Они живут рядом со мной - Анатолий Онегов

Пес ходит впереди широкими охватистыми кругами. Сзади осталось редколесье, частый березняк, и вот ельник, и в ельнике раздается первый звонкий голос собаки… Белка… Собака обнаружила белку…

Первую белку собаке показал я. Я сам отыскал то место, где зверек только что спускался на землю покопаться у корней дерева. Собака обнаружила запах, заинтересовалась. Но белка ушла вверх по стволу и стала недоступной для пса. Тогда я завершил охоту и преподнес зверька своему товарищу.

Человек с честью выполнил роль разведчика-наблюдателя, познакомил своего помощника с теми местами, где может бродить зверек, а потом добыл его. Сейчас охоту снова завершу я. Белку собака отдаст мне, получив за это ласковые слова и новый приказ «искать». И мы идем дальше. Я не спешу и добрым словом вспоминаю волков, коллективные набеги ворон на мою лодку и, конечно, сову, которая нашла общий язык с моей собакой раньше меня.

Сейчас мой друг уже верит мне. Эта вера пришла со временем, пришла от моего большого старания доказать собаке, что я нужен ей. Только так завоевал я доверие своего пса… Могла ли ворона-наблюдатель пользоваться авторитетом у своих собратьев, если бы плохо знала каждый шаг человека?.. Могла ли волчица возглавлять охоту на лося, если бы слишком часто ошибалась в выборе места для засады и упускала бы всякий раз тот момент, когда терпеливое ожидание всей стаи должно было перейти в стремительную и расчетливую атаку…

А как же белка, отданная собакой в руки человеку?.. Разве коллективная охота не устраивается именно для того, чтобы добыть побольше и честно поделить добытое?.. Не торопитесь, вспомните сову — ведь собака не ела мышей, но с упоением охотилась и без особого сожаления отдавала пойманного зверька своему напарнику. А может быть, мой авторитет скоро станет настолько велик, что белка в зубах собаки перестанет быть непременным условием наших охот, и тогда мы будем просто разыскивать в лесу птиц и зверей и поближе знакомиться с ними.

ГОЛОД. КЛЫКИ. ПРЕГРАДЫ

Медведь встретил меня грозным, хриплым ворчанием… Я неплохо знал этого зверя, давно считал его своим мирным и сговорчивым соседом, хотя наши добропорядочные отношения и складывались долго и трудно.

Первая встреча с этим медведем проходила более чем натянуто. Такими же, не совсем спокойными для меня, были и последующие наши встречи на таежных тропах. До сих пор эти тропы принадлежали только ему, я был незваным гостем, пришельцем, а потому и не удивлялся, что медведь продолжал относиться ко мне подчеркнуто недоверчиво…

Но потом что-то произошло: то ли зверь как-то разобрался, что я, человек, не желаю ему ничего плохого, то ли этот человек ему попросту надоел и он по-своему, по-медвежьи, «махнул на меня лапой» — так или иначе, но только однажды мы встретились с ним на берегу озера и, не доставив друг другу никаких неприятностей, спокойно разошлись, как расходятся мирно настроенные существа. Вот после той встречи и появилась у меня глубокая вера, что теперь всякая недоговоренность между мной и этим медведем исчезла и любая наша последующая встреча, конечно, окончится более чем неприветливо… Но сегодня медведь встретил меня более чем неприветливо…

На днях по тайге прошли волки. Они спустились к озеру, медленно и скрытно обошли его, собрались на краю болота, долго стояли в еловой чащобе, а потом развернутой цепью бросились к ручью.

На берегу ручья остались следы хищников и отпечатки копыт лося. Лось искал спасения на болоте, но не нашел. Серые охотники настигли его и быстро справились с животным, завязшим в болотной трясине. Волкам хватило части добычи. А остальное отыскал и вытащил из трясины к краю болота медведь.

Встретив следы волков и следы лося, я пошел по этим следам, забрался в болотный чащобник и здесь, на границе кустов и чистины, неожиданно увидел медведя.

Медведь, занятый едой, по-видимому, тоже не догадывался обо мне до тех пор, пока я не появился из кустов чуть ли не перед самым его носом. Он глухо зарычал, свирепо уставился на меня своими небольшими, глубоко утопленными глазами и, поведя вверх губой, обнажил клыки…

Надо было уходить. Уходить тут же, но уходить медленно, ни в коем случае не бежать, а покорно отступать, надеясь на благоразумие животного… Я вяз в болоте, пятился назад, снова проваливался в густую, вязкую жижу, спотыкался о кочки, но все-таки отступал… А медведь продолжал рычать…

Голод вмешался в наши отношения, и я, вчерашний сосед, сосед мирный, доброжелательный, сейчас стал для хозяина тайги соперником, явившимся к чужому столу, врагом, спор с которым, судя по всему, теперь мог быть разрешен только клыками…

От медведя удалось уйти… Но после этой встречи осталось чувство обиды и собственной слабости перед Его Величеством Голодом, способным разом разрушить все прежние отношения, все договоренности и договоры…

Сегодня Голод правил на озере… Щуки недавно отнерестились, успели отдохнуть после нереста на глубинах, и теперь Голод вывел этих хищников к берегам озера и бросил их друг на друга…

С утра, с первыми лучами солнца, у края травы, только что поднявшейся со дна, загуляли, заиграли красноперки, собравшиеся отметать икру…

Пожалуй, красноперка была в этих местах единственной рыбой, которая с успехом совмещала свои весенние брачные игры с завтраками, обедами и ужинами. Во всяком случае, аппетит у красноперок в отличие от щук во время нереста не пропадал.

Если щуку, метавшую икру, нельзя было сманить ни блесной, ни живцом — щуки даже после нереста продолжали поститься длительное время, будто готовясь к всеобщей охоте — жору, — то красноперки тут же замечали кусочек червя на крючке и наперегонки неслись к поживе. Мой поплавок тут же скрывался в воде, следовала подсечка, и яркая, золотистая рыбешка перекочевывала из озера ко мне в лодку…

Вот в лодке оказалась вторая красноперка, вот третья точно такая же рыбка принялась топить мой поплавок… Но третью рыбку вытащить в лодку я не успел — из-за камня к ней кинулся голодный щуренок.

Щуренок был совсем небольшим, добыча для него оказалась великоватой, и он, ухватив поперек красноперку, уже попавшуюся на крючок, заторопился обратно к своему камню… Но вернуться обратно в засаду прожорливому щуренку было не суждено…

Из жидких зарослей весенней травы к лодке метнулась еще одна зеленая стрела, мелькнула зубастая пасть еще одной щуки, побольше, и эта пасть тут же стиснула бок нерасторопного щуренка.

Все складывалось неожиданно… Крючок удочки проглотила красноперка. В красноперке увяз зубами небольшой щуренок, а этого щуренка вместе с красноперкой собирался утащить еще один охотник… Щука, собиравшаяся проглотить и щуренка, и красноперку, все еще продолжала двигаться после броска к добыче, но вот она почувствовала, что леска удерживает ее, и тряхнула головой. Потом хлестко ударила хвостом по воде, и два хищника: один жертва, другой охотник — тяжело завертелись около лодки.