За тёмными окнами - Яна Левская

В прошлую среду к Хедегору заявились знакомые полисмены. Спрашивали про кровь на лестничной клетке. Лиам едва сумел удержать ровный тон, отвечая на вопросы и пересказывая историю своего бесславного кульбита со ступеней. Пришлось упомянуть гемофилию, чтобы объяснить обилие кровопотери. Он даже пригласил полицейских в квартиру, для закрепления эффекта «мне нечего скрывать». Провожая их до двери, Хедегор скрежетал зубами от досады. Эта девчонка начинала его злить. По поводу чего ему ждать нового звоночка от неё в участок? Удивительно, как это она ему табурет в парадной простила!

Лиам завёлся тогда не на шутку. Хотел даже идти к Фрэе и требовать объяснений, но разум и привитая образом жизни сдержанность не дали ему наделать глупостей. Через пару дней Хедегор совсем отошёл. А потом приехала Агнете с новыми успокоительными и рассказала, что герр Ольсен пропал, и что у семьи теперь другой лечащий врач, фамилию которого она пока не запомнила. Последний, с кем говорил Оливер, был один из его коллег, а до этого Лиам. Хедегорам уже звонили из полиции, предупредив, что собираются по-отдельности побеседовать с каждым членом семьи.

Лиам подумал, что за всю жизнь не общался с представителями закона так много и часто, как за последние недели. И что замечательно – каждый раз по новому поводу.

Во всяком случае, теперь стало ясно, почему Ольсен так и не приехал в тот вечер. Что ни происходит – всё к лучшему. Наверное. Хотя Оливер с этим, скорее всего, не согласился бы.

«Если их разобрали на части и сплавили по течению одним из каналов, то вряд ли…» Вряд ли их найдут.

Пропал ли доктор так же, как те маргиналы из Христиании, или с ним случилось что-то другое, Лиаму сейчас казалось на удивление не важным. Важно было, что поездке в научно-исследовательский центр Бильбао ничего не угрожало. И надежда на перемены к лучшему, как бы скептически ни относился Лиам к надежде, смело пустила ростки в его душе.

Часть третья

ДВОЕ

Jack and Jill went up the hill

to fetch a pail of water,

Jack fell down

and broke his crown,

And Jill came tumbling after.

Фрэя остановилась перед дверью Хедегора. В одной руке она держала ключ, в другой – записку, оставленную соседом у её порога. Прошло два дня с тех пор, как она вернулась от Инге и прочла исключительно вежливую, безупречно тактичную просьбу Лиама принимать почту и кормить рыбок. За это время она то и дело разворачивала плотный, сложенный вчетверо лист и рассматривала плавные, закруглённые линии букв, выведенные рукой соседа. Каллиграфически идеальный почерк завораживал, пальцы сами тянулись к чернильным строчкам и проводили по рифлёной поверхности бумаги. Было в этой записке что-то притягательное, что-то парализующее мысли и взгляд.

В сознании Фрэи зарождалась странная двойственность, когда она думала о Лиаме. Человек с остекленевшими глазами, что стоял напротив её двери в прилипшей к телу, пропитанной кровью футболке, и тот, кто написал эти строки, словно были разными людьми. Одного Фрэя боялась до слабости в коленях, а другого… другого ей хотелось узнать получше.

Бородка ключа скользнула в замочную скважину, и Кьёр замерла, прислушиваясь. С той стороны двери было тихо.

«Ты ведь не думаешь, что он поджидает тебя там, а? Совсем сбрендила».

Вздохнув, Фрэя повернула ключ и переступила порог. Пальцы сжались, сминая записку, которую Кьёр, сама не заметив, поднесла к груди, будто пропуск. Поняв всю нелепость этого жеста, она сунула листок в карман джинсов и осмотрелась в поисках выключателя. Он нашёлся на том же месте, что и в её квартире этажом ниже.

Прикрыв за собой дверь, она сделала несколько шагов вглубь прихожей. Тёмное дерево паркета и стены цвета кофе с молоком в рассеянном тусклом свете одинокого бра смотрелись сумрачно. Так и хотелось зажечь больше ламп или впустить сюда солнце. Гардероб в виде кованой решётки с крючками пустовал. Немного дальше по коридору стоял низкий грубо стёсанный комод с витиеватыми бронзовыми ручками. Зеркала не было.

Слева за поворотом коридора виднелась кухня, и оттуда едва ощутимо тянуло травяным чаем. Справа была гостиная, из которой разливалось на паркет прихожей синее свечение. Фрэя свернула направо. Уже занеся ногу над пушистым ковром, она, смутившись, сняла тапочки и босиком ступила в густой тёмно-серый ворс. Комнату освещал большой аквариум, встроенный в книжную полку. Холодные блики переломленного света дрожали на полу, а в прозрачной невесомости воды лениво шевелили большими треугольными плавниками белоснежные рыбы. Фрэя прикусила губу, беспомощно уставившись на медлительных красавиц за стеклом.

«Вот тебе и мёртвенный свет, дурище».

– Вы, наверное, проголодались, малышки. Сейчас поищем, чем вас завещали кормить.

Фрэя прошла к окнам и раздвинула тяжёлые шторы. Послеобеденный мягкий свет проник в комнату, разогнал тени и изменил цвета. На состаренной коже огромного дивана разлеглись солнечные пятна. Низкий стеклянный столик вспыхнул искрами, метнул их на серо-стальную трубу телескопа. Изогнув бровь, Фрэя подошла к удивительному прибору и, боясь прикасаться, заглянула в окуляр. Телескоп был наведён на флагшток башни Кристиансборга. Не решившись менять фокусировку, Кьёр отступила и осмотрелась в поисках руководства по кормлению рыбок, упомянутого в записке Лиама. Листок нашёлся на свободной от книг полке над аквариумом. Там же стояла и баночка с кормом. Насыпав странные цветные хлопья, Фрэя хмыкнула. Поведение рыб разительно изменилось: стряхнув ленивую медлительность, они кидались на лакомство резкими выпадами, и в тишине комнаты звучало забавное хлюпанье, когда их треугольные носы «клевали» корм, разрывая водяную плёнку.

Покачав головой, Кьёр посмотрела через полку, служившую стеной-перегородкой. По ту сторону была спальня Хедегора. Аккуратно застеленная кровать. Жемчужно-серое атласное покрывало с едва заметным геометрическим узором. Над кроватью в деревянной раме, защищённая стеклом – старинная морская карта. У стены – тёмно-коричневый, почти чёрный шкаф, в том же грубоватом стиле тёсанного топором дерева, что и комод, и полка с аквариумом.

Неуловимое, обволакивающее чувство уюта, стиля и та концентрированная аура комфорта, что наполняла квартиру Хедегора, совершенно околдовали Фрэю. Смущённая исподволь прокравшимся желанием остаться, посидеть в мягком кресле, полюбоваться рыбами, погладить босыми ступнями пушистый ковёр и обследовать гнёздышко соседа подробнее, Кьёр заставила себя уйти.

После того как она побывала в квартире Лиама, образ соседа снова поплыл перед внутренним взором и пониманием Фрэи. Затворник, но не берложный зверь; одевается просто, но бесспорно обладает вкусом, о чём говорит выбор вещей, которыми он окружил себя; странный, иногда даже пугающий, но безупречно вежливый и… недосягаемый. Словно обитатель другой вселенной или человек, стоящий на совершенно иной социальной ступени, чем студентка, едва сводящая концы с концами. Вряд ли Хедегор живёт в этой дорогущей квартире, как Фрэя – лишь благодаря тому, что добрый друг разрешил.

Ей снова вспомнился почерк Лиама. В средней общеобразовательной школе ребёнку так руку не поставят. Очень вряд ли. Не даром идеальная вязь символов не давала Фрэе покоя – она словно бы приоткрывала истинную глубину пропасти, разделявшей Лиама Хедегора и простых смертных. Он и в самом деле мог быть потомком некоего аристократического семейства старой Дании, который проживает остатки родового капитала и изживает сотворённые близкородственными браками гены.

Кто отмеряет человеку счастье и беду, кто уравновешивает их? Один считает медяки и всю жизнь мечтает хоть раз потратить деньги без счёта. Другой не считает – берёт своё и чужое звонкой монетой, но рано или поздно останавливается в бессилии перед единственно необходимым ему, но не имеющим цены.

Месяц подходил к концу. За время отсутствия соседа Фрэя побывала в его квартире множество раз. Она видела стойку для переливания, видела медицинский холодильник где хранились капсулы по меньшей мере трёх разных препаратов для инъекций. Хедегор болел. Чем, она по названиям лекарств не поняла, но насколько серьёзно – было ясно по одному их количеству и разнообразию. Хотел бы он купить себе здоровье? Наверняка. Но не мог. У «здоровья для Лиама Хедегора» не было цены.

* * *

Лиам принял свой чемодан из рук таксиста, передал ему деньги и прошёл к дому. В окнах Фрэи горел яркий свет, лёгкие белые занавески совсем не приглушали его. Улыбнувшись неизвестно чему, Хедегор отпер дверь и вошёл. Парадная встретила знакомым запахом старого лакированного дерева и пыли. Едва заметный, в воздухе ощущался аромат лаванды. Это хозяйка дома разложила новые саше в нишах смотровых окошек между этажами. Когда Лиам уезжал, парадная благоухала гвоздикой и розой. Поднявшись к себе, он занёс вещи в гостиную и отметил раздвинутые, собранные лентами шторы. Значит, Фрэя приходила. Он никогда не пользовался подхватами, а Кьёр, похоже, весь месяц окна не занавешивала – на полу по всей ширине подоконников была заметна нетронутая поволока пыли. Скалярии плавали в немного помутневшей воде, но чувствовали себя, по-видимому, хорошо.