Большая игра - Гуляшки

коней, но и для верблюдов.

В глубине лавки, в приятном сумраке на коврике сидел и сам хозяин. Рядом с ним стояли маленький чайник, пиала и кальян. Он периодически прикладывался к нему, булькал водой и выпускал облака ароматного дыма. Судя по сладковатым ноткам, табак смешали с гашишем.

— Уважаемый, сколько стоит вон то седло? — я показал на одно из изделий, привлекшее внимание. Прямо сейчас покупать я ничего не собирался, но разговор о товарах выглядел перспективной темой для начала разговора.

— Пятьдэсят рублэй, саиб, — поднимаясь и подходя, ответил он. Купец оказался высок, хорошо сложен, с темными вьющимися волосами и аккуратной черной бородкой. Его лицо было овальным, с правильными тонкими чертами, как у европейцев и светлой, хоть и загорелой, кожей. Самыми заметными в нем оказались глаза — голубые и очень внимательные. Одевался он в просторные штаны, рубаху, безрукавку и кожаные сандалии. Голову украшала чалма.

Я заметил, как внимательно он осмотрел мою форму и задержал взгляд на лице. Шрамы украшают мужчину. Настоящие воины понимают в них толк, даже если судьба поставила их в битве по разным сторонам. А купец напоминал именно воина, а не торговца.

Разговаривали мы на русском. Афганец производил хорошее впечатление. Да и обращение «саиб», которое обычно использовали младшие по отношению к старшим или более высокому по статусу человеку, вызвало невольную симпатию. Хотя особенно обольщаться не стоит. Купец, чтобы продать свой товар, и не так может тебя назвать.

— Дорого, однако, — на всякий случай заметил я, осматривая седло. В Азии принято торговаться. Тех, кто торговаться не умеет, здесь не уважают. Я торговаться не умел, да и не пристало офицеру заниматься подобным, но все же мне было интересно понаблюдать за реакцией купца.

В Москве и Петербурге простые седла стоили около 20 рублей, а кавалерийские — 40. Различные украшения и сама кожа, например итальянская из Толедо или Милана, добавляли изделию в цене, иногда весьма существенно.

— Зачэм так гавариш? Совсэм нэдорого. Даром считай, — он поднял руки, призывая Аллаха в свидетели. — Сорок восэмь рублэй. Послэднее слово!

Было забавно слушать его акцент. Он коверкал слова, и заменял букву «е» на «э». Но я его не критиковал. Выучить чужой язык, тем более такой сложный, как наш родной русский, дело совсем не легкое. Так что он молодец.

— Фарси понимаешь, саиб? — я вернул любезность, обратившись к нему схожим образом.

— Конечно, — он улыбнулся, а я поблагодарил своего старого друга Пашино за то, что освоил этот красивый и настолько универсальный в Азии язык. На нем здесь практически все общались.

Незаметно разговорились. Купца звали Ариан Ахад Хан. Он родился и жил в Афганистане, являясь представителем одного из пуштунских племен.

В тот день я ничего не купил, но пуштун как будто не обиделся. На следующий день я снова выбрался на базар, чтобы размять ноги и опять остановился у лавки Ариана. За ночь у меня наметился неплохой план. Теперь стоило проверить, можно ли воплотить его в жизнь.

Для начала я купил приглянувшееся седло. Мне оно ни к чему, но зато станет вполне достойным подарком Скобелеву. После покупки купец пригласил меня вглубь лавки и угостил хорошим зеленым чаем. Он назывался «кяхтинским» в честь небольшого городка Кяхта на русско-монгольской границе. Через город шел постоянный поток товаров из Китая, в том числе и чай, лучшие сорта которого считались эталоном вкуса и качества.

Цесаревич Николай Романов как-то упоминал, что расположенная на Великом шелковом пути Кяхта пропускает через себя одного лишь чая на 7 миллионов американских долларов в год. И все, кто причастен к данной торговле, наживают огромные состояния. В России ходили легенды о кяхтинских купцах — об их сумасбродных выходках, фантастических ставках в карты, на бильярде и прочих безумствах, включая строительство дворцов и расточительное содержание девок легкого поведния.

— Гашиш куришь, саиб? — поинтересовался купец, показывая на кальян.

— Нет, — я покачал головой. — Лучше расскажи, где ты успел побывать, Ариан Хан. Мне нравятся рассказы о дальних странах.

— О, как и мне, — он неторопливо огладил бородку. — Я много где был. Индия, Персия, Арабия, Бухара, Хива. Надеюсь и в Китае, стране шелка и фарфора, побывать.

— Хорошая мысль, пусть Всевышний тебе поможет, — одобрил я, делая глоток душистого чая. — А сюда каким ветром тебя забросило?

— Поистине, мир велик! Много стран, много народов. Интересно на все посмотреть. Тем более, чем дальше заедешь, тем больше прибыль, — он открыто улыбнулся. — Я хочу Баку увидеть, саиб. И Оренбург. Что скажешь, был ты там?

— Да. Хорошие города, но если действительно хочешь познать мир, то тебе надо в Москву или Петербург. Вот где красота! И торговля там серьезная, к слову.

— Я слышал эти названия, — он уважительно поцокал языком. — Кто не слышал о столице твоей страны, где живет Белый Царь? Все слышали!

На третий день мы коснулись более содержательных тем. Я осторожно поинтересовался, как он относится к англичанам. Англичан Хан особенно не жаловал.

— Высокомерные, жадные люди, хоть и смелые. Умные и хитрые. Хотят нас захватить. Топчут нашу землю, нос суют, куда не надо, пытаются всем командовать, — так он сказал. — Но что их поминать? Михаил-бек, расскажи мне лучше о Кара Улюм. Расскажи о ваших обычаях. Правда ли то, что вы лучшие воины Белого Царя? Говорят, вы непобедимы и над головами вашими простерлось благословенная длань вашего Бога.

— Конечно, расскажу, — я улыбнулся. Да, Бессмертные гусары, которых здесь прозвали Кара Улюм, что значит Черная Смерть, заслужили себе репутацию элитного и безжалостного подразделения. Нас уважали и побаивались, а слухи о Черных гусарах разошлись по всей Средней Азии. Лучшие воины Белого Царя — вот значит как!

Общение наше продолжалось около получаса. При расставании Ариан Хан пригласил меня в гости. Он снимал небольшой дом на краю Красноводска. С ним проживали два его помощника-приказчика, там же хранились товары, верблюды и кони купца. Да и капитал свой он наверняка хранил именно там.

В гости я отправился вечером, когда изнуряющий зной начал спадать.

— Mailma de Khudai milgareh deh! — афганец встретил меня выражением на пушту, которое обозначало, что гость — это божий друг. Вообще, как мне показалось, афганцы и в частности пуштуны, народом были гостеприимным и веселым. А Хан, кроме того, обожал Омара Хаяма и его Рубаи, был начитан, умен и знал несколько языков.

Рубаи я знал еще по прошлой жизни, так что нам нашлось, о чем поговорить. Обсуждая восточную поэзию, мы и о еде не забывали. Сидя