о чем не думал.

— Итак, ты все же переменил решение. — Учительница склонила голову и посмотрела на него поверх очков. Он еще не успел ничего ответить, как фрау Месмер добавила: — Это хорошо, я очень рада. — Она сделала небольшой глоток чая. — Ты талантливее всех, кого я знала, и кому мне доводилось преподавать. Я за тебя очень рада.

Она отставила стакан в сторону, в котором солнечные лучи блестели разноцветными красками.

— Это единственное, чем я хочу заниматься. Всю жизнь. Я хочу только рисовать. Стакан, наполненный светом. Море во все времена года и при любой погоде.

— Хорошо.

— Море и свет. Я хочу изобразить свой внутренний мир.

Мгновение она молчала, внимательно его разглядывая. Нет, не так, как если бы видела впервые, а словно они были знакомы всю жизнь.

— Это может причинить тебе боль, — только и сказала она.

Молчание затянулось. Фрау Месмер встала, достала из верхнего ящика заклеенный конверт и отдала Луке. Он смущенно и взволнованно посмотрел на учительницу.