Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко

На исходе ночи, когда небо побледнело, и огромная белесая луна коснулась вершины горы, за которой пряталась днем, я вышел из чума. Ябтонга и Явире не услышали ничего. Я шел к жилищу широкого человека и его жены. В руках моих был маленький топор.

Сердце мое было спокойно, ибо чувствовало, что наступил день, которого я ждал. Вчера явилось мне чудо — впервые за многие месяцы Кукла Человека заговорил со мной.

— Уйми бубенцы, — сказал старик, не открывая глаз.

Я поставил перед ним блюдо с мясом.

— Какие бубенцы?

— Давно, очень давно одна женщина предала своего мужа. Тогда была война, и мужчины спали в железе. Однажды женщина лаской упросила мужа снять доспех, чтобы он любил ее. Муж поддался, а ночью пришел любовник жены и убил его спящим. Женщина с любовником убежали и жили долго, на зависть многим. С тех пор, убивать спящих уже не грех. Но если человек хочет спать раздевшись, как в мирные дни, он привязывает к оружию бубенцы. Они разбудят, когда оружия коснется чужая рука.

Больше старик ничего не сказал.

Я не часто бывал в родительском чуме, но знал, что Ябто хранит добытое в стойбище Тогота рядом с собой. Свежий разум подсказывал, что вернее всего зарубить широкого человека во сне, одним ударом, а если понадобится — так же прикончить Женщину Поцелуй. Я был готов поступить так, если бы почувствовал, что это необходимо.

Но в тот великий день я всей кожей чувствовал участь, и та делала свою работу — придавила людей и собак сладким предутренним сном, послала слабый свет сквозь дымовое отверстие, дала привыкнуть глазам и не позволила ошибиться руке.

Тусклую железную точку я увидел на средней части лука, зажал колокольчик ладонью, вынес большой лук из чума и положил у порога. Вскоре там же оказалась пальма, колчан с длинными стрелами, кожаная рубаха, обшитая железными пластинами, панцирь и голубой изогнутый нож.

У порога я развернул большой кусок старой ровдуги — о ней я подумал заранее, чтобы никого не разбудить звоном железа, когда буду тащить его к берегу, — сложил на нее все украденное. Железо покорно молчало, когда ровдуга скользила по мягкой траве.

Помню, тогда я всерьез опасался лишь одного, что у меня не хватит сил столкнуть в воду огромное судно. Мачты на нем не было — широкий человек ставил ее только тогда, когда собирался плыть по Йонесси.

Но и силу послала мне участь, хотя ноги мои, казалось, уходили в прибрежный песок до колен.

Нежная темная вода взяла лодку и тихо понесла вдаль. Тайга молчала в близком ожидании света, и это блаженное молчание разливалось по сердцу. Я держал весло, не смея тревожить воду, глядел на медленно удаляющийся берег и думал о том, что путь от несчастья к счастью бесконечно мал, он короче собственных рук человека, и я заплакал от этой близости счастья… Слезы обжигали щеки, я плакал беззвучно, сжимая губы изо всех сил, будто боялся выпустить на волю, потерять этот драгоценный плач.

Откуда-то из глубин неба появился слабый колыхающийся звук, он рос, приближался, наступая на тишину — это первые журавли покидали тайгу. И тогда я почувствовал, что слез больше нет. Подняв голову, я увидел ровный клин, похожий на наконечник стрелы… Небо светлело.

Я взялся за весло и направил лодку к другому берегу.

* * *

Ябто не привык гневаться на самого себя.

Его разум оказался в тумане — он понимал это, вспоминая свое пробуждение, когда увидел пустым то место, где лежало оружие. Он упустил день, пытаясь поймать лодку, и дал заморышу время углубиться в тайгу. Лишь наваждение, посланное каким-то враждебным к Ябто и его доброму демону существом, отвело разум широкого человка от единственно верной мысли, что путь у заморыша только один — на другой берег, в земли людей Нга, там, где Лар.

Ябто искал причину помрачения и находил ее в Кукле Человека. Старик мало ест, но несомненно возмущает враждебного духа и вред от него, как от сильного врага. Жизнь старика, оскорбительно долгая жизнь, должна прекратиться, и Ябто обязательно сделает то, о чем запамятовали боги, — он расставит вещи в их истинном порядке и вернет потерянное.

Но сейчас, когда наваждение ушло, Ябто подумал, что тщедушному не под силу нести на себе столько оружия. Догнать его, отыскать в тайге — не такая уж трудная задача для опытного охотника. Только надо следить за разумом, задобрить демона и не совершать ошибок.

На другое утро, после того, как была возвращена лодка, широкий человек с сыновьями переплыли Сытую реку.

В половине малой ходьбы от берега было озерцо, в которое впадала речка. Ябто шел вдоль извилистого русла, приказав сыновьям разойтись на некоторое расстояние и искать любой след человека.

Он перебирал местность добросовестно, как сеть с мелкими ячеями, чтобы не оставить места для новой ошибки.

Широкий человек знал: предстоит преодолеть немного пути и начнутся горы — плосковерхие хребты, расположенные в ряд, будто борозды от когтей великого зверя, прикоснувшегося к земле, когда она была молодая и мягкая. Приближаясь к горам, речка распрямляла змеистое русло и уходила в ущелье, где становилась глубже и громче.

Ябтонга шел в десятке шагов справа от отца, Явире — слева, примерно на таком же расстоянии. Ябто шествовал впереди. За — его спиной был сильный, почти взрослый лук, который он когда-то сделал для Лара.

По пути они наткнулись на медведя трехлетка — молодой зверь недавно покинул мать и, жалобно урча, пытался добывать рыбу на быстрине — малая речка изобиловала хариусом. Увидев людей, медведь заревел и начал удирать, — сыновья Ябто увидели его зад прежде, чем успели испугаться. Они подняли крик и хохот вслед убегающему медведю. Коротким грозным рыком Ябто заставил сыновей замолчать.

— Смотрите под ноги, росомахи глупые.

В ущелье река входила в силу и грохотала, заглушая голоса. Осеннее солнце, непривычно щедрое в такую пору, взошло на вершину и застыло между гор, покрытых ярко-желтыми и алыми пятнами увядающей листвы. Местами просыпался осмелевший от тепла гнус. Это были времена доброй предзимней охоты и ловли. Тайга звала, как щедрый хозяин зовет гостей, и вокруг сердца Ябто слепнем увивалась досада.

Но он, поживший человек, знал, что слепня не стоит замечать, ибо другой половиной сердца слышал иную речь. Демон, живущий между лопатками, шептал, что проложит ему путь, выведет к удаче и что он сильнее, заведомо сильнее того, другого духа, который потворствует заморышу.

Добрый демон вскоре показал себя. Там, где заканчивалась гора и река становилась шире и спокойнее, Ябто увидел на берегу яму. На дне ее валялась полусгнившая рыбешка. Широкий человек улыбнулся во весь рот, рывком поднял руку, приказывая сыновьям подойти к нему.

— Это он! Он! — восторженно зашептал Ябтонга.

— Ищите по берегу, — коротко сказал широкий человек.

Сыновья разбрелись, пытаясь найти другие следы, и вскоре Блестящий с радостным визгом летел к отцу — он нашел, спрятанную в прибрежной траве, плетеную из лозы ловушку для рыбы.

— Заморыш… Он… Точно он, — дрожа, говорил Ябтонга. — Он где-то недалеко. Что будем делать, отец?

Ябто молча осматривал вершу, сплетенную умело, и, наверное, давно — в нескольких местах она была сломана.

— Ты хоть раз видел, чтобы заморыш делал пасти?

— Мы вместе резали лозу, мы давно…

— Если ум ходит далеко — не открывай рта. Это не он.

— Кто же? — разом спросили сыновья.

— Не знаю, — ответил Ябто и швырнул вершу обратно в траву. Он отошел от сыновей и сел на валун у самой воды. Ябто думал.

— Так что, отец, пойдем дальше? — робко спросил Ябтонга.

— Нет, — ответил широкий человек, вставая с валуна. — Останемся здесь. Дня уже немного осталось. Ты, — он указал на Блестящего, — готовь ночлег. А ты, — приказал он старшему сыну, — добудь чего-нибудь на завтрашнюю еду. Не уходи слишком далеко. Места здесь изобильные…

— Отец, так ведь уйдет же, — почти закричал Гусиная Нога, — солнце высоко…

— Может быть, ты знаешь, где его искать? — с едва уловимой улыбкой спросил Ябто и прибавил твердо: — Никуда он не уйдет. Делайте, что сказано.

Сыновья ушли в лес рубить лапник и добывать еду. Широкий человек выбрал место посуше и улегся в траву. Он смотрел на отглаженное железо неба и наслаждался покоем. Он ни о чем не беспокоился и верил своему демону, который привел его сюда, как взрослая рука ведет младенца.

То, что рука заморыша не касалась ловушки, ничего не значило для широкого человека. Он знал, что к этому месту, где смыкаются три ущелья, приходят все, или почти все, кто хочет попасть в земли людей Нга. Вэнга может ходить, где ему вздумается, но рано или поздно встанет на этот путь, а река через несколько ночевок приведет прямо к стойбищу Хэно.

Здесь Живущий Между Лопатками подсказывал широкому человеку, что у заморыша есть свой демон, но он слаб против него — демона Ябто.