Облюбование Москвы. Топография, социология и метафизика любовного мифа - Рустам Эврикович Рахматуллин

уже не мог не стать приватным.

Но для этого сама приватность должна была стать царственной. И стала, c графом Николаем Шереметевым.

Тогда же русская литература достигла зрелости с Карамзиным, и вымышленный персонаж впервые занял место между настоящими.

Бедная Лиза и Параша Жемчугова встали рядом.

«Бедная Лиза»

Неравный брак Шереметева (1801) словно отвечал на карамзинскую «Бедную Лизу», написанную в 1792 году. Лиза, крестьянская дочь, бросилась в пруд, обманутая дворянином Эрастом, который предпочел жениться на ровне, притом с единственной целью поправить дела. Немедленная популярность «Бедной Лизы» означала, вероятно, что Москва ждала истории с иным исходом; ждала неравного брака.

Лиза родилась из опыта народной этимологии, попытки объяснения названия пруда. Чтоб утонуть в пруду, Лиза сначала вышла из его названия. Так вышел из второго имени Москвы – Кучково – легендарный Кучка. Кстати, брошенный своим убийцей, Долгоруким, в Чистый пруд. Но вымысел XVII века о Кучке распространялся старым способом: включался в корпус хроник. А Карамзин печатал вымысел в журнале: способ новый, нововременский.

Карамзин пишет, что город, видимый весь от Симонова монастыря, развернут к месту действия повести амфитеатром. Тогда монастырь и пруд суть сцена Москвы, на которой, как в будущем Параша, выступает Лиза.

Николай Михайлович Карамзин на портрете работы Джованни Батиста Дамон-Ортолани. 1805

В сущности, Эраст взобрался на сцену из зала – из города. Остальные зрители сделали то же самое немедля после окончания спектакля: Лизин пруд стал местом сентиментального паломничества. «Ныне пруд сей здесь в великой славе, – читаем в приватном письме 1799 года. – Часто гуляет около него народ станицами и читает надписи, вырезанные на деревьях, кои вокруг пруда.»

Что же искали москвичи на сцене? «Везде <в надписях> Карамзина ругают, везде говорят, что он наврал, будто здесь Лиза утонула – никогда не существовавшая на свете. Есть правда из них и такие, кои писаны чувствительными, тронутыми сею жалкою историею».

Миф схватился. «Мне казалось, – читаем в том же письме о посещении Лизина пруда, – что я отделяюсь от обыкновенного мира и переселяюсь в книжный приятный фантазический мир».

Лизин пруд и Симонов монастырь на акварели Карла Рабуса. Вторая треть XIX века

«Бедная Лиза» не первая русская беллетристика и не первая о московской любви: вспомнить повесть о Фроле Скобееве. Но «Лиза» стала первой, ибо родила читателя беллетристики, научила «переселяться в фантазический мир».

Критика «вранья», написанная на деревьях, означала, что вымысел взял силу. Берестяная критика на Лизином пруду предшествовала надписям в булгаковском подъезде или в петербургском подъезде Раскольникова.

Москвич увидел место через книгу, так, как он с тех пор предпочитает видеть всякие места. Обычный пруд за городской чертой стал точкой приложения иного измерения: сюда ходили, чтобы «отделиться» и «переселиться».

Панорамный вид Москвы от Симонова монастыря от башни Дуло. Неизвестный художник. 1850-е

Не оглашенное поэтом или беллетристом место существует не вполне – это характерно русское представление утвердилось «Бедной Лизой». Для существования пространству нужно поместиться в вымысел – вот парадокс, достойный называться карамзинским.

В отличие от Кучки и Фрола Скобеева, бедная Лиза не осталась одинокой, но открыла непрерывный ряд дальнейших измышлений. Без которых невозможна карта мифа следующих лет, десятилетий и веков.

Крутица, или Арбатец

Сразу, уже из «Бедной Лизы», видно, сколь точна и неслучайна литературная разметка московского любовного пространства.

Действие отнесено на край старой Москвы, в юго-восточный угол городской черты, к Симонову монастырю. Однако дело здесь не только в антураже сентименталистской пасторали.

При Грозном Симонов был взят в опричнину. Как пишут, потому, что настоятель принадлежал кружку ее сторонников. Но верно и другое: монастырь был издревле великокняжеским, то есть входил в личную собственность старших Даниловичей.

Вся Крутица, высокий москворецкий берег ниже Краснохолмского моста, принадлежала древним государям. Соседний Новоспасский монастырь, основанный Иваном III, был великокняжеским. Существование боярского некрополя Романовых позволило монастырю удерживать особый статус после воцарения этой фамилии.

Церковь Богородицы на Крутице, упоминаемая в завещаниях Ивана Красного и Дмитрия Донского как определенно княжая, может относиться к Симонову, а может и к предполагаемому древнему монастырю на месте Крутицкого подворья.

Урочище Арбатец близ подворья (современные Арбатецкие улица и переулки) способно объяснить свое название, если считать имя «Арбат» синонимом государева удела. Понятнее становится двойное уменьшение в названии «Малый Арбатец»: есть Арбат, Арбатец и Арбатец Малый (Воронцово Поле) – меньший, чем Крутица.

Крутицкое подворье (справа) и Новоспасский монастырь (в центре) на литографии Христиана Вильгельма фон Фабера дю Фора. 1812

Карамзин словно случайно приурочил вымысел к забытому уделу, острову опричнины посреди земщины, за городской чертой Средних веков.

«Марьина Роща»

Тема любовной жертвы в сентиментализме аукается со «Сказаниями о начале Москвы», о Кучке в частности.

Романтическая «Марьина роща» Жуковского с ее подзаголовком «Старинное предание» прямо и стилизаторски ставит себя в число Сказаний. Причем в этом числе она одна посвящена неглименскому устью – подлинно началу Москвы.

Боровицкий холм увенчан в повести уединенным теремом Рогдая, ищущего руки Марии, живущей за Неглинной и любящей Услада, живущего в Замоскворечье и отвечающего ей взаимностью. Кремлю и Занеглименью присвоены мужское и женское начала. Возвратившийся из странствия Услад не находит Марию дома: она убита в роще на Яузе, Рогдаем, который тут же сам погиб, ввергнутый в реку конем. Роща получает имя Марьиной, Услад возводит в ней часовню. Любовная жертва предстает строительной.

Иная, тоже романтическая, но уже народная история Марьиной Рощи записана Евгением Барановым в книге «Московские легенды» (1920-е годы). Лакей Илья зарезал барина, не дозволявшего ему жениться, так что избранница Ильи стала женой разбойника. Когда же Марья изменила ему с купцом, Илья зарезал