Эпохи холст – багряной кистью - Александр Владимирович Плетнёв

за собой остальные корабли.

В итоге долгий и упорный бой сошёл к бездарному бегству.

Тут ещё можно добавить, что лично у Шенсновича было разрешение Витгефта «при неприятных обстоятельствах возвращаться»… как и у всей эскадры – вплоть до интернирования.

Однако в нашей истории подобные вольности адмирал Витгефт не раздавал за категорическими запретительными «подзатыльниками» из Петербурга… от самого государя.

Но имеем то, что имеем – люди те же… Ситуация практически такая же, и сумела она (сука) подойти к такому же критическому порогу.

Поэтому вернёмся к тому, о чём не знал командующий Объединённым флотом Японии Хэйхатиро Того. К тем частностям трагической неуверенности и упрямого долга, от которых зависели жизни и смерти, судьба первой Тихоокеанской, и как бы ни всей войны, и…

И, пожалуй, оборвём. А то и так в конце с пафосом переборщили.

«Ретвизан»

– Не гневите бога, Эдуард Николаевич!

Заподозрить в малодушии командира после таранной атаки, пусть и не удавшейся, старший офицер не мог. Но видел, в каком состоянии тот пребывает, настаивая на отправке в лазарет.

А тут ещё вдруг это его объявление:

– При наличных повреждениях нам остаётся только возвращаться в Порт-Артур.

Командир «Ретвизана» каперанг Шенснович, оставаясь в боевой рубке, не находил себе места, кривясь, морщась от боли. Встанешь – шатает. Сядешь – щемит, не усидеть.

Резь, закрутив в узел кишки, прорывалась то рвотными, то гальюнными спазмами. То отпускала благом, холодеющим бисером пота на лбу.

Для него специально притащили тяжёлое кресло из кают-компании – вот только так, привалившись, полуприсев, было более или менее терпимо. И немного возвращалась ясность мысли, а с ней досада и какое-то опустошение.

Его порыв – на прорыв не поддержали!

Того перекрыл южные румбы очередным охватом, и избитая эскадра снова «под ножом».

Считая Витгефта не самым удачным командующим эскадрой, а уж Ухтомского и вовсе… понимая, что у самого мысли, как манная каша, капитан 1-го ранга всё же полагал, что следует выводить эскадру из боя, сохранить!

Но, несмотря на приказы сверху, полагал, что остаётся один путь – возвращаться в Порт-Артур.

При опасениях по поводу затоплений в носовой части «Ретвизан», сбавив ход, уже на тринадцати узлах обходил изломанный строй броненосцев, склоняясь к северу.

– Да как же так, Эдуард Николаевич! – В тоне старшего офицера ещё сохранялись недоуменные и просящие нотки. – Ведь приказ был – только вперёд!

– Полноте…

– «Пересвет» воротит на норд, – донеслось с мостика, – за нами идут!

– Потеряем бездарно все, что навоевали нынче. Японец тоже избит. Видали «Микасу»?! – Теперь офицер заговорил возмущённо и упрямо. – Посрамим честь русских моряков!

– «Цесаревич»! – кричит сигнальщик. – «Цесаревич» выбросил флажный сигнал!

«Пересвет»

Не переставая кидать в надежде взгляды на «Цесаревича» – не взлетит ли там адмиральский флаг, собрать эскадру в некое подобие строя Ухтомскому всё же удалось.

Собственно, необходимость этого понимали все командиры кораблей, по возможности быстро становясь в прежнем порядке. Только что пропуская младшего флагмана вперёд «головным». А вот дальше…

Состояние «Пересвета» было чуть ли не хуже «Цесаревича». Да и Ухтомский не особо порывался идти на обострение с противником – обе эскадры продолжали вяло перестреливаться на расходящихся курсах, практически не нанося друг другу вред.

И когда Шенснович… в общем, стоило только «Ретвизану» обозначить своё главенство, Ухтомский легким решением последовал за новым ведущим. И словно оправдываясь, с облегчением завёл в рубке говорильню о несостоятельности дальнейшего сражения из-за бедственного состояния кораблей. С ним молчаливо и хмуро соглашались. Люди устали. Адреналин вышел криками, потом, злостью, а новый надпочечники ещё не наработали.

И только кто-то из младших офицеров, у которых остался ещё запал, пытались поднять голос, почти точь-в-точь повторяя вопросы, что негодующе прозвучали в рубке «Ретвизана»:

– Да как же так?!

«Цесаревич»

«Цесаревич» участия в перестрелке с броненосцами Того и полезшими с двух направлений крейсерами не принимал. Плохо удерживаясь на курсе, он следовал чуть в стороне строя.

Его ближайшие мателоты намеренно держались от такого «шатуна» подальше.

Доклады о состоянии корабля капитана 2-го ранга Шумова (что принял командование) не радовали. Собрав на мостике старших специалистов судна, он решил посоветоваться о дальнейших действиях.

– Полагаю, что при такой избитости много мы не навоюем, – в совершенном скепсисе высказался лейтенант Кетлинский, – ни Рожественскому мы не в помощь, ни до Владивостока, думаю, не доберёмся.

– Для эскадры мы только обуза, – согласился с ним старший механик броненосца, быстро перечислив основные беды по своей части, – в левой машине погнут гребной вал, котлы в передней кочегарке порушены, трубы опять же посечены, будет перерасход угля и ход дадим, хорошо, если восемь узлов.

– И?.. – мрачно спросил Шумов.

– Закончится это тем, что издохнем мы на переходе, и будут нас либо на буксире тащить, либо придётся уходить в нейтральный порт на ремонт.

– И нас тотчас интернируют. На такое позорище мы пойти не можем, – весь перебинтованный старший артиллерийский офицер лейтенант Ненюков возмущённо дёрнулся и зашипел от боли, – глаза боятся, руки делают! Дай бог, починимся в пути. Орудия среднего и главного калибра в действии, от миноносок отобьёмся! И вообще – с чего же нам не воевать?

– «Ретвизан» шпарит на норд! – раздался голос матроса сигнальной вахты. – И Ухтомский отворачивает вслед за ним!

– Неужели возвращаемся в Артур?! Да как можно?! – Слова негодованием застряли в горле.

– Там это… – влетел запыхавшийся вестовой, – адмирал очнулись, в памяти. Кличут кого… кто нынче за главного!

«Асколъд»

– Что-о-о!!! – Буквально перед выходом эскадры повышенный в звании до контр-адмирала Николай Карлович Рейценштейн олицетворял собой исключительную решимость! Продуваемый мостик растрепал бороду, фуражка надвинута на лоб, глаза с прищуром… горят!

Пока ещё колонна броненосцев двигалась по дуге, забирая к норду, Рейценштейн полагал, что это обманное уклонение до наступления ночи. А там…

Но когда на «Пересвете» вместо сбитых стеньговых фал от поручней мостика потянулась «строчка» сигнальных флагов…

– Эскадра возвращается в базу, – немного растерянно перевёл сигнальщик.

– Что-о-о!!! Обратно в артурские лужи?! Да лучше на дно, нежели снова под снаряды сухопутов?! Труса праздновать станем? Нет ходу нам назад! Слушай мою команду! Поднять исполнительный: «Следовать за мной»!

– Глядите, – подал голос матрос с крыла мости «Цесаревиче» подняли адмиральский! Сигналят флажным и семафором!

«Цесаревич» целенамеренно выдвинулся из строя, следуя между колонной броненосцев и лёгкими силами.

Адмиральский флаг, проелозив на фале, словно намекая, что командующий ранен, едва трепыхался, провисая. Однако сигнальный набор расцвёл к удовольствию многих положительно. Посверкивало, моргало семафором, дублируя:

«Внимание по эскадре! С наступлением необходимой для скрытности от противника темноты судам, совершив обманный манёвр, провести разворот