Роковое наследство - Бенедиту Барбоза

— Ну нет, этого я не допущу! — тоже продемонстрировал твердость Бруну. — Не хочешь ехать в город — живи здесь. А если тебе так уж будет невмоготу, я сам отвезу тебя туда, где нашел!

— Вы считаете меня неблагодарной?

— Очень мне нужна твоя благодарность! — сердито ответил Бруну. — Просто не хочется, чтоб ты вновь скиталась по свету с разными бродягами. Иди спать.

Он еще долго сидел один на темной террасе и думал:

«Что мне вдруг взбрело в голову тащить эту дикарку к себе домой? Совсем выжил из ума. Нет, она оказалась гораздо рассудительней меня!»

Наутро Бруну с детьми покинул фазенду в Арагвайе. С Луаной он даже не простился, и она, чувствуя себя виноватой перед ним, попросила совета у Донаны:

— Скажи, что мне делать, как вести себя с хозяином?

— Он к тебе приставал?

— Нет. Но он хотел увезти меня к себе домой, а я отказалась.

— Домой? В Рибейран-Прету? — изумилась Донана. — Зачем?

— Чтобы я там жила и училась.

— Ну так что в этом плохого? Не понимаю. Чего ты испугалась?

— Я себя боюсь, — призналась Луана. — Боюсь того чувства, которое испытываю к сеньору Бруну.

— Это чувство называется любовь?

— Не знаю. Но я хожу словно без сил, у меня голова кружится.

Донана посмотрела на нее с явным сочувствием и спросила:

— А если сеньор Бруну позволит себе лишнее в отношении с тобой, у тебя достанет мужества поднять на него руку?

Луана, секунду подумав, со стыдом ответила:

— Нет… А что мне тогда делать?

— Да ты, я гляжу, совсем еще дитя, — пожалела ее Донана. — Думаю, тебе ничего не придется делать, потому что сеньор Бруну — человек женатый и серьезный. И смотрит он на тебя только как отец на дочку.

Она надеялась успокоить Луану, однако та расстроилась еще больше.

— Конечно, ты его лучше знаешь и если так уверена в нем, то, выходит, мне все только померещилось. И значит, я должна погасить в себе это чувство.

— Да, так было бы лучше для всех, — согласилась Донана. — Только с сердцем очень трудно управиться, имей это в виду.

Сразу же по приезде в Рибейран-Прету Бруну узнал от Димаса, что Лейя разбила свою машину и взамен купила новую, точно такую же.

— Она просила не говорить вам об этом, но я счел своим долгом все же рассказать, — оправдывался водитель.

— Как это произошло? — спросил Бруну.

— Сеньора возвращалась поздно ночью из Сан-Паулу и заснула за рулем.

Бруну стоило большого усилия выругаться про себя, а не вслух.

Зато войдя в дом и увидев Лейю, он вложил весь свой гнев в одну короткую фразу:

— Поздравляю с покупкой!

— Не зря я терпеть не могу этого Димаса, твоего прихвостня! — не растерялась Лейя.

— Напрасно, — в тон ей ответил Бруну. — Если бы за рулем была не ты, а Димас, то аварии, я уверен, не случилось бы.

У Лейи сдали нервы, и она истерично закричала:

— Оставь меня в покое!

Бруну тоже окончательно вышел из себя и не остался в долгу:

— Ради Бога! Ты думаешь, я о тебе так пекусь? Да если б ты разбилась вместе с машиной, то сразу бы отпала проблема развода!

Лейя, разрыдавшись, удалилась в свою спальню, но вскоре вышла оттуда свеженькая и накрашенная. Ей не терпелось расспросить Лию и Маркуса о таинственной Луане.

Лия ответила, что подозревать отца в связи с этой девушкой нет никаких оснований, а Маркус добавил, что Луана очень красивая, но совершенно дикая.

— В каком смысле? — не поняла Лейя.

— А в самом прямом, — рассмеялся Маркус. — Любого мужчину, который вздумает к ней сунуться, она усмиряет с помощью ножа. Говорят, уже не один бедняга пострадал от нее таким образом. Так что у нашего отца — надежное алиби: ты ведь не замечала у него какого-нибудь свежего увечья?

— И откуда ж он такую выкопал? — изумлено покачала головой Лейя.

— Ты лучше расскажи о себе, — с пристрастием подступила к ней Лия. — Что это за история с разбитой машиной? Я слышала, как ругался отец, но не все поняла. Ты опять возвращалась из Сан-Паулу ночью?

— Не надо учинять мне допрос! — рассердилась Лейя. — Я езжу в Сан-Паулу к своему адвокату, по делам развода.

— И остаешься у этого адвоката до глубокой ночи? — укоризненно молвила Лия.

Такого Лейя стерпеть не смогла и отвесила дочери звонкую пощечину.

Маркус в этой ситуации счел за благо удалиться в свою комнату.

Затем от нечего делать набрал номер Лилианы и услышал ее взволнованный голос:

— Ну слава Богу, ты наконец приехал. Мне надо срочно тебя увидеть!

— Объясни, с чего такой переполох, — с досадой произнес Маркус.

— Давай сейчас встретимся, и я все тебе объясню.

Сенатор Роберту Кашиас имел репутацию честного и неподкупного политика, что нравилось избирателям, но значительно осложняло его собственную жизнь. Порядочность и щепетильность не позволяла ему брать взятки, а потому и достаток в его семье был весьма скромный. Кашиас даже не мог перевести жену и дочь к себе в Бразилиа, где он жил в небольшой служебной квартире, полагавшейся ему по депутатскому статусу.

Из-за этого у них с женой и происходили нескончаемые ссоры. Роза, которой надоело жить в Рибейран-Прету без мужа и одной воспитывать дочь, постепенно пришла к выводу, что чрезмерная честность даже вредна для политика, так как тормозит его карьеру.

— От тебя же все шарахаются, никому не хочется иметь с тобой дело, — поясняла она свою точку зрения. — Нормальным людям неуютно рядом с тобой из-за твоей дурацкой непогрешимости.

— Заметь, честность не бывает чрезмерной, — возразил жене Роберту. — Она либо есть, либо ее нет вовсе.

Такие или примерно такие разговоры происходили у них всегда, когда Роберту удавалось на денек-другой вырваться к семье. Но случалось это весьма редко, как правило, во время депутатских каникул.

На сей раз, однако, сенатору пришлось отложить важные государственные дела по причине экстраординарной: Роза по телефону сообщила, что их дочь Лилиана беременна.

— От кого? — упавшим голосом спросил Кашиас.

— Она не хочет выдавать этого мерзавца.

— Ладно, держись. Я сейчас же к вам вылетаю.

Приехав домой, он не застал там Лилианы — она в это время как раз разговаривала с Маркусом.

Вид у нее был растерянный, и Маркусу сразу это не понравилось, а когда он услышал, о чем идет речь, то и вовсе пал духом.

— Я только призналась маме, что беременна, но о тебе и словечком не обмолвилась, — попробовала его приободрить Лилиана. — Что будем делать?

— Не знаю! — с нескрываемой злостью ответил Маркус. — Я вообще не уверен, что это мой ребенок. Мы ведь с тобой всегда предохранялись.