Розенкранц и Гильденстерн мертвы - Том Стоппард

Розенкранц (поднимает голову, прислушивается).

– Опять эти.

Отраженные звуки оркестра актеров.

Гамлет.

– Благодарю вас, сэр.

Воин.

– Храни вас Бог, милорд. (Выходит.)

Розенкранц срывается с места и идет к Гамлету.

Розенкранц.

– Идемте, принц?

Гамлет.

– Я догоню вас. Вы пока идите.

Гамлет поворачивается спиной к залу. Розенкранц возвращается назад.

Гильденстерн смотрит в зал, не двигаясь.

Гильденстерн.

– Он там.

Розенкранц.

– Да.

Гильденстерн.

– Что делает?

Розенкранц (посмотрев через плечо).

– Разговаривает.

Гильденстерн.

– Сам с собой?

Розенкранц.

– Да.

Пауза. Розенкранц собирается уходить.

– Он сказал, что можем идти. Вот те крест.

Гильденстерн.

– Я предпочитаю знать, где я. Если я даже не знаю, где я, я предпочитаю знать это. Если уйдем, ничего уже знать не будем.

Розенкранц.

– Что – знать?

Гильденстерн.

– Вернемся ли назад.

Розенкранц.

– Но мы не хотим возвращаться.

Гильденстерн.

– Это, может, и так, но хотим ли мы идти?

Розенкранц.

– Мы будем свободны.

Гильденстерн.

– Не знаю. Небо везде одно.

Розенкранц.

– И мы уже немало отмахали.

Он двигается к выходу. Гильденстерн следует за ним.

– И вообще – всякое еще может случиться.

Уходят.

Затемнение.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Полная темнота.

Слабый шум моря.

После нескольких секунд молчания – голос из темноты.

Гильденстерн.

– Ты здесь?

Розенкранц.

– Где?

Гильденстерн (горько).

– Недурное начало.

Пауза.

Розенкранц.

– Это ты?

Гильденстерн.

– Да.

Розенкранц.

– Ты в этом уверен?

Гильденстерн (взрываясь).

– О-Господи-Боже-Правый!

Розенкранц.

– С нами, значит, еще не покончено, а?

Гильденстерн.

– Мы же здесь, не так ли?

Розенкранц.

– Да? Я ни черта не вижу.

Гильденстерн.

– Но думать-то ты ведь еще можешь, не так ли?

Розенкранц.

– Думаю, да.

Гильденстерн.

– И говорить.

Розенкранц.

– Что я должен сказать?

Гильденстерн.

– Не важно. И можешь еще чувствовать, верно?

Розенкранц.

– Ага. Еще, значит, поживем.

Гильденстерн.

– И что ты чувствуешь?

Розенкранц.

– Ногу. Чувствую, что чувствую ногу.

Гильденстерн.

– Ну и как она?

Розенкранц.

– Омертвела.

Гильденстерн.

– Омертвела?

Розенкранц (в панике).

– Я не чувствую ничего!

Гильденстерн.

– А ты ее ущипни.

Розенкранц (секунду спустя).

– Ай! (Пауза.) Извини.

Гильденстерн.

– Это уже лучше.

Длинная пауза. Шум понемногу нарастает, становится ясно: это – море. Судно скрипит, ветер свистит в снастях, издали слышны возгласы матросов, отдаются команды.

Лево на борт!

Так держать!

Убрать рифы, чтоб вас!

Это ты, боцман?

Хелло, это ты?

Легче, легче!

Держать к ветру!

Больше к ветру, ребята!

Шум моря – в промежутках.

Ставь кливера!

Топсель наверх, братцы!

И так далее, но глуше.

Розенкранц.

– Выходит, плывем. (Пауза.) Темновато, а?

Гильденстерн.

– Но не как ночью.

Розенкранц.

– Да, не как ночью.

Гильденстерн.

– Темно, как днем.

Пауза.

Розенкранц.

– Ага, для дня темновато.

Гильденстерн.

– Должно быть, дело в курсе. Они держат на север.

Розенкранц.

– Не в курсе.

Гильденстерн.

– Полярная ночь. Когда солнце за полночь.

Розенкранц.

– А-а...

Голоса команды.

В глубине сцены вспыхивает фонарь: там Гамлет.

Сцена освещена неравномерно.

Можно различить Розенкранца и Гильденстерна, сидящих на авансцене; позади них – контуры парусов, снастей и так далее.

– Кажется, светлеет,

Гильденстерн.

– Для ночи – не слишком.

Розенкранц.

– Это же полярная ночь.

Гильденстерн.

– Н-да. Если не сбились с курса.

Розенкранц (небольшая пауза).

– Н-да.

Светлеет – не то фонарь, не то луна... Совсем светло. Становится видно, что на палубе помимо прочих предметов стоят три большие, в человеческий рост, бочки с крышками; они стоят в линию, но на некотором расстоянии друг от друга. Сзади – и чуть выше – воткнутый в пол большой, диаметром примерно в два метра, полосатый зонт; что за ним – не видно. Глубина сцены все еще погружена в сумрак. Розенкранц и Гильденстерн все еще лицом к публике.

– А все же светлей, чем было. Стало быть, скоро ночь. Этот дальний север... (Грустно.) Я так полагаю, надо спать. (Зевает и потягивается.)

Гильденстерн.

– Устал?

Розенкранц.

– Да нет... но мне, наверно, трудно будет привыкнуть к этому. Целую ночь спать, целый день ничего не видеть... Спокойная жизнь у этих эскимосов.

Гильденстерн.

– У кого?

Розенкранц.

– Что?

Гильденстерн.

– Мне показалось... (Прерывает себя.) Кажется, я верю уже всему. Я уже не способен даже на элементарный скептицизм.

Пауза.

Розенкранц.

– Не размять ли нам ноги?

Гильденстерн.

– Нет, неохота мне их разминать.

Розенкранц.

– Хочешь, я их тебе разомну?

Гильденстерн.

– Нет.

Розенкранц.

– Мы б могли размять их друг другу. И не нужно было бы никуда ходить.

Гильденстерн (пауза).

– Да, сами бы пришли.

Розенкранц.

– Сюда?

Гильденстерн.

– Сюда – откуда-нибудь.

Розенкранц.

– Куда-нибудь сюда. Оттуда.

Гильденстерн.

– На палубу.

Розенкранц разглядывает палубу. Хлопает по ней ладонью.

Розенкранц.

– Хорошая клепка, а?

Гильденстерн.

– Да, я тоже люблю корабли. Мне нравится, как тут все устроено. На корабле человек может не беспокоиться, в какую сторону ему пойти или не пойти вообще, – проблемы не возникает, потому что ты все равно на судне, а? Идеальное место для игры в пятнашки... Я думаю, я всю жизнь мог бы провести на судне.

Розенкранц.

– Очень здорово.

Розенкранц делает вдох – с удовольствием – и выдох – уже со скукой. Гильденстерн встает и смотрит в зал поверх голов публики.

Гильденстерн.

– На корабле человек свободен. Временно. Относительно.

Розенкранц.

– Ну, а как оно?

Гильденстерн.

– Бурное.

Розенкранц тоже встает и присоединяется к Гильденстерну.

Оба стоят и смотрят в публику поверх голов.

Розенкранц.

– Кажется, меня уже мутит.

Розенкранц идет в глубину сцены. Было бы хорошо, если бы с авансцены туда – как с нижней палубы на верхнюю – вело несколько ступенек. Зонт находится на верхней палубе. Розенкранц останавливается около зонта и заглядывает за него. Гильденстерн тем временем, глядя в зал, развивает свою тему.

– Свобода передвижения, слова, импровизации – и все же... И все же тюрьма. Ибо границы этой свободы определены неподвижной звездой, и все наше перемещение – лишь небольшое изменение угла по отношению к ней; мы, конечно, можем ловить момент, наслаждаться на все сто, шнырять туда-сюда, но, как бы мы ни вертелись, круг замыкается, и оказываешься лицом к лицу с тем неизменным обстоятельством, что мы, Розенкранц и Гильденстерн, снабженные письмом от одного короля к другому, просто-напросто доставляем Гамлета в Англию.

В это время Розенкранц с многозначительной миной, стиснув зубы, как если бы обладал большой тайной, на цыпочках приближается к Гильденстерну, украдкой озирается и – свистящим шепотом:

Розенкранц.

– Слушай, он – там.

Гильденстерн (без удивления).

– Что поделывает?

Розенкранц.

– Спит.

Гильденстерн.

– Это ему полезно.

Розенкранц.

– Что?

Гильденстерн.

– Что может спать.

Розенкранц.

– Да, полезно.

Гильденстерн.

– Мы теперь с ним.

Розенкранц.

– Может спать спокойно.

Гильденстерн.

– Все равно для него все кончено.

Розенкранц.

– Для гибнущих в пучине грозных вод...

Гильденстерн.