Первая жена (сборник) - Ольга Агурбаш

Майя вздохнула. Не тяжело, а, скорее, привычно:

– Ты же знаешь. Новая Санина любовь. Никакого секрета. Какой же может быть секрет, если он уже и женился, и ребенка родил.

Но Марину такое объяснение не устроило. Она в нетерпении махнула рукой:

– Да нет, не то! Это на поверхности так вроде бы логично выглядит. На самом-то деле наверняка есть первопричина. Новая любовь – это следствие.

– Почему ты так думаешь? – поразилась Майя глубине подхода подруги.

– Да потому что я тебя с детства знаю. И Саню твоего прекрасно знаю. И понимаю, что просто так, на ровном месте, ничего случиться не могло. Вы представлялись идеальной семьей, эталоном. Понимаешь? И самое главное – не только казались такими, а были на самом деле. Так что давай, подруга, открывайся, что там между вами произошло?

Майя сидела потрясенная. Она-то, конечно, знала истинную причину, но думала, что это только одна она знает, а всем окружающим вполне объяснима банальная логика, ставшая чуть ли не разновидностью нормы: влюбился в молодую! Сплошь и рядом такие истории. Никого они уже не удивляют и, похоже, даже не интересуют.

– Помнишь, как-то мы говорили с тобой о сексе в браке? Давно еще… года три-четыре назад… – начала Майя.

– Ну говорили, и что?

– Я тогда призналась тебе, что у меня с желанием какие-то проблемы. Вернее, даже не так. Не проблемы с желанием, а просто отсутствие желания.

– Да помню…

– Ну вот тогда, наверное, все и началось. Саня – мужчина очень сексуальный, с повышенной потенцией. Ему, мне кажется, всегда хочется. А мне, как оказалось, нет. По молодости еще как-то все устраивало, а потом поняла: не хочу! Ну сколько можно подчиняться чужим желаниям?! Насиловать себя?! Заставлять?!

– Слушай, какая-то у тебя нестандартная ситуация. Мне кажется, у людей все наоборот. Мужики со временем уже ничего не хотят, а женщины бы с удовольствием.

– Не знаю, как у других. Я про себя, – раздраженно прервала подругу Майя.

– Ну да… Извини. Просто я уверена, многие тебе позавидовали бы…

– А чему завидовать? Чему? – взорвалась Майя. – Насилию? Подавлению? Или чувству вины, которое возникает, когда муж на тебя обижается, если ты отказала? Так и мучаешься: или виновата, или изнасилована.

Майя почти кричала.

– Да ладно тебе, не кипятись! Давай дальше…

– А что дальше? Дальше я сказала мужу: стоп! Не могу так больше, не хочу и не буду!

– А он?

– Он был удивлен, конечно! Наверное, считал так же, как и ты, что такая потенция, как у него, – это счастье для женщины. Что такому стремлению к сексу можно только позавидовать. И все время спрашивал меня: а что же ему теперь делать? Не идти же ему к проституткам при живой жене!

– Ну?!

– А я говорю: «Почему обязательно к проститутке? Разве мало женщин, желающих интимной близости?»

– Неужели и вправду: ты его сама отправила гулять на сторону? – в изумлении переспросила Марина.

– А что мне оставалось делать? Что?

– А Саня? Неужели пошел? – Марина недоверчиво глядела на подругу.

Майя невесело усмехнулась:

– Как видишь!

– Послушай! Но ведь ты же только погулять его отпустила, а он взял, да и женился!

– Ну что поделаешь? Любовь! – и добавила после паузы: – А знаешь, я не жалею. Поначалу, да! Тяжело, горько, обидно было. А теперь нет. Столько у меня всего нового в жизни появилось! Так я сейчас интересно живу! Иногда даже думаю: может, мне специально такая ситуация была дана, чтобы я в себе что-то открыла.

– Это правда, Майка! Ты же артисткой стала! Так нравится мне ваш театр! Уютный, располагающий к философским размышлениям, к душевности.

– Ну вот, видишь! А еще и работа в детском доме! Меня эти дети на такую высоту поднимают! Не знаю даже, какими словами объяснить, чтобы ты поняла. Не в плане самоутверждения или самореализации… И уж тем более не в статусном или амбициозном каком-то аспекте… Нет! Столько в них чистоты, искренности, нерастраченной нежности, что рядом с ними становишься лучше, добрее… Слова получаются немного высокопарными, но это правда, Марин! Мне кажется, они любого готовы любить, кто к ним хоть на чуть-чуть приблизится. Душой, я имею в виду…

– А часто ты у них бываешь?

– Пока раз в неделю. Ставим с малышами сказку «Колобок». Но, честно говоря, надо бы почаще к ним приходить. Так они ждут занятий! Так хотят играть! Мы с ними и костюмы сами мастерим. Кстати, пересмотри свои вещи, может, найдешь что ненужное. Нам все сгодится.

– Ой, хорошо, что сказала! У меня столько всего: и мои, и Ленкины вещи!

– Давай! Я все заберу. Там дети разного возраста: от полутора до семнадцати лет. Наверняка кому-то что-то пригодится. А нет, так мы костюмы сошьем. Я пока только с малышами занимаюсь, а смотрю: старшие тоже хотят. Я бы с удовольствием и с ними тоже спектакль поставила, только времени пока нет приходить чаще.

– Надо же, как ты вдохновилась работой с детьми! Неожиданно, мне кажется, даже для тебя самой.

– Жалко их очень. До слез! Первое время, когда только начала кружок вести, часто плакала. Смотрю на них и молча плачу. А они понять не могут, спрашивают: «Тетя Майя, а почему ты плачешь? Что у тебя болит?» А я отвечаю, мол, Колобка жалко или еще какого героя сказочного. Они меня успокаивают, руки гладят… Сейчас более-менее ничего, привыкаю.

– Слушай! – у Маринки загорелись глаза. – А давай Фонд помощи организуем! Попробуем для начала во дворе бросить клич: книги, игрушки, одежду соберем! Как ты думаешь?

– Отличная мысль! Прекрасная, я бы даже сказала! Какая же ты молодец!

– Ладно, не захваливай! Это же твоя идея! Считай, я просто поддержала тебя!

* * *

Если кратко пересказать содержание спектакля «Роман в письмах», то пересказ этот выглядел бы следующим образом.

Есть мужчина, и есть женщина. У каждого из них своя семья, своя жизнь. И друг с другом эти мужчина и женщина вроде бы не пересекаются. Только в письмах. Когда-то они встречались, потом разошлись, а потребность друг в друге осталась. И вот пишут они письма. Пишут, получают, отвечают, ждут, отправляют, бегают к почтовым ящикам…

И получается вроде бы все наоборот: настоящая жизнь – это письма, это то, что подчас таится между строк, это именно то жгучее, острое, живое, настоящее, ради чего эти двое существуют. А реальная их жизнь – лишь только антураж к основному действу.

Вот, собственно, и весь сюжет. Спектакль, что называется, с открытым финалом. То есть финала еще и нет вроде бы… Начинается безоблачной идиллией, которая царит в семейной жизни женщины: она, муж, двое детей-подростков со свойственными им максимализмом, проблемами роста и самоутверждения. Но по большому счету – все в рамках нормы, ничего критичного. Со стороны, если не вглядываться в суть вещей, то и вовсе все выглядит почти идеально.

У другого героя пьесы – мужчины – есть жена и взрослая дочь, которая запуталась меж двух молодых людей. А он – отец – всячески пытается ее вразумить и направить, но что-то не очень преуспевает в этом. А дочь, забеременев от одного, принимает решение выйти замуж за другого…

И тянется обычная череда жизненных событий: нюансы детско-родительских отношений, мелкие перепалки с супругами, работа, отдых, встречи с друзьями, заболевания, гостям и прочим составляющие жизнедеятельности любой семьи…

Письмам же поначалу уделяется совсем небольшая роль. И лишь по ходу пьесы содержание посланий выходит на первый план, чтобы в финале заполонить собой все пространство. Пронзительный, трепетный, щемящий поток любви… Притом что слово «любовь» не прозвучит в спектакле ни разу. И слова «скучаю» и «хочу тебя» тоже не прозвучат…

Андрей Григорьевич очень волновался за Майю, за ход всего спектакля. Все-таки первая главная роль новой актрисы. В партнеры он подобрал ей опытного актера и по его поводу не переживал. А вот за Майю – очень! И особенно из-за того, что на репетициях она часто срывалась на слезы. Настолько входила в роль, что не выдерживала эмоционального напряжения. А режиссер считал, что, если во время репетиционного процесса актер столь максимально вовлекается в жизнь персонажа, то на самом спектакле может перегореть и не показать того уровня накала и трепета, который нужен. Майя соглашалась с ним, но не всегда могла оставаться спокойной. Слезы душили, голос сипел от плохо сдерживаемого напряжения, и гораздо больше сил у нее уходило на то, чтобы не заплакать, чем на отработку диалогов. В конце концов Андрей Григорьевич махнул рукой и разрешил ей плакать. Тем более, как про себя рассудил он, роль ее слез-то как раз и не предполагала. Так что лучше уж пусть выплачется на репетиции, чем ее прорвет на спектакле. Хотя опять же… Опять же… Эти бесконечные творческие изыскания: а как лучше – так или эдак? А как реалистичнее – плакать или нет? А что сильнее по душевному напору – показывать эмоции или не стоит?

– Так, Майечка, хорошо! Вы меня убедили. Не сдерживайте себя! У вас получается очень органично, – говорил он на репетициях.