Тверской бульвар - Лев Колодный

Покинул особняк и жену, великую актрису Малого театра, известный адвокат Николай Шубинский. Двух других домовладельцев знала вся Россия. Особняк, где в ХIХ веке жил фаворит Екатерины II Римский-Корсаков, принадлежал графу Сумарокову-Эльстону.

Выстрел в спину. Мужик Распутин и князь Юсупов

Вряд ли общались на Тверском бульваре соседи – русский князь и еврейский банкир, хотя оба владели стоявшими рядом особняками. В пушкинские времена они составляли одну роскошную усадьбу известного нам бывшего фаворита Екатерины II генерал-адъютанта Ивана Николаевича Римского-Корсакова. Та половина усадьбы, что сейчас под № 24, являлась собственностью князя Юсупова графа Сумарокова-Эльстона. Другую половину, под номером № 26, купил петербургский банкир Рубинштейн и перепродал купцу Яголковскому и его жене. В 1917 году, как известно, князь и купец, домовладельцы Тверского бульвара и всей Москвы, лишились недвижимости, родины, многие из них – жизни.

В интересном путеводителе Юрия Федосюка «Москва в кольце Садовых» о бывших домах князя и банкира я узнал: «Последними владельцами этих домов по странной случайности были лица, тесно связанные со зловещей фигурой Распутина: дом 24 принадлежал участнику убийства “старца” князю Феликсу Юсупову, а номер 26 – распутинскому дружку известному авантюристу и шпиону Дмитрию Рубинштейну, колоритно описанному в романе А.Н. Толстого “Черное золото”.

В романе писатель с турецким именем Хаджет Лаше, встречавшийся в Москве с Лениным, в Стокгольме предлагает редактору русскоязычного “Скандинавского листка” продать влиятельную газету и пеняет ему на то, что поместил заметку об английской гарантии денег бежавшего из России генерала Юденича. А после объяснения редактора писатель заключает:

– Теперь я верю, это простой промах редакции, – заметка желтая и помещена Митькой Рубинштейном. Вы знаете, что он играет на понижении курсов?

– Пускай Рубинштейн спекулирует, тем лучше, – ответил редактор. – Юденич натворит меньше зла с дутой валютой»…

В книге «200 лет вместе» Александр Солженицын цитирует донесение посла США в Швеции, сообщавшего в 1918 году, что банкир Дмитрий Рубинштейн из России «перебрался в Стокгольм и стал финансовым агентом большевиков».

В романе «Нечистая сила» Валентина Пикуля есть такой эпизод: «Банкир Дмитрий Львович Рубинштейн, которого в петербургском обществе называли Митькой, поднес в презент Распутину несколько акций Русско-Французского банка, но подарком не угодил.

– На што мне акцы твои? – сказал старец Митьке. – Я вить на биржу не ходок… Не моего ума дело. Это вы, образованные там всякие, на бирже треплетесь.

Митька Рубинштейн не стал спорить и стоимость акций тут же перевел в наличный чистоган, от которого Распутин не отказался…»

Не подносил «Митька» Распутину «несколько акций», не разменивался на мелочи. 200 000 рублей пожертвовал премьеру России на содержание лазарета. Передал под него свой особняк в Петербурге на Васильевском острове. Арон Симанович, бывший секретарь «старца», в мемуарах «Распутин и евреи» вспоминал: «Лично для себя Распутин от Рубинштейна ничего не требовал», называл его «умным банкиром», более того, представил Александре Федоровне, когда императрице понадобилось в глубокой тайне перевести деньги бедным родственникам в Германии во время войны с Россией.

То, что «колоритно описано» в романах, в жизни далеко не так, как и в путеводителях, где описывается Тверской бульвар. Дмитрий Рубинштейн, кандидат права, окончил университет в Харькове, откуда был родом, он никогда не являлся германским шпионом. Его «авантюризм» ничем не отличался от поведения других таких же сказочно богатых банкиров накануне революции в октябре 1917 года.

После кровавого немецкого погрома 1915 года в Москве инженер Нирнзее Эрнст-Рихард Карлович, владевший вблизи Тверского бульвара построенным им самым высоким в Москве десятиэтажным домом.

У двух одиночеств, живших здесь, я бывал. Литературный секретарь писателя Леонова Николай Стор рассказывал, как чуть было не стал секундантом на дуэли Есенина. Москвовед Романовский показал этажерку с книгами о Москве, где были издания, стоившие больше моей месячной зарплаты в газете.

Строение в Большом Гнездниковском переулке, 10 Нирнзее продал за 2 миллиона 100 рублей Рубинштейну. Дмитрий Леонович, он же Львович, которого называли за глаза «Митькой», владел банками, страховыми обществами, акциями влиятельной петербургской газеты «Новое время». Но «умный банкир» чуть было не попал на виселицу. Выкупив акции страхового общества «Якорь», перепродал их шведам и отправил в Стокгольм планы застрахованных сооружений. На границе при досмотре планы вызвали подозрение в шпионаже, отправителя арестовали и передали комиссии генерала Батюшина, охотившейся за изменниками, особенно за теми, кто бы мог откупиться. Рубинштейн владел 300 миллионами рублей клиентов в своих банках. Пять месяцев просидел в тюрьме, по словам генерал-лейтенанта Курлова, «без всяких оснований». Помогли избежать суда по законам военного времени Распутин и Александра Федоровна.

Души не чаяли в Распутине наследник престола Алексей, Николай II и царица. Оставаясь с «Нашим другом» наедине, она никогда не имела с ним интимной связи, о чем ходили упорные слухи по империи. Распутин влиял на политику в России, по его совету смещались и назначались министры. Но «зловещей фигурой», «проходимцем», «юродивым» Григорий Ефимович не был. А был крестьянином из сибирского села Покровского, «матерым человечищем», как выразился не по его адресу Владимир Ильич Ульянов (Ленин), придя в восторг от чтения «Войны и мира» Льва Толстого.

Природа наградила Григория не объяснимыми ни одной академией наук феноменальными способностями. В «Истории Великого Октября» академик Минц утверждал: «Играя на привязанности царицы к сыну, страдавшему от неизлечимой болезни крови (гемофилия – длительное кровотечение из-за несвертываемости крови), Распутин убедил императрицу, что своими “молитвами” он может уберечь наследника от болезни. Распутин втерся в доверие к царице, а через нее влиял на Николая II». На самом деле без молитв Распутин останавливал кровотечение из носа у ребенка, чего не могли придворные врачи, бессильные помочь Алексею.

Память хранила в голове странника, побывавшего на Афоне и в Иерусалиме, Священное Писание. Он мог на равных вести беседу с учеными монахами, иерархами Русской православной церкви. Религиозность совмещалась у него с бурной светской жизнью, ресторанами, кутежами, пением цыган и плясками. За столом он не ел мясо, сладкое, не курил, не любил водку, но мог выпить бутылку мадеры, сохраняя самообладание. В Москве тайные агенты полиции сфотографировали его буйное веселье с цыганами в ресторане «Яр». В.Ф. Джунковский подал снимок Николаю II и лишился должности.

В сорок с лишним лет «старец» обладал сексуальностью подростка и влюбчивостью донжуана. Многие женщины стремились в его постель. Елена Францевна Джанумова, одна из тех, кто устояла под напором страсти Григория Ефимовича, как я установил, жила в Козицком переулке, 2/4, на углу с Тверской. Первая их встреча произошла на Девичьем Поле, в старинном особняке на Большой Царицынской, ныне Большой Пироговской улице, 35, где, приезжая в Москву, останавливался Распутин у богатой поклонницы Анисии Рукавишниковой.

На следующий день, 26 марта 1915 года, гость в роскошной шубе с бобровым воротником пожаловал в Козицкий переулок к Джанумовой на званый обед. За столом в окружении женщин распознавал их мысли и прошлое. Когда одна из дам призналась гостю: «Я думала, ты просто жулик», – и стала оправдываться, что слышала это от других, Распутин сразил ее наповал: «Мало ли что я слышал. Например, что ваш муж на гонках погиб не случайно, а кончил самоубийством из-за вас. Но я вам этого не говорил…» Дама в рыданиях выбежала из-за стола.

Встречалась Джанумова с Распутиным ради матери, германской подданной, которую собирались выслать из Киева. Узнав, что при смерти ее племянница, и поэтому она срочно уезжает в Киев проститься с умирающей, Распутин взял Джанумову за руку. «Лицо у него изменилось, – записала она в тот день в дневнике, – стало как у мертвеца, желтое, восковое и неподвижное до ужаса. Глаза закатились совсем, видны были только белки. Он резко рванул меня за руку и сказал глухо: “Она не умрет, она не умрет, она не умрет”. Вечером перед отъездом в Киев пришла телеграмма, что высокая температура упала, угроза миновала…»

Влюбился Распутин и в подругу Джанумовой, также пытавшуюся с его помощью решить важное дело. Своего желания он не скрывал: «Порадуй меня мигом любви, и все пойдет хорошо для дела твоего…»

Джанумова видела, что у Распутина с утра толпился народ самого разного положения: русские и инородцы. Евреи добивались права жить в столице и учиться в институтах. Немцы просили не выселять. Польских беженцев приводила нужда. Никому не отказывал, принимал всех, помогал кому звонками телефонными, кому безграмотными записками влиятельным чиновникам, банкирам, спонсорам…