Лисица и Цербер (СИ) - "Soul_Elis"

— У меня для тебя кое-что есть, — поджав губы, Сара пошарила в кармане безразмерной толстовки, игнорируя все, что он только что сказал. — Увидела сегодня в торговом центре и почему-то подумала о тебе.

Выдержав самую долгую в его жизни паузу, девушка медленно повернулась и раскрыла ладонь.

Он не помнил, когда ему что-то дарили на Рождество. Наверное, потому что таких случаев не было: всегда брал сам и ничуть не расстраивался. Однажды Хизер предложила устроить «тайного Санту»: все синхронно согласились и так же синхронно забыли. Но сейчас смотрел на раскрытую ладонь с маленькой черной коробочкой, и понимал, почему люди так любят этот ритуал.

Скрывая сбившееся дыхание, бережно подцепил, потянул за ленту и снял крышку. Внутри на темном бархате лежала «зиппа»: черная, блестящая — всмотреться повнимательнее и найдешь собственное отражение: сдвинутые брови, расширившиеся глаза, подернутые предательской поволокой. Сара в его голове скромно опустила взгляд и улыбнулась одними уголками губ.

«Она подумала»

— У меня тоже кое-что есть, — кажется, спустя вечность, прохрипел он, отступая и даже не решаясь взглянуть на нее. — Не подарок, конечно, но к Рождеству, думаю, подойдет. — Как мальчишка, подорвался к двери и нашарил старую тяжелую бутылку. — Любишь шампанское?

Она лишь коротко кивнула и вновь отвернулась к окну, словно понимая, что любой неосторожный взгляд может стать фатальным.

Пальцы отчего-то предательски дрожали, но фольгированная обертка слетела сама. Следом с традиционным хлопком выскочила и пробка. Обведя комнату глазами, Мёрфи с удивлением обнаружил на замызганном столике два высоких бокала. Наполнив, вернулся к окну, и не глядя протянул один ей.

— Спасибо за подарок, принцесса, — прошептал он, не сводя глаз с чёрного неба за стеклом.

— Спасибо за шампанское, Мёрфи. Знаешь… — еле слышно отозвалась она, аккуратно пригубила шипучку и поставила бокал на подоконник. — Я его просто обожаю.

Тугой узел, росший под ребрами последние часы, с треском лопнул. Он сдался. Стекло недовольно загудело, встречаясь с вытертым ковром. Сжав хрупкие плечи, Мёрфи резко развернул ее к себе, наклонился и, не давая ни секунды на раздумья, впился в бледные губы. Вкус вишневых сигарет, шампанского и чего-то еще, неуловимого, невероятно сладкого, дурманящего и опасного.

«Ответь мне. Ради всего святого, ответь мне»

Единственная мысль, оставшаяся в голове.

Еще миг, и он отстранится, разорвет поцелуй и выскочит из чертового мотеля. Оседлает байк, разгонится до двухсот и впишется в ближайший тупик. И больше никогда не посмеет приблизиться к ней.

Еще миг.

И она ответила. Так, как не отвечала ни одна из тех, кого он целовал до этого. Без скулежа и рывков. Спокойно и мягко, словно объясняя, что все уже хорошо. Развеивая любые «если» и «но» в прах, осторожно, но уверенно, обвила его шею, прижала прохладную ладонь к щеке. И нервная «неправильная» дрожь, что всегда идет рука об руку с сомнениями, отступила. Невозможная О’Нил, не раздумывая, говорила «да» каждым движением, проводила тонким пальцем вниз от уха до ключиц, сжимала его волосы, углубляла поцелуй и пахла так, как не пахла ни одна смертная.

И он отпустил себя. Прижал к окну и усадил на широкий подоконник. Длинные стройные ноги тут же обвились вокруг, прижимая ближе, не давая ни единого шанса отступить назад. Он и не собирался.

Выдыхая в висок, проникал под одежду, бережно сжимал упругую девичью грудь, неторопливо пересчитывал рёбра, вновь и вновь, не скупясь на паузы, впивался в разгоряченные губы — спешить было уже некуда.

Словно его вечное гудящее шоссе в никуда, наконец, опустело, и он впервые поднял глаза — там, над головой, сияло небо. Такое же светлое и голубое, как ее глаза.

Потянув хрупкое тело на себя, подхватил под ягодицы и, оставляя дорожки поцелуев на шее, медленно приблизился к кровати. Еще недавно казавшееся ветошью покрывало обдало нежностью шелка. Мёрфи приподнял края толстовки и очертил ладонью едва заметные линии плоского пресса.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сара неспешно приподнялась и одним движением смахнула ставшую лишней одежду — под свободной кофтой прятался тот самый черный кружевной бюстгальтер, которым она бессовестно трясла у него перед носом, казалось, вечность назад. Рыкнув, быстрым щелчком раскрошил застежку и отбросил белье в сторону. Не выдержал и отстранился: любоваться ею он хотел не меньше, чем ее саму.

По темной комнате бродили редкие бледные лучи, что отбрасывали проезжавшие вдали машины: холодный свет отражался в подернутых поволокой глазах, скользил в легких пушистых волосах, очерчивал каждую косточку под тонкой кожей, ловил каждое движение. Неспешно Сара расстегнула молнию и, будто дразня, слегка приспустила джинсы. Провокация удалась — он вновь сдался. Узкие штаны затрещали и полетели в темноту, следом в угол отправилась и его одежда.

Он целовал мягкие губы, нежную шею, обводил языком конур рыжей лисицы, спускался ниже, оставляя быстрые дорожки на теплом теле. Сара выгнулась дугой и запустила длинные палицы в его волосы, возвращая обратно. Целовала его щеки, глаза, прикасалась к пульсирующим жилам на шее. Протянув руку к прикроватной тумбочке, Мёрфи нащупал шуршащий фантик. Обычно неловкая возня в этот раз ничуть не смущала: отчего-то казалось, что все, что происходит сейчас — правильно от начала до конца. Без исключений. Каждое прикосновение кожей к коже — как разряд тока. И он чувствовал, как электрические импульсы проходят сквозь, блуждают внутри и заземляются на неизведанных глубинах.

Мёрфи навис над ней, не в силах оторвать взгляд: Сара смотрела прямо, ничуть не смущаясь, изучая его лицо. Медленно протянув руку, очертила большим пальцем скулу, губы, подбородок, огладила шею и, вцепившись в затылок, вновь притянула к себе. И он сдался вновь. Был готов складывать знамена раз за разом, преклонять колено и присягать ей одной — невозможной и невероятной. Ненавистной и обожаемой.

Не сдержавшись, резко вошел на всю глубину, вызвав волну дрожи и глубокий выдох. Не давая привыкнуть, повторил, но на этот раз медленнее. И еще. И снова. Еще медленнее. Пока, наконец, не услышал тихий жалобный стон. Спрятав глаза за пушистыми ресницами, Сара сводила брови и прикусывала губу. Так она ни разу не делала в его снах. Потому что это был не сон — она была здесь. С ним. Наяву. Горячая, мокрая, дрожащая под каждым прикосновением. И это было выше его сил. Любых высших сил.

Закинув длинные ноги на плечи, он вгонял себя в нее глубоко и яростно, уже не боясь, что зверь может вырваться наружу — прирученный легким взмахом изящной руки монстр покорно опустил уши, ожидая команды.

Лежать. И вот уже она укладывает его на лопатки. Сквозь едва приоткрытые веки, темнеют глаза — никакого цвета, один зрачок. Двигается настолько медленно, и уже с его губ срывается протяжный глубокий стон. Она закрывает глаза и ускоряется. Вытягивается напряженной струной, впивается ногтями, оставляя на его теле свои собственные узоры и падает ему на грудь, обдавая разгоряченную кожу рваными выдохами.

Сидеть. Он переворачивает обмякшую Сару на живот, подтягивает к себе, и вбивается до тех пор, пока не начинает чувствовать накрывающую волнами дрожь. Сжимает узлы простыней, хрипит, срываясь на гортанный рык, и рушится на нее.

И весь мир рушится в унисон: потому что сейчас до него начинает доходить, что именно имел в виду Платон.

— С Рождеством, Мерфи, — прошептала Сара, устраиваясь на его груди и мгновенно погружаясь в объятья Морфея.

— С Рождеством, принцесса, — пробормотал он, целуя еще влажный лоб.

Он был абсолютно и бесповоротно болен Сарой О’Нил.

Комментарий к Совершенство — в привычке

Здесь без комментариев. Моих так уж точно. Ну, а ваши — на вашей совести