Всемирная история. Новый Свет: трижды открытая Америка - Роман Евлоев

почитай, никто не спал»[66].

Однако следующая же крупная битва доказала прозорливость Кортеса. Пререкания Шикотенкатля и другого военачальника мешали индейцам сполна использовать колоссальное численное преимущество. Вместо этого тлашкальцы бестолково шли в заведомо проигрышную лобовую атаку: «Маневрировать они не могли, и многие отряды так и не введены были в бой, а с другой стороны каждый наш выстрел бил без промаха».

Очередное поражение склонило чашу политических весов Тлашкалы в пользу партии мира. Один за другим местные вожди присылали к Кортесу гонцов с предложением дружбы. Под давлением соправителей отказался от дальнейшего сопротивления и Шикотенкатль-младший. На радостях – и помня о полководческих талантах недавнего противника – Кортес назначил его командующим туземными частями своей армии[67].

Кортес ликовал не напрасно. Перед силой, разгромившей воинственных гордецов из Тлашкалы, спешили склониться и другие вассалы Монтесумы. Путь на Теночтитлан был открыт. В столице ацтеков весть о союзе испанцев с их давними врагами вызвала настоящий переполох. Прибывшие в Тлашкалу имперские сановники высокого ранга первым делом постарались настроить членов антиацтекской коалиции друг против друга, а когда убедились в бесплодности этих попыток, принялись наперебой приглашать испанцев посетить их столицу.

«Император очень удивляется, – передали посланцы Монтесумы, – что за удовольствие Кортес находит в обществе бедных и невежественных рабов Теночтитлана. Пусть гость из-за океана лучше поспешит в столицу, где его ожидает подобающий прием». При этом имперские чиновники настойчиво предлагали испанцам ехать через город Чолула…

Ловушка была очевидна, и все же Кортес согласился, хотя союзники наперебой отговаривали его верить Монтесуме. «Заключать мир с ацтеками – пустая затея и трата времени, – предостерег командира испанцев неистовый Шикотенкатль, – в глубине их сердец всегда спит вражда».

12 октября, под бой испанских барабанов и рев жреческих труб отряды Кортеса вступили в Чолулу, правители которой устроили в честь «гостей» пышный праздник. Согласно плану заговорщиков, верные Монтесуме войска в это время занимали укромную позицию на дороге к ацтекской столице, с тем чтобы неожиданно атаковать пришельцев на марше. Одновременно с этим несколько тысяч воинов, приданных испанцам под видом носильщиков, должны будут наброситься на людей Кортеса с тыла.

Чтобы «гости» поскорее направились в подготовленную для них западню, правители Чолулы на третий день перестали снабжать людей Кортеса провиантом и запретили жителям торговать с ними. Улицы моментально опустели, и над городом повисла напряженная, зловещая тишина. Однако рассвет 18 октября – дня, который должен был стать для испанцев последним, – люди Кортеса встретили в полной боеготовности. Когда обещанные «носильщики» попытались войти в лагерь, их встретили залпы спрятанных около ворот орудий.

Грохот выстрелов послужил сигналом для ожидавших за чертой Чолулу союзников Кортеса. Отряды семпоальцев и тлашкальцев пошли на штурм, и на улицах началась резня, продолжавшаяся пять часов кряду. Оставшийся без руководства и поддержки ацтеков гарнизон дрался на два фронта и в конце концов, прижатый к подножию храмовой пирамиды, был перебит. На вершине той же пирамиды испанцы устроили безжалостную пародию на ацтекские жертвоприношения – на виду у шокированных горожан сожгли на огромном костре местных жрецов. Бесчинства и грабежи продолжались двое суток…

Падение Чолулы показало даже самым отъявленным оптимистам, что империя Монтесумы стоит на краю пропасти. На несколько дней противоборствующие силы замерли в шатком равновесии. Ацтеки, казалось, были парализованы внезапной катастрофой и осознанием еще недавно немыслимого факта – Теночтитлану впервые за долгое время грозила реальная опасность. С другой стороны, несмотря на все успехи, часть союзников Кортеса сомневалась в способности коалиции овладеть построенной по принципу глубоко эшелонированной обороны ацтекской столицей. Так, семпоальцы, первые «друзья» Кортеса на континенте, от дальнейшего участия в кампании уклонились и в марше на Теночтитлан уже не участвовали.

Аналогичную нерешительность проявлял и в один момент растерявший властную уверенность Монтесума. Каждый день гонцы из дворца доставляли подданным новые приказы, временами противоречащие друг другу. Казалось, император разрывается между несколькими возможными стратегиями – он то сыпал угрозы и приказывал устраивать испанцам новые дорожные засады или баррикадировать ведущие к столице горные перевалы, то умолял Кортеса отступиться и сулил ему за возвращение на побережье невообразимые богатства.

Такое поведение «Владыки гнева» кажется тем более странным, что в молодости Монтесума слыл отважным воином и неоднократно лично вел отряды в бой. Вероятно, хаотичные метания имперской политики в отношении антиацтекской коалиции отражают не столько колебания самого Монтесумы, сколько обострившуюся в момент кризиса борьбу за власть между жреческой и воинской партиями в правительстве.

8 ноября 1519 года, так и не встретив на пути серьезного сопротивления, Кортес въехал в Теночтитлан, где наконец встретился с правителем ацтеков лицом к лицу. «При приближении великого Мотекусомы Кортес соскочил с коня и пошел ему навстречу, и когда приблизился к Мотекусоме, каждый из них с великим почтением поклонился другому».

«Гостей» расквартировали в роскошном дворце Ашаякатля, отца Монтесумы, по соседству с резиденцией самого императора. Хозяева вели себя подчеркнуто лояльно: испанцам оставили оружие и не ограничивали свободу их передвижения, император ежедневно делил с Кортесом трапезу и щедро одаривал как самого предводителя конкистадоров, так и его приближенных. Единственное, в чем Монтесума выказал неуступчивость, был вопрос религии – император отказался запрещать жрецам совершать человеческие жертвоприношения и был категорически против освящения христианами главной храмовой пирамиды[68].

Согласие и взаимопонимание царили между вчерашними врагами недолго. Конец дипломатической идиллии положили тлашкальские гонцы, принесшие вести об ацтекском восстании на побережье. Наместник одной из прибрежных провинций казнил – якобы по прямому приказу из Теночтитлана – двух испанских посланников и дал бой карательному отряду. В скоротечном сражении погибли еще семеро конкистадоров, в том числе и комендант основанного Кортесом города Вера-Крус. Голову одного из убитых испанцев наместник прислал в подарок Монтесуме.

«Последствием всего того дела было: все горные поселения тотонаков отвернулись от нас, поведение Семпоалы стало тоже двусмысленным. Всюду и везде вместо прежнего почтения и преданности появилось нестерпимое высокомерие», – подводил грустные итоги Берналь Диас, один из участников похода. Инцидент отрезвил очарованных Теночтитланом[69] солдат Кортеса. «Никогда нельзя верить человеку, а индейцу тем более, – продолжал рассуждать хронист. – Нельзя из-за гор золота, окружающих нас, не видеть смерти, которая всех нас сторожит».

Командира испанцев случившееся поставило перед сложным выбором. Оставить нападение на соотечественников безнаказанным было бы верхом недальновидности – такая пассивность создала бы опасный прецедент и могла развеять уже зарождавшийся среди местного населения миф о невозможности сопротивления пришельцам. Однако и немедленная эскалация конфликта была бы не менее опасной для испанцев – несмотря на вроде бы радушный прием ацтеков, Кортес ни на минуту не забывал о