Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Уилсон

Сам Маккуин уверял, что, работая в ателье Anderson & Sheppard, он по-своему там «отметился». «Вначале учеников на целых три месяца сажают обрабатывать лацканы, – вспоминал он позже. – Скоро это занятие надоедает, и ученики потихоньку царапают что-то под подкладкой пиджака. Многие царапают непристойности – чего и ждать от скучающих шестнадцатилетних парней? Но тот этап был преходящим. Если бы я тогда знал, что о нем будут столько говорить, вряд ли я бы вообще упомянул о нем».[161] Во время телеинтервью, данного Фрэнку Скиннеру, он поделился пикантными подробностями: «Я работал на Савил-Роу, сидел на верхнем этаже старого здания, с множеством старых портных, мне было очень скучно, и надо же такому случиться, что мне поручили обрабатывать пиджак для принца Чарлза… И вот, хотите верьте, хотите нет, я взял и нарисовал на подкладке большой член».[162] По другой версии той же истории, он написал на подкладке шариковой ручкой «Я мохнатка» (смягченный вариант).

Правду ли он говорил? Джон Хичкок уверен, что нет. Наставник Маккуина, Кон, «был убежденным католиком, ходил в церковь, и, если бы он увидел что-нибудь такое, он бы непременно поменял подкладку. Это неправда». По словам Хичкока, когда камердинер принца Чарлза прочел новость о непристойности, якобы написанной Маккуином, он обратился с жалобой в ателье Anderson & Sheppard. Хичкок вспомнил, как пресловутый пиджак осторожно распороли… и ничего не обнаружили. «Маккуин добивался одного: он хотел, чтобы все считали, будто он шил пиджаки для принца Чарлза. Цели он достиг, но за наш счет, – сказал Хичкок. – Он поступил некрасиво».[163] Розмэри Болджер согласна со своим начальником. «Он бы ни за что так не поступил, потому что Кон из него все кишки бы вытянул».[164]

Но многие, в том числе Сара Бертон, ставшая после смерти дизайнера креативным директором компании Alexander McQueen, верят в версию событий, изложенную Ли.[165] «Конечно, он так и сделал, – считает его сестра Джеки. – Если нужно было плавать в воде, он прятался под водой. Он бы сделал что угодно, чтобы прослыть бунтовщиком. Он ни на кого не пытался произвести впечатление, ему не на кого было производить впечатление, кроме самого себя».[166] Эндрю Гроувз, бойфренд Ли, также подозревает, что Маккуин вполне мог испытывать удовольствие оттого, что оставляет свой след на материи, греховную эмблему, служившую Маккуину своего рода гербом. «Чем бы он ни занимался, он не мог этого не ниспровергать, – говорит Гроувз. – Ему всегда хотелось подорвать саму идею власти и истеблишмента».[167]

Проработав в ателье Anderson & Sheppard около двух лет, Ли начал опаздывать или вообще не являться на работу.

Непунктуальность Маккуина начала вредить общему ходу дел. Если он не завершал определенную операцию к сроку, это означало, что и другие сотрудники не могли вовремя выполнить свою работу. «У нас бесполезно было ссылаться на опоздавший автобус; значит, надо было выйти раньше, – говорит Хичкок. – Кон попросил меня переговорить с ним, так как поведение Ли очень удручало его. Я сказал ему, что он подводит других, а он вспылил и хлопнул дверью. Мы его не увольняли, он ушел сам. Позже мы узнали, что тогда у него заболела мать, но, если бы он сказал об этом, ему бы дали неделю отпуска».[168] Когда журналист Линн Барбер связалась с ателье Anderson & Sheppard, чтобы включить их отзыв о Маккуине в свою статью в газете «Обсервер» в 1996 году, она поняла, что там Маккуин оставил по себе не слишком хорошие воспоминания. Норман Халси заметил: «Жаль, что нас поминают по поводу и без повода, но у нас его никто не помнит. Возможно, он проработал здесь всего несколько недель. Есть армейское выражение, которое я бы употребил, не будь вы дамой, – не нужно зас… мозги. Не знали такого?»[169]

Из ателье Anderson & Sheppard Маккуин перешел дальше по Савил-Роу, в Gieves & Hawkes, где стал учеником закройщика. Он начал работать 11 января 1988 года и провел в ателье чуть больше года. «Конечно, я помню, как он у нас работал, – говорил в 1997 году Роберт Гив. – К сожалению, мы не заметили в нем ничего выдающегося; мы не собирались оставлять его у себя. Но он отличался необычайной пытливостью, все время забрасывал нас вопросами. Почему это, почему то, зачем делать вырез здесь, а не там, что лучше – подчеркнуть грудь или талию? Его характер проявлялся в том, как он работал и как говорил».[170]

Маккуин уверял, что в ателье Gieves & Hawkes царила атмосфера гомофобии, и в конце концов именно поэтому он в марте 1989 года вынужден был уйти оттуда. «Я пошел к главе фирмы и пожаловался на недопустимость сложившегося положения, – говорил он. – Так как ничего не изменилось, я ушел».[171] Он устроился вне штата в компанию Berman & Nathan, которая занималась изготовлением театральных костюмов. Ему довелось поработать над такими постановками, как «Отверженные» и «Мисс Сайгон». «Ли работал над костюмами для «Мисс Сайгон», а я занимался реквизитом, – вспоминает Эндрю Гроувз. – Мы даже не понимали этого, пока не познакомились».[172] Хотя позже Ли уверял, что тамошняя обстановка вызывала у него отвращение – «Меня окружали женоподобные геи, да и вообще я терпеть не могу театр»,[173] – Гроувз считает, что короткий период работы над крупными театральными постановками оказал влияние на его показы. «Его мышление было сходным с моим – если хочешь сделать шоу, оно должно быть зрелищным. Надо, чтобы зрители расходились, восклицая: «Ух ты!» – или испытывали ужас, или отвращение, или восхищение, а не просто: «Ах, какая красивая юбка!»[174]

Для пополнения скудного дохода Маккуин подрабатывал и в «Отражениях», пабе напротив своей старой школы в Стратфорде. К тому времени паб сменил хозяев, и, по словам Арчи Рида, человека, который позже станет близким другом Маккуина, «это был самый крутой паб в Ист-Энде». Там, например, регулярно собирались члены «Интер сити фирм» (ICF), хулиганской футбольной группировки, основанной болельщиками клуба «Вест Хэм юнайтед». Какое-то время владельцами паба были близнецы Крэй, контролировавшие большую часть организованной преступной деятельности в Ист-Энде на рубеже 1950–1960-х годов. Позже в паб стали допускать смешанную публику, в том числе геев. «Когда там закрывали двери, становилось страшно, – вспоминает Арчи. – Там случались драки, секс и все на свете». Арчи помнит, как Ли ходил по залу и собирал стаканы, опустив глаза в пол. «Мне стало интересно, почему он не смотрит в глаза, – вспоминает он. – Позже я спросил его, почему так, и он ответил, что даже не глядя видит все, что происходит. Еще я спросил, почему он там работает, и он ответил: «Мне нравится все, что там происходит. Только что два парня целуются, рядом целуются две девицы, рядом – парень и девица». Там случалось много преступлений и много драк».[175] После того как Ли увидел в одном журнале статью о дизайнере Кодзи Тацуно, родившемся в Токио и обосновавшемся в Лондоне, он решил попасть к нему в ателье. На собеседование он явился в суженных брюках, кожаной куртке, с куском атласа на шее. «Я выглядел полным психом», – вспоминал он позже.[176] Хотя Тацуно нанял Маккуина лишь стажером на срок меньше года, он оказал огромное влияние на двадцатилетнего Ли. Тацуно, которого тогда поддерживал Ёдзи Ямамото, славился своей любовью к экспериментам. Он стремился вывести ткань из состояния двухмерной безжизненности, превратить ее в трехмерную скульптуру. В 14 лет он убежал из дома, а через пять лет приехал в Лондон как закупщик антикварной фирмы. В 1982 году он запустил линию одежды под собственным брендом Culture Shock («Культурный шок»). Это название также обладало особой притягательностью для Маккуина. А то, что Тацуно не получил официального образования, позволило ему стать творцом уникальной эстетики. «Я люблю творить спонтанно, – говорил он в 1993 году. – По традиции начинают с раскроя ткани на плоскости, но этот процесс, по-моему, никак не связан с фигурой». Вместо обычных операций он приучался так соединять материю и фигуру, на которой она сидела, чтобы получался определенный образ; позже его примеру последует Маккуин.[177] «Его творчество было основано на британском искусстве кроя с примесью авангарда, и мне казалось, что в Лондоне ничего подобного больше нет», – говорил Ли.[178] Маккуин работал в студии Кодзи в Мейфэре, на Маунт-стрит, и именно там он научился кроить без выкройки. «Мы никогда не говорили о трендах или модных течениях, – сказал Кодзи. – Меня, как и его, привлекало портновское искусство Савил-Роу, но хотелось не просто творить в традиционном русле, а сотворить что-то новое. Мое первое впечатление о нем – он казался немного странным. Я сразу понял, что его привлекает обратная, так сказать, темная сторона красоты, которая влекла и меня».[179]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});