Древняя книга. Преображение уже началось - Игорь Уваров

Сипелькаа обманывала очень часто даже в тех случаях, когда этого не требовалось совсем. Ложь вошла у неё в привычку. Эти миллионы мелких и не очень обманов Хроники не сохранили. Но, когда заходит речь о Сипелькаэ вспоминается одна история. Это был тот самый голодный год. Сипелькаа всё ещё была не замужем. В детстве, не лишним будет упомянуть, у неё были близкие отношения с одним мальчиком, ничего развратного не думайте даже. Они мечтали о будущем. Она доверяла ему все свои сакральные тайны, а он рассказывал ей свои. Но потом он куда-то пропал. Может, поэтому у неё не складывалось серьёзных отношений с мужчинами.

И вот из Каросты, соседнего селения, также расположенного в валеранских владениях, прибыла семья. Мать – старушка и её сын – Пафрис. Это был статный юноша – очень красивый внешне. Почти все девушки и женщины Пусторы, позабыв о голоде и о замужнем теперь уже «герое» – Бахии, переключились на новичка. Сипелькаа не была исключением. Но Пафрис приехал сюда не в поисках суженной. Он искал лекарство для своей матери, которая была тяжело больна неизведанной болезнью. Она мучительно доживала свой укороченный срок. Пафрис объездил весь Валеран: от Мории на западе и до Каросты на востоке, от северных земель Валерана, Шилдана и Страшных Гор до южной Пусторы – в поисках лекарства. Но всё тщетно. В бреду, его мать сообщила о каком-то фрукте – шопине, мякоть которого способна победить болезнь. Никто не знал здесь, что это за фрукт такой – шопина. Девушки навещали его, интересовались здоровьем матушки, сочувствовали, но он не обращал на них внимания. Его приоритеты были иными.

Однажды и Сипелькаа, набравшись смелости, постучала к нему в дом. Он открыл с кислой физиономией. Она представилась, он грубовато отвечал, упомянув о здоровье матери.

– А, что с ней? – поинтересовалась Сипелькаа.

– Какое дело? Ты ведь не для неё сюда пришла, ко мне вы все примеряетесь, – без интонаций заключил Пафрис.

Сипелькаа не ожидала такого разговора, её планы были раскрыты. Но всё равно, он всего лишь сказал правду ей в лицо. Ведь она, действительно, пришла соблазнить его. А, поняв его скорби, она быстро перестроилась:

– Нет, я и впрямь желала помочь. Насмотревшись на волков, ты и собаке не доверяешь своего стада, – ответила она.

– Ты, помочь? Ну, что ж извини, я тут наговорил, извини, правда. Я представляю, что ты обо мне подумала: самонадеянный парень, плачущий на весь город, – изменился в голосе Пафрис.

– Ну, что ты? Я хотела помочь и, уж точно, не обвинять тебя в твоей заботе о матери. Но скажи, чем она больна? Однажды я спасла человека. Он лежал на земле и не дышал, всё тело его было в струпьях. Я никогда до этого не видела мертвецов, поэтому сильно испугалась, но помочь я была обязана. Не знаю почему, я начала рвать траву вокруг и посыпать его. Вскоре он задышал и ожил, – сочиняла Сипелькаа.

– Удивительно, может, ты сможешь и маме моей помочь? Я знаю, что некий фрукт – шопина – сможет её вылечить. Ты случаем не знаешь, где его можно отыскать? – цепляясь за соломинку, просил Пафрис.

– Шопина?! Конечно, я знаю об этом фрукте. Он такой… вкусный, я обязательно найду его, – отвечала моментально Сипелькаа, абсолютно не понимая, что за шопину ей предстояло найти, сети обмана она плела основательные.

– Но скоро ли ты найдёшь? – спросил ободрившийся Пафрис.

– Ну, может быть завтра или послезавтра.

– Пожалуйста, поскорей, милая красавица.

Сипелькаа покраснела. А Пафрис на прощанье от радости поцеловал её в щёчку. Она порхала домой. Два дня уже не ела, и потому порхала с такой лёгкостью, что казалось, она на мгновение взлетает.

На следующий день Пафрис пришёл сам, но Сипелькаа, увы, не предоставила ему заветного фрукта. То же случилось и послезавтра. На третий день она уговорила его подождать, но он понимал, что здесь вообще нет фруктов, откуда же тогда возьмётся эта экзотическая шопина здесь.

Теперь уже Сипелькаа задумалась. Её обман, как распрямившаяся пружина, стал поистине гигантским и оттолкнул её от любимого человека намного дальше, чем ширина пропасти, разделявшей их до знакомства. Что же делать? Раньше ложь не играла с ней таких шуток и не имела обратной стороны. «Возможно, правда всё изменит и снова сблизит нас», – тщетно подумала Сипелькаа. Она пришла к Пафрису.

– Прости меня, любимый, я солгала. О шопине я слышала впервые и не смогу достать её нигде. Здесь кроме сухого пня больше ничего из растительности добыть невозможно. Я боялась подойти к тебе. Женщина, набивающаяся на любовь мужчины, – это необычно. Но когда я пришла, ты даже не смотрел в мои глаза и не видел в них моей любви к тебе. Ты смотрел сквозь меня и в душе скорбел. Я придумала всё это, чтобы ты услышал меня. Слышишь? – говорила в слезах Сипелькаа.

Посмотрите, какой финал ждал обманщицу. Пафрис уже не слушал концовки. Все надежды разрушены, шопины не найти, а мать, очевидно, не спасти.

– Скройся от меня, уйди и никогда не подходи ко мне, убегай. Если я увижу тебя, прокляну, – жестоко кричал Пафрис.

Убегала лёгкая от недостатка пищи в животе Сипелькаа.

Как раз на следующий день в Пустору приехал Взил брат Паблисты. Раньше Взил и Сипелькаа были знакомы. Сипелькау одолевали горькие мысли. Её брат Нуро умирал, любимый Пафрис прогнал её, а желудок кусал за живот. И тут она увидела Взила в своём доме, приносящего пищу её брату. И он обернулся, сразу узнав её.

– Сипелькаа, ты почти не изменилась! – воскликнул Взил.

– Ты тоже Взил, только бородка слегка искажает детские воспоминания, а детская наивность превратилась в мужественность, – ответила ему Сипелькаа.

Они немного поговорили о его приключениях в основном, и тут Сипелькаа вспомнила об этой злосчастной шопине. Тогда она спросила у Взила:

– А не знаешь ли ты что-нибудь о шопине, таком вкусном фрукте?

– Вкусном? Ты шутишь? Он горький, но очень полезный. Его в Сэндории едят, когда горло болит.

– А у тебя нет его с собой? – продолжала она.

– Для тебя всё, что угодно, вот, он, – порывшись в котомке, Взил достал шопину.

– Ой, спасибо, миленький, – она расцеловала его и убежала.

Всё ещё лёгкая, но уже снова порхающая, она бежала в дом Пафриса. Он открыл, не спрашивая, но, увидев её, хотел закрыть дверь.

– Погоди, у меня с собой шопина, её из Сэндории привёз мой друг, – восклицала она в закрывающуюся дверь.

Пафрис впустил её со словами:

– Ты снова врёшь, но теперь всё это ерунда. Взгляни туда, моя мать больше твоей лжи не слышит, она не дожила до этих минут.

– Нет, я не вру, вот шопина, – она протянула фрукт Пафрису, – попробуй, может она ещё жива, ну, попробуй.

– Пошла, вон, – бешено заорал Пафрис так, что бедняжка Сипелькаа вздрогнула.

Она ушла, и только захлопнулась дверь, как об неё разлетелась на куски шопина, брошенная озлобленным Пафрисом вслед Сипелькае.

Да, я, по-моему, забыл сказать, что Взил был тем самым мальчиком, с которым в детстве откровенничала врунишка из Дувматова семейства. Сипелькаа шла назад, обиженная на Пафриса, расстроенная смертью его матери и ненавидящая себя за обман. Часто говорят о яме, вырытой для другого, в которую попадает сам копальщик. Обман – это, прежде всего, капкан для себя. Но выдумка не всегда является ложью. Безобидные догадки, сказки и шутки – не принесут вреда, чаще всего заведомо известно об их надуманности, либо они несут толику правды, а случается, что истина принимается за обман. Человек с чистым сердцем никогда не позволит себе опуститься до обмана со злым умыслом или способного причинить боль, кроме того, этот человек и сам разглядит правду в пучине лжи.

Всю ночь Сипелькаа думала и мучилась, и лишь под утро уснула с улыбкой, вспомнив о возвращении Взила. Постепенно они сблизятся, и невинные детские воспоминания об откровениях перерастут в серьёзное чувство – называемое любовью.

Пафрис после смерти матери убежит из Пусторы, виня весь мир. Но его ждала безжалостная участь. Болезнь матери оказалась заразной и передалась ему. Он только начинал забывать о матери, устраивая свою жизнь в Вестфалии, и вдруг симптомы убедили его в возродившейся болезни уже в нём. Обезумевший, он бежал в Пустору в поисках спасительной шопины. Но в Пусторе не было ни одного человека. Все двинулись в неизведанную Сэндорию. Пафрис метался от дома к дому, он не хотел умирать. Тогда пришёл он на могилу матери и плакал, вспомнив всё, пережитое им. Там на могиле матери он и умер.

А Сипелькаа и Взил сыграли свадьбу в тот же день, что и её брат Нуро с Паблистой, сестрой Взила.

В Сэндории Сипелькаа быстро устроилась. Малекка – жена сэндорийского фараона – углядела в ней невероятную ухоженность и безупречную правдивость в словах и сделала ответственной за свой макияж и уход за внешностью вообще.