Почерк палача - Николай Леонов

— В целом согласен, но с врачом проконсультируюсь, — ответил Гуров.

Станислав довез Гурова до его “Пежо” и двинул на Петровку в научно-технический отдел. Еще год назад сыщик истратил бы на дорогу максимум десять минут. Сегодня, когда на дороговизну жизни не жалуется только ленивый, будним днем проехать вдоль Тверского бульвара необходима удача, никакое водительское мастерство тебе не поможет. Машины, в основном частники, плотно стоят в четыре ряда и ждут светофора на пересечении с Тверской. Станиславу частично повезло, водитель троллейбуса, отъезжая с остановки, взял круто влево, легковушки шарахнулись, сжались, словно резиновые, и справа от троллейбуса образовался небольшой коридор. Сигналя, Станислав выехал правым колесом на тротуар, обогнал троллейбус и какой-то фургон и получил метров пятьдесят чистого пространства.

За спиной захлебнулся милицейский свисток, хотя в жизни здесь гаишника не было. Станислав пригрозил кулаком и благополучно встал у светофора.

До Петровки больше приключений не было, и вскоре он притормозил у некогда родного желтого здания. Дальше он уже бежал ногами, а так как был в штатском, то никакого уважения у служивого милицейского люда не встречал.

Если кто думает, что в лабораторию НТО нет очереди, тот глубоко ошибается. Люди, конечно, не стоят в коридоре у дверей, но если идти законным путем, то на заключение, а Станиславу их нужно было два, одно — от баллистов по пуле, второе — по отпечаткам на пистолете, ушло бы несколько дней. Здесь существовала особая сложность, отпечатки на пистолете были видны невооруженным глазом, и провести сравнительную экспертизу с пальцевыми отпечатками ранее неоднократно судимого Крещеного было проще простого. Офицеров, входящих в двери НТО, объединяет одно неизменное качество — они безумно спешат. Здесь в борьбу вступают меры недозволенные, а дозволенные поставят тебя последним в очереди, и ты по телефону будешь получать короткие ответы, самый распространенный из них — “лаборант тоже человек, из одного невозможно сделать два”.

Ветеран Крячко знал все примочки, которые способны сократить путь. Обязательное условие — личное знакомство и обаяние. Никакие пошлые коробки конфет и бутылки коньяка здесь не проходили. К слову, у Станислава и не было достаточно денег, в принципе они вообще у полковника отсутствовали. Не было у Станислава и официальной бумаги с резолюцией генерала Орлова, хотя никакие резолюции здесь уважением не пользовались. Эксперты находились в постоянном цейтноте, их души обросли шерстью, сердца закрылись надежным панцирем. Это было жизненно необходимо, иначе они давно бы вымерли от стрессов, инфарктов и нервных перегрузок.

Станислав даже не знал, кто теперь начальник НТО. А данный факт имел первостепенное значение. Сыщик толкнул дверь с табличкой “Начальник” и неторопливо вошел в приемную. Секретарша говорила по телефону и одновременно работала на компьютере, на вошедшего даже не взглянула.

— На войне как на войне! — заявил Станислав и вошел к самому, пытаясь незаметно перекреститься.

За столом сидел полный полковник, писал, глянул на вошедшего из-под очков и очень знакомым голосом сказал:

— Здорово, Стас. Садись. Дай до точки дописать.

И Станислав мгновенно вспомнил. Валера Кузькин, который двадцать с лишним лет назад...

— Я тебя знаю, можешь не врать, что ты никуда не торопишься и тебе ничего не надо. И шел ты в Эрмитаж, увидел знакомый домишко, решил заглянуть к Валере Кузькину, поздравить его с присвоением звания и повышением.

Полковник снял тяжелые очки, бросил на стол, вздохнул.

— Признайся, встретил бы на улице, не узнал бы?

— Да знаешь, — Стас профессионально прищурился, — в толпе не узнал бы, а в помещении...

— Ясно, — перебил полковник. — Я перенес неприятную операцию, поправился на двадцать килограммов и постарел на двадцать лет. Примерно столько же мы и не виделись?

— Жизнь, — ответил Станислав.

— Насколько я тебя помню, Стас, у тебя в кармане одни железки и ни одной бумажки.

— Каюсь, — Станислав склонил голову.

— Пиши рапорт на мое имя и не забудь, что ты находишься не в НТО, а в экспертно-криминалистическом управлении.

Станислав написал рапорт, объяснил, как мог, ситуацию, выложил на стол коробку с пистолетом и пулей.

— По пуле нам нужна сравнительная экспертиза с той, которая извлечена из простреленной головы Власова Ю. В. В рапорте есть. А с пистолетом... — Станислав замялся. — Ты Гурова, естественно, помнишь?

— Народ должен знать своих героев. Лева в памятник пока не превратился. — Кузькин увидел, как болезненно скривился Крячко, и поспешно сказал: — Не буду, не буду! Я тебе без Гурова могу сказать. На пистолете имеется прекрасный отпечаток, но Лева уверен, что пистолет подброшен, и ему нужен не тот отпечаток, который есть, а тот, что стерли. Я сейчас дам команду, с тобой договоримся следующим образом. Ты звонишь в семнадцать тридцать секретарше, представляешься. Она тебе сообщает, что нам удалось разузнать. Завтра ты присылаешь человека со всеми необходимыми бумагами, мы даем официальный ответ. Понял? А сейчас я пишу важную бумагу большому генералу, и ты встаешь и уходишь.

— Ты не представляешь...

— Представляю, Стас. До встречи, — перебил полковник.

Когда Станислав Крячко вышел на улицу, то на глазах изумленной публики размашисто перекрестился и тихо сказал:

— Быть мне последней сукой, если я ему это забуду.

Стоявший рядом мужчина, явно недавно вышедший из зоны, вздохнул:

— Все так говорят, потом забывают. Оно и к лучшему, может...

— Я не забуду, — уверенно ответил Станислав.

И хотя люди говорили о диаметрально противоположном, взглянули они друг на друга с симпатией. Когда Станислав отпер дверцу “Мерседеса”, мужчина присвистнул и сказал:

— Крутой. Может и не забыть. В кабинете Станислав расписал все яркими красками, записал для Гурова телефон и имя-отчество секретарши, заявил, что у него сегодня две встречи и что он будет звонить руководству домой. Гуров другу не поверил, но молча кивнул.

Наступало время, когда путаны, проснувшись, принимали ванны, занимались макияжем, готовились к вечеру. Станислав хотел застать Вику дома, потому торопился. Он спустился на этаж ниже, зашел в кабинет к знакомому полковнику и сказал:

— Берегись друзей, от врагов отобьемся, — и снял телефонную трубку.

У Вики был завораживающий голос, и, когда она произнесла: “Алло”, создавалось впечатление, что она выходит из ванной, поблескивая влажной кожей.

— Здравствуй, девочка, говорит Стас.

— Здравствуйте, здравствуйте, — Вика успела не только вытереться, но и полностью одеться, сейчас застегнула верхнюю пуговичку блузки.

— Кажется, вошел муж, — сказал Станислав.

— Перестань трепаться, командир. Я тебя уважаю, но не люблю. Как здоровье Льва Ивановича?

— Понял. Теперь к делу, родная. Я соскучился, хочу тебя видеть, лучше сегодня, — в голосе Станислава пропали игривые нотки, и Вика мгновенно это почувствовала.

— Слушайте, Стас, приезжайте ко мне, угощу великолепным вином, — сказала она и настороженно замолчала.

Вопиющий случай нарушения конспирации, но, учитывая количество мужиков, посещавших Вику днем и ночью, приход Станислава наверняка останется незамеченным.

— Я выезжаю. — Станислав положил трубку.

— Умеешь ты, Стас, своих девок в строгости держать, — с некоторой завистью заметил коллега. — А Гурову наверняка объявил, что едешь на встречу.

— Я крайне редко вру, господин полковник. Порой приходится обманывать начальников и друзей в их же интересах. У Гурова жена на гастролях, зачем же толкать его на кривую дорожку?

— Ничего не слышал и не знаю, ты всегда прав.

— И тебе того же. — Станислав кивнул и вышел.

Вика встретила его в строгом изящном платье, прекрасно причесанная, в легком макияже.

— Здравствуй, начнем с худшего. — Она взяла из его рук три великолепные розы. — Ехать никуда не придется?

— Даже не сменишь площадку.

— Сколько ему лет?

— Двадцать четыре, выше меня на голову, хорош собой, — ответил Станислав.

— Черт побери! Если бы не работа и не существовало твоего начальника, я бы влюбилась в тебя. — Она коснулась губами его щеки.

— Если бы у меня были колеса, я был бы не опером, а трамваем.

— Ты все старые анекдоты помнишь?

— А авторская обработка? — обиделся Станислав. — И почему в этом старом мире я должен придумывать свежие хохмы?

Квартирка у Вики была маленькая, изящно обставленная, и поражала свежайшим воздухом. В доме у людей определенных профессий всегда сохраняется специфический запах. У Вики же чувствовался совсем легкий аромат французских духов, но преобладало ощущение свежести.

— Выпьешь? — Она открыла бар.