Большая игра - Гуляшки

слабость заставили меня задержаться на больничной койке.

Как я потом узнал, Скобелев доложил полковнику Столетову о нашем рейде и всячески расхваливал мою смелость и сообразительность. Михаил навещал меня ежедневно, принося различные гостинцы — папиросы, дыни, вино и даже один раз умудрился незаметно засунуть под одеяло вяленого жереха. Не знаю, на что он рассчитывал, так как доктор запах почувствовал и пожурил меня за «легкомысленное отношение к собственному выздоровлению». Но я все равно был благодарен Скобелеву. Мы с ним стали друзьями. Миша оказался надежным товарищем.

Один раз в лазарет зашли полковник Столетов и его заместитель Буков. Они некоторое время расспрашивали меня о здоровье, похвалили за проявленное мужество и удалились, пожелав скорейшего выздоровления.

А так было скучно. Еще заглядывал Архип, но с ним, в силу разницы в положении, по душам разговаривать не получалось. Снегирь любил меня, уважал, оберегал и заботился, я отвечал ему тем же, но все же пропасть между нами в сословном обществе выглядела непреодолимой.

Правда, помимо доктора, за мной ухаживали две сестры милосердия. Первая, строгая Ольга Нилова, особой симпатии не вызывала. Худоба, нескладная фигура, отсутствие груди и бедер не позволяли причислить ее к красавицам. Ей уже исполнилось двадцать семь, что по местным меркам относило ее к категории старых дев. Замуж Ольгу никто не брал и оттого характер у девушки испортился. Она ходила, поджав губы и сдерживая раздражение.

А вот вторая, миленькая восемнадцатилетняя Тонечка Осипова девушкой оказалась замечательной, скромной и заботливой, но только я такой типаж знал. Серьезные и верные, подобные дамы влюблялись раз и навсегда. Дай им лишь повод, небольшой намек, и она положат свою жизнь к твоим ногам и будут верны до гроба. А мне подобное совершенно не нужно. Я Катю люблю, а Тоне портить жизнь совершенно не хотелось. Так что приходилось выдерживать дружески-нейтральную линию и позабыть об «амурах».

Когда в первый раз сняли повязку, я получил зеркало и смог вдоволь насмотреться на собственную физиономию. Опасения, что все окажется плохо, не подтвердились. Узкая тонкая полоска шрама начиналась над левой бровью, разрезала ее пополам и продолжалась до середины щеки. Сейчас воспаление и краснота прошли не до конца, но когда все окончательно заживет, будет вполне неплохо. А для гусара Смерти, так и вовсе — прекрасно. Главное, чтобы Катюше мой шрам не испортил настроение.

— Любуешься собой? — весело поинтересовался заглянувший в палату Скобелев при виде зеркала.

— Ага.

— А что любоваться? Ты же не институтка и не конь на продажу, — он оглянулся и, убедившись, что посторонних в палате нет, протянул мне очередную пачку папирос первого сорта, производства фабрики братьев Крафт. Здесь, в глубинке, они считались большой редкостью и признаком хорошего тона. — У меня добрые новости, Миша. Бумаги и данные по нашей экспедиции переслали в Петербург, в военное ведомство. Полковник Столетов отправил на нас с тобой рапорт в Ташкент. Скоро получим по ордену, если генерал-губернатор утвердит бумаги.

— Утвердит, — я нисколько не сомневался, что Кауфман именно так и поступит. Человек он не жадный. Интересно, чем наградят на сей раз? Анной или Станиславом?

Скобелев задержался на час. Мы с ним разговаривали обо всем подряд, я упомянул Катю, брата и Полину. Сестренка моя росла натурой серьезной, начитанной и смышленой. Я не знал, какая будущность ее ожидает, но естественно, хотел девушке счастливой и долгой жизни.

Когда меня выписали, то Скобелев пригласил жить к себе на квартиру, где любезно предложил часть комнаты. Хотя, маленький и душный одноэтажный домик под жестяной крышей плохо подходил под понятие полноценной квартиры. Мы с Михаилом занимали одну комнату, ночуя на узеньких кроватях, стоящих у противоположных стен. Здесь имелся рассохшийся шкаф, два стула, стол и комод. Вот и все убранство, не считая занавесок и свеч. Во второй комнате поселились наши денщики, мой бравый Архип и молоденький вологодский паренек, которого Скобелев взял на место убитого Горохова. Снегирев вполне освоился, стал заведовать провиантом и потчевал нас вкусными блюдами собственного приготовления.

Первое время после выписки меня не трогали, давая возможность прийти в себя, но затем началась обыденная служба. Красноводск оказался маленьким ничем не примечательным фортом, и потому жизнь здесь протекала скучно и невыносимо однообразно.

Скобелев, как командир местной кавалерии, два раза в неделю выводил казаков в поле на тактические маневры. Окрепнув, я стал постоянным его спутником. Мы отрабатывали с казаками сабельные приемы, на скаку рубили лозу, орудовали пиками и разучивали различные команды. Лишних боеприпасов в Красноводске не имелось, и потому огневая подготовка велась только теоретическая.

Досуг наш разнообразием не отличался. По вечерам здесь можно было лишь пить водку, гонять чаи, читать книги или играть в шахматы. Именно последним мы с Мишей и занимались.

Театр в Красноводске, судя по всему, построят еще не скоро, публичного дома не было, да и приличные барышни сюда пока не добрались. Но я все же нашел себе интересное, а главное полезное занятие.

Дело в том, что кто-кто, а купцы в Красноводск заглядывали. Здесь можно было встретить интересных людей, включая персов и афганцев. И насчитывалось их не так уж и мало, так как город находился на одном из караванных путей, соединяющих Оренбург, иранский Тегеран и афганский Герат, а так же Хиву, Бухару и все прочие Среднеазиатские города.

Именно с ними я решил «поработать» и несколько дней присматривался, выбирая с кого начать.

Русские купцы меня в настоящий момент не интересовали — их в Хиву банально не пускали. Имеющихся в наличии татар, киргизов и узбеков оставил на крайний случай. Пузатого коротконогого бухарца беспокоить не стал. Важного и тучного иранца с натертой маслом бородой отверг сразу. Один из туркменов, молодой и энергичный, поначалу показался перспективным, но поговорив с ним, стразу почувствовал, что тот слишком уж хитрый. Может и согласиться на предложение, но велик шанс, что предаст. А вот единственный на базаре афганец по первоначальным оценкам соответствовал всем требованиям.

Сам базар выглядел просто, если не сказать убого. Под громким словом подразумевались ряды низеньких, сбитых на скорую руку лавок. Спереди находился прилавок, а в задней части складывали товар. В тени лежали собаки, у коновязей стояли маленькие туркменские лошадки, а рядом с ними привязывали ишаков и верблюдов.

Изображая скучающего офицера, который не знает, как убить время, я прошелся по утрамбованной до состояния камня земле и остановился у одной из лавок. Там продавали седла. Выбор оказался внушительным. Дешевые и совсем простые изделия лежали в первых рядах, а за ними виднелись более дорогие, включая экземпляры, обшитые бархатом и жемчугом. Седла имели разную форму и предназначались не только для