Прицельная дальность - Ян Валетов

Она казалась неуловимой, и Савенко лишился связи с женой тогда, когда встреча с прилетевшей с Ближнего Востока Сергиенко в очередной раз сорвалась. Оксана была в отчаянии. Похудевшая за эти дни килограмм на пять, безо всяких диет и подсчета калорий, она чуть не плакала от бессилия. И тогда Савенко предложил обратиться к Сан Санычу.

Бывшего мэра, оказавшего множество мелких и одну крупную услугу Оранжевой революции, к этому времени уже окончательно превратили в парию.

Об услугах, им оказанных, быстро забыли. И если мелкие были, действительно, несильно значимы — ну, что такого, что отогревал и кормил в мэрии людей, давал им ночлег, организовал, вопреки приказу сверху, работу коммунальных служб на Майдане и возле него, и прочее разное — забыли — и ладно. А вот то, что Сан Саныч мог вполне без единого выстрела разогнать Майдан и положить конец оранжевым событиям, всего-навсего отключив свет на близлежащих улицах, но не сделал этого — забывать, по мнению Савенко, не стоило.

Да и не самым худшим человеком был Сан Саныч. Жадным, но в меру, не до беспредела. Хитрым, но достаточно честным с партнерами. И, если уж брал деньги или долю за услугу, то дело оплаченное старался выполнять до конца. И добрым Сан Саныч был, правда, по обстоятельствам, но это уж излишество, которое настоящий бизнесмен себе позволить не может — всегда быть добрым может лишь безнадежный идиот.

Сан Саныч идиотом не был. Был он умницей и крепким хозяйственником, не лишенным таланта к политической интриге, и кресло мэра было ему настолько к лицу, что у целого ряда заинтересованных лиц возникало неудержимое желание его с этого кресла вышибить. Сам Сан Саныч свою должность потерять не хотел, так как ее потеря означала конец для некоторых цветущих предприятий, принадлежащих ему и его семье, и схождение Сан Саныча с политического Олимпа, попасть на который через депутатство стоило теперь не один миллион долларов.

На тот момент, как супруги Савенко решили обратиться к нему за содействием, Сан Саныча тихо доедали в углу. Три уголовных дела, словно гранаты из которых вырвали чеку, дожидались своего часа за дверями Генеральной Прокуратуры, и только от лояльности мэра к тем, кто выбивал его из «сапог», зависело — дадут ли делам ход или спустят на тормозах. Савенко о существовании дел знали, тем более что все три касались вопросов строительства и сомнительных землеотводов в престижных киевских районах, но от Сан Саныча не отвернулись. И, в то время, как многие из тех, кто раньше славословил о делах бывшего мэра, почем зря, забыли его номер телефона, они продолжали общаться, не обращая внимания на зловещее шипение, раздающееся из вышестоящих инстанций.

И именно отставной мэр стал для Оксаны Михайловны последней надеждой на встречу с Региной. Но Савенко исчез со связи еще до того, как был получен конечный результат.

— Да. Он помог, — сказала Оксана. — Теперь она в курсе. Во всяком случае, ровно на столько, на сколько в курсе я.

— Как прошла встреча? — спросил Сергей.

— Мы встречались не официально.

— Я понимаю.

— Не испугалась. Обещала помочь с поисками детей.

— Она откажется от участия в сегодняшнем мероприятии?

— Я не знаю, Сережа! Но они будут тебя искать. Сказала, что меры безопасности будут усилены. Что снайперу просто негде будет расположиться.

— Снайперу есть где расположиться. Она дала тебе номер телефона для связи?

— Нет, — удивленно сказала Оксана. — Только благодарила и взяла у меня мой номер. Сказала, что с ребятами все будет в порядке. Что с ними ничего плохого не случится.

— Как все просто, — подумал Савенко без особого удивления, — и как я раньше не догадался? Наверное, по той же причине, что и Ксана. Шок. Нарушение привычного уклада. Постоянное давление. Страх за детей.

Кубик Рубика щелкнул в последний раз, и все грани стали на место.

— А моя фотография? У них есть моя фотография? — спросил он, автоматически, продолжая дорисовывать картинку, сложившуюся в воображении.

— Нет. Меня и не спрашивали…

— После разговора с Сергиенко с тобой говорил кто-то из ее безопасности? Кто-то из спецов?

— Сережа, да со мной, вообще, больше не выходили на связь! В чем дело, Сережа? У тебя что-то не так? Ты не волнуйся, если она в курсе, то не появится на митинге…

— Ксана, — сказал Савенко тихо.

Он по голосу слышал, что жена не в себе — сказывалось колоссальное напряжение последних дней. Она просто не отдавала себе отчета в том, что в действительности происходило до сегодняшнего дня. И в том, что должно было произойти уже сегодня. Но в чем можно упрекнуть умную, сильную женщину, но, все-таки, прежде всего мать двоих детей? Любящую мать.

— … она не приедет, и тебе не в кого будет стрелять.

— Ксюша, — повторил Савенко мягко. — Она приедет. Ты просто послушай меня, хорошо? Просто меня послушай, и сделай так, как я тебе скажу. В точности так, не иначе. От того, насколько внимательно ты меня послушаешь, очень многое зависит.

— Ты только не волнуйся, Сережа. Она пообещала, что все будет…

— Ксюша, — сказал Савенко, — не имеет ровным счетом никакого значения, что она тебе сказала. Слушай меня. Возьми охрану из офиса, там, у Петровича, есть пара ружей с разрешением, пусть прихватит. Он с людьми должен быть в машине, когда я перезвоню. Я постараюсь управиться быстро. Потом вы поедете туда, куда я скажу, и заберете детей. Ты будешь сидеть в машине. Там есть, кому работать. Все.

— Сережа…

— Прости, милая, — произнес Савенко, уже вдыхая пересохшими ноздрями горячий воздух Кандагара. — Я тебя очень люблю. Ты веришь мне? Да? Тогда просто сделай, то, что я сказал. Мне пора. Очень мало времени. Нам надо успеть.

Разговор закончился. Он сидел в темном коридоре пустующей квартиры, на грязном полу, прислонившись к стене. «Винторез» лежал у него на коленях, и Савенко поймал себя на том, что гладит оружие, как гладил бы кота, пригревшегося в ногах. Пора было подниматься и идти, тем более что для себя он все решил.

Он знал, что там, на площади, под все ещё жарким, вечерним солнцем, уже гудит и плещется между двумя подковами Площади Независимости человеческое море, щедро раскрашенное мазками оранжевого цвета.

И стоит посреди этого моря собранная из металлических конструкций и деревянных щитов огромная, раза в два больше, чем была осенью 2004 года, сцена, украшенная стилизованной подковой и надписью «ТАК!».

Мелькают красками огромные панорамные экраны—крылья, установленные возле сцены, гремят пронзительно музыкой черные кубы мощных колонок. И стекаются со всех сторон, заполняя Крещатик, и прилегающие улочки, как прорвавшая плотины вода, тысячи и тысячи людей. Люди стекаются слева, справа, сверху, заливая чашу Майдана, закипая водоворотами, там, где потоки скапливаются.

Толпа потеет, раскачивается в такт музыке, пьет воду и пиво, толпа ждет. На ее берегах, далеко от центра событий, выкипает на солнце бело-голубая и красная пена тех, которые даже сегодня, в этот светлый праздничный день были против. Они, конечно, не в чести. Бить их, по старой привычке к мирному разрешению конфликтов, не будут, но и ближе не подпустят, обозначив лояльность к инакомыслию.

Сцена огромна, как мавзолей. Она призвана вместить всех героев революции, которых с каждым днем становится все больше и больше: так же в свое время множились те, кто вместе с Лениным нес бревно на субботнике. У этого помоста есть перспективы роста — вплоть до бесконечности. Потому, что в этой стране может не хватать всего, и никогда нет недостатка только в одном — в героях.

А через полтора с лишним часа на эту сцену поднимутся главные действующие лица спектакля, характерные персонажи, персонажи второго плана, статисты и хор.

Здесь будет стремительно становящийся прижизненным памятником самому себе президент Плющенко.

Опьяненная абсолютной властью и местью до полной потери ориентации Регина Сергиенко.

Иезуитствующий Хоменко, внимательно, с прищуром оглядывающийся по сторонам.

Озлобленный, мрачный, но еще недобитый соратниками Хорошенко, так и не переставший бороться за пальму первенства, и не сменивший золото на фарфор.

Смотрящий на хозяйку по-собачьи преданным взором, вечный Санчо-Панса Пурчинов.

Беспощадный борец за доходы МПС и связи, главный физик и гонщик Красненко.

Но рядом с ними уже вряд ли будут стоять другие лидеры «оранжевых» событий — выброшенные за пределы властной когорты в никуда или ушедшие в игрушечную оппозицию, для которой мудрецы из СДПУ(о) так и не придумали лучшего лидера, чем уголовно наказанный Януковский.

И не будет там единственного порядочного человека во всей парламентской компании Холода, и юмориста-социалиста, ставшего смешным милиционером, громогласного Куценко. И миротворец поневоле, взвешенный и хитрый Житвин, давно уже озабочен своим электоратом, а не публичными выступлениями в обществе Плющенко.