Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Уилсон

Маккуин, которому в то время не исполнилось и двадцати одного, приехал в модную столицу Италии в марте 1990 года. У него была мечта. Хотя он готов был работать у любого дизайнера, на вершине его списка предпочтений находилось одно имя: Ромео Джильи. «В Лондоне ничего не происходило, а величайшей фигурой того времени считался Ромео Джильи, он был повсюду», – говорил Ли.[194] В «Справочнике Макдауэлла по моде ХХ века» о Джильи написано так: «Его бесформенные одеяния, подчеркивающие удлиненный силуэт, вскоре выделили его из общего потока итальянской моды… показы Джильи стали культовыми событиями, а его костюмы охотно покупали молодые богатые женщины по всему миру. Его композиции – синтез лондонской постпанковской уличной моды и японского авангарда, помноженный на итальянскую изысканность и игру цвета. В результате возникают вещи крайне изящные и элегантные… Многие специалисты в мире моды считают его самым важным дизайнером восьмидесятых».[195] Маккуина в работах Джильи привлекали романтизм, намеки на византийские мозаики и средневековые рельефы, а также его способность устраивать показы, которые никого не оставляли равнодушными. После его парижского дебюта 1989 года редакторы модных журналов «вскакивали с мест, роняя свои тюрбаны и огромные темные очки».[196] Бьянка Джаггер в 1989 году назвала Джильи неотразимым; по ее мнению, он был «самым интересным дизайнером, каких я уже много лет не видела; он одевает женщин в мужские вещи, и они выглядят в них необычайно женственными».[197]

Прилетев в Милан, Маккуин, одетый в лоскутные брюки клеш в стиле семидесятых и скромную рубашку, прошел от остановки метро «Ворота Гарибальди» по Корсо-Комо к студии Джильи. Он не договаривался о приеме заранее, но надеялся, что его «альбом с набросками костюмов», который он позже назовет «худшим портфолио всех времен»,[198] позволит ему претендовать на место лекальщика. Администратор позвонил Лизе Стратди. Уроженка Новой Зеландии, Стратди изучала моду и дизайн текстиля в Институте Марангони, а затем стала правой рукой Ромео. Она побеседовала с Маккуином. «Не помню, какие эскизы были в его альбоме. Меня заинтриговал его опыт работы… необычное сочетание, которое, как я решила, будет представлять интерес для Ромео, – вспоминает она. – В то утро Ромео встречался с Карлой [Соццани, его компаньоном и сестрой Франки Соццани, редактора итальянского Vogue. – Э. У.], и, хотя мы работали в открытой студии, деловые встречи прерывать было нельзя». Лизе вспоминает, что Ли «говорил довольно тихо и, наверное, сильно нервничал. Мы сели, я пролистала его портфолио и стала с ним разговаривать, расспрашивать его… У меня сложилось впечатление, что ему просто хотелось выбраться из Лондона, поэтому он решил попытать счастья в Милане».

Посмотрев портфолио, Лизе записала контактные данные молодого человека и поблагодарила его за то, что он пришел. Она поняла, что результат беседы разочаровал Ли. Вернувшись к себе, Лизе увидела, что Ромео уже освободился. Она рассказала ему о странном молодом человеке, работавшем на Савил-Роу. «У Ромео оставалось несколько минут до следующей встречи, и он сказал, что встретится с ним, – вспоминает Лизе. – Я выбежала из здания, повернула направо, на Корсо-Комо, и зашагала по направлению к станции «Ворота Гарибальди» в поисках его».[199] Заметив Ли, спускающегося в метро, Лизе окликнула его. Позже Маккуин вспоминал тот миг, когда «помощница Джильи ринулась за мной как сумасшедшая и крикнула, что Ромео хочет меня видеть».[200] Когда Лизе сказала Ли, что ее босс примет его, но у него немного времени и им нужно спешить, «лицо его осветилось, как будто взошло солнце, стало теплым и счастливым; он сделался словоохотливым, то и дело смеялся… Так мы наполовину дошли, наполовину добежали назад, взволнованно переговариваясь и хохоча. Я отвела его к Ромео и представила… Не помню, как происходило знакомство; во всяком случае, его тут же взяли на работу».[201] Жалованье было маленьким – около 1,2 миллиона лир в месяц (примерно столько же стоила одна простая рубашка в магазине), но Ли был совершенно счастлив. Он позвонил Джону Маккиттерику; тот «удивился и одновременно порадовался» за него.[202]

Маккуин разрывался между фабрикой Дзамаспорт в Новаре, в 30 милях от Милана, и студией, просторным, оштукатуренным залом в мансарде над авторемонтной мастерской. Студия Джильи находилась на улице Корсо-Комо, которую в то время называли «откровенно убогой».[203] Ли начал работать над костюмами для линии Callaghan, в создании которой принимал участие Джильи. Вначале ему поручали не слишком творческие задания – например, воспроизвести рубаху со складками, которую Ромео разглядел на одной фотографии. На снимке, сделанном фотографом агентства «Магнум фото» Джозефом Куделкой, был изображен молодой цыган, которого другой парень дергал за рубашку. «Ли работал над этой рубашкой неделю, но так не окончил ее, – вспоминает Кармен Артигас, уроженка Мексики, которая в то время работала ассистентом Джильи по дизайну. – Пришел Ромео и презрительно бросил: «Нет, не так», – и Ли обиделся. Помню, Ли потел и нервничал, когда Ромео в тот день говорил с ним». Шесть лет спустя, когда Кармен навестила Маккуина в Лондоне, Ли достал пластиковую папку, в которой находилась копия той самой фотографии цыганского юноши. «Помнишь? – спросил он. – Мне показалось, что в тот день меня уволят».

Они подружились после того, как Кармен однажды заметила, что Ли держится за щеку, как будто у него болит зуб, и предложила ему таблетку аспирина. Потом они пошли вместе обедать, и Ли рассказал ей о своем детстве в Стратфорде. «У него были пронзительные синие глаза, – вспоминает Кармен. – Он был застенчив, и у него было доброе сердце. Он был хорошим человеком. У меня не сложилось впечатления, что он гомосексуалист. Он носил мешковатые джинсы, свободные рубашки, любил цепи… Внешне он походил на хулигана. И очень стеснялся своих плохих зубов». Кроме того, он страдал гингивитом – Кармен заметила, что десны у него распухли и ярко-розовые. «У него не хватало одного зуба – во время разговора это было незаметно, но, если он запрокидывал голову и смеялся, было видно, что одного зуба нет».

В числе прочих задач Ли и Кармен приходилось рисовать небольшие эскизы будущей коллекции на рулонах веленевой бумаги, в которые потом заворачивали костюмы Джильи. Желая позабавить – а может, и шокировать – новую подругу, Маккуин показывал ей наброски своих будущих коллекций. На одном рисунке он изобразил полуженщину-полурусалку, с закутанной вуалью головой, точнее, тем, что от нее осталось. Груди русалки прикрывали металлические конусы, а из живота торчала стрела. На другом эскизе агрессивного вида собака стояла рядом с вымышленной экзотической птицей. Маккуин подписывал свои эскизы: «Кармен – с любовью, Ли». Кармен его фантазии озадачивали. «В то время коллекции были очень прерафаэлитскими; они предназначались для красавиц, а он рисовал чудовищ, – вспоминает она. – Он казался мне немного чокнутым».[204]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});