В шатре бедуина - Энни Уэст

— Возможно, он хотел, чтобы ты получила хорошее образование.

Она косо глянула на Амира и покачала головой:

— Он никогда не хотел меня. Я была обузой.

В шатре повисла тишина. Амир потянулся за урюком, который она отложила, и откусил. Она старалась не смотреть на его длинные пальцы, блестящие белые зубы и твердую линию челюсти. Его губы. Интересно, они также же мягкие, как ей кажется?

— Мужчины довольно сдержанны в проявлении привязанности.

Она рассмеялась — горько, невесело, — понимая, что прошлое еще не забыто и не похоронено.

— Кэсси? Что такое?

Кассандра склонила голову и встретилась с ним глазами. Она готова была поклясться, что увидела в его лице сочувствие. Эффект был подобен удару тарана о прочную стену ее самоконтроля. За все годы своей жизни она встречала лишь крупицы понимания или сочувствия. Не этого она ждала от шейха чужой страны. Она чувствовала себя… уязвимой. Это ей не понравилось. Выживание зависело от ее решительности и самостоятельности. Именно поэтому она постоянно старалась себя чем-нибудь занять. Она всегда искала новый вызов, с головой бросаясь в очередной проект в попытке забыть об угрожающей пустоте внутри. Именно так она начала вести актерские курсы в общественном центре. В свою очередь это занятие навело ее на мысль о волонтерстве за рубежом.

— Очень мило, что ты беспокоишься, но все уже в прошлом.

Его проницательный взгляд сказал ей, что он не купился на ложь.

Она медленно вдохнула побольше воздуха.

— Мои родители не были женаты. У отца была своя семья, и он не намеревался оповещать ее о моем существовании.

— Понимаю.

Кэсси в этом сомневалась. Но она не собиралась сообщать ему о том, что ее мать была любовницей отца и жила на его содержании, пока он был со своей семьей и законной женой. Ни один, ни другой не желал иметь ребенка. Кэсси была помехой, случайностью, которой не должно было произойти.

— Так что некому было волноваться по поводу избранной мной карьеры. Я сама принимаю решения.

— А кто теперь беспокоится за тебя, ждет, когда ты вернешься?

Она нацепила на лицо широкую улыбку:

— Работать в школе я начну только через неделю. Но хозяйка квартиры будет ждать открытки из Тарахара, и все мои подруги предвкушают увлекательные рассказы обо всех моих приключениях. Мне есть что им рассказать, разве нет?

Он не улыбнулся:

— Так, значит, никого особенного нет?

Кэсси с трудом сглотнула:

— Нет.

Она всю жизнь была одна. Так почему же это неожиданно стало таким важным?

— А что насчет тебя? Кто-нибудь особенный ждет тебя дома? — Неудивительно, если в столице его терпеливо ждет девушка. Или жена.

И почему она об этом прежде не подумала? Ее сердце словно льдом сковало, когда она подумала, что делила кровать с женатым мужчиной, мечтала о его прикосновениях.

— Нет, никого особенного. — Амир не улыбался, но в темных глазах было странное выражение.

Что-то неизъяснимое пролегло между ними. Что-то, чему она не могла дать название.

Кэсси старалась не обращать внимания на исходящий от него терпкий запах сандалового дерева и теплой мужской кожи. Она лихорадочно подыскивала тему для разговора, но на ум, как назло, ничего не шло.

— Тебе нравится играть на сцене? — пришел он ей на помощь, опуская взгляд на ее сложенные на коленях руки.

— Да, нравится. Большую часть времени. — Театр был для нее и спасением, и убежищем.

— Но не всегда?

Она пожала плечами:

— Есть и плюсы и минусы, как обычно. — Слишком много мужчин считали, что актрисы — особенно с такой яркой внешностью, как у нее, — или глупые, или легкодоступные, либо и то и другое. — Но мне нужно зарабатывать на жизнь… Я подрабатываю официанткой и берусь за любую работу, лишь бы свести концы с концами. Я очень долго копила на эту поездку.

— Волонтерство имеет для тебя такое большое значение?

— Да, я хочу быть волонтером. — Она пожала плечами, не желая объяснять, почему ухватилась за эту возможность. Она и так рассказала Амиру слишком много… личного.

Всю свою жизнь Кэсси была одинока. То и дело она пыталась наладить отношения с матерью, но безуспешно. Она обвиняла дочь в разрыве с ее единственным, по ее утверждению, любимым человеком — отцом Кэсси. Появление ребенка, как она говорила, положило конец романтике в их отношениях. Потом ее мать отгородилась от всех — в особенности от Кэсси — и ни разу не показала даже намека на неравнодушие. Кэсси трансформировала этот опыт в собственную решительность. Тем не менее она жаждала большего. Стабильности, причастности к чему-нибудь.

Время в Тарахаре дало бы ей понять, чего она на самом деле хочет.

В попытке избежать проницательного взгляда собеседника Кэсси потянулась за абрикосом и случайно натолкнулась на Амира, когда он наклонился. Тот отдернул руку, словно его ошпарили. В изумлении Кэсси уставилась на его напряженное лицо. Было в нем что-то угрожающее, как будто она вторглась на частную территорию.

А так оно и было. Он королевской крови, привык ко всему лучшему, а теперь ему приходится делить жилье с незваной гостьей. Гостьей, которая в другое время и взгляда бы не удостоилась.

Он молчал.

Кэсси сделала попытку встать.

— Стой! — Это была не просьба. Это была команда.

Амир потянулся, словно хотел ее задержать, но не стал ее касаться. Словно одно прикосновение скомпрометировало бы его. Выражение его лица было угрюмым, отстраненным. Ушла в прошлое непринужденная приятельская атмосфера.

Неужели ей все показалось? Или это просто была маска презрения?

Она уже потеряла счет тем случаям, когда близкие люди отталкивали ее, узнав правду о ее родителях. О том, как отец оплачивал ее обучение в элитной школе, где ей было плохо. Там были девочки, которые превращали ее жизнь в ад. Учителя, которые наблюдали за ней с любопытством и недовольством. Мамы и папы других учениц, которые смотрели на нее свысока, словно боялись, что она «дурно повлияет» на их бесценных голубушек. Прошлые обиды не забылись; она поняла это еще раз, взглянув на его замкнутое лицо. Как бы она ни старалась, она видела только неодобрение и презрение.

— Я пойду, если ты не против… — Ей понадобились все актерские навыки, чтобы голос не дрогнул, выдавая ее боль. — Знаю, мое присутствие нежеланно…

Кэсси поспешила встать, путаясь в складках плаща. Она лучше посидит в ванной, чем останется здесь. Рука обхватила ее запястье и потянула вниз, и она шлепнулась на подушки, прошипев что-то сквозь зубы. Амир не отпускал ее. Его длинные пальцы сжимали ее руку, твердые и теплые. Она молча выругала себя — даже сейчас она упивалась этим ощущением. Кэсси уставилась на него, обуреваемая яростью, болью и невольным любопытством. Его лицо не выдавало ни единой эмоции. Его каменные черты могли быть вырезаны много веков назад искусным скульптором, сумевшим передать красоту и силу характера модели. Сильный нос, волевая челюсть, глубоко посаженные глаза намекали на какую-то тайну. Один взгляд на его губы горячил ее кровь.