Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко

Когда не на что купить доброе оружие, его можно добыть войной. Но подходящей войны боги не посылали широкому человеку, кругом жили и кочевали либо сильные, либо бедные. Эти мысли кратким остатком ветра пронеслись в его голове.

— Может быть, ты знаешь, где можно взять хорошее железо так же легко, как глухаря с ветки? — спросил он почти с издевкой.

Тунгус вновь рассмеялся и, внезапно прервав хохот, сказал голосом, в котором Ябто не услышал и отголоска смеха:

— Знаю.

Недолго они глядели друг другу в глаза.

— Поедем ко мне, — наконец произнес Ябто. — В лабазе много мяса. Будь моим гостем, Железный Рог.

* * *

По случаю приезда старого знакомца был праздник. Котлы кипели, и сытный дух плыл над тайгой.

Там в большом чуме за едой тунгус рассказал широкому человеку, что еще в месяц налима он гнал сохатого и загнал в чужие угодья. Добыча была слишком хороша, чтобы ее бросить, и Железный Рог бежал, не жалея груди. Зверь уходил туда, где горы становились выше и обрывались рекой. Сил в нем оставалось немного — стрела, попавшая на излете в заднюю ногу, только пробила кожу, но увязла наконечником в плоти, и жизнь уходила из сохатого, как вода из крохотной дыры в котле. Напротив, лыжи тунгуса шли споро, он перешел с бега на мерный шаг, и шел по следу, ожидая последнего верного выстрела.

Железный Рог был выносливее любого зверя — мог преследовать добычу или врага несколько дней без сна и еды. Он был одинокий охотник, живший там, где пожелает остановиться его душа. Он происходил от семьи известного рода Кондогир, за ним оставались угодья, но если Железный Рог и появлялся в родных местах, то тайком, как вор. Родичи давно его прокляли.

Лучшим его удовольствием было найти товарища для малого набега — для хорошей войны у тунгуса не было войска.

За годы после смерти отца и матери он накопил столько кровников, что мог в любой миг ждать засады. Но жизнь бродяги его радовала. Железный Рог любил опасность, ему нравилось догонять, выслеживать и скрываться. И потому тунгус не заботился, что гору мяса, которую он добудет сейчас, нужно тащить домой, — дом будет там, где он сделает последний выстрел. Тунгус выроет углубление в снегу, соорудит балаган из трех палок, небольшой ровдуги, которую он носит за спиной, бересты и камней, и будет жить один с огнем, есть мясо, жаренное на рожнах, или сырое…

Сохатый уже давно не показывался, но по следу Железный Рог видел, что зверь падал на передние ноги. Красные точки сопровождали след. Путь шел на подъем, к округлой вершине сопки тунгус поднимался, не ускоряя шага, — он знал почти наверняка, что на другой стороне горы лось сдастся. Он увидел зверя на плоской вершине — сохатый стоял боком, подставив все огромное тело под выстрел, и чутьем большого охотника Железный Рог понял, что зверь отдаст жизнь без последней схватки. Тунгус достал большую вильчатую стрелу, и оперение легло на тетиву.

Лось поглядел в последний раз на человека и — исчез. Охотник опешил — ведь он лишь на мгновение опустил глаза. Тунгус бросился по следу, и то, что увидел он, повергло его в еще большую оторопь.

* * *

Пробуравив толщу снега, огромный зверь катился по крутому склону — уже почти мертвый. К зверю, крича, бежали люди. Они были с луками, и, вглядевшись, тунгус увидел стрелы на теле лося, много стрел…

Люди — их было четверо — окружили нежданную добычу. Один из них, подошел к неподвижному зверю и большим ножом перерезал горло, чтобы выпустить из тела остаток жизни.

Эти четверо говорили на языке, который Железный Рог знал так же хорошо, как свой, — то были остяки, называющие друг друга «кет» и предпочитающие собак ездовым оленям.

Рысьим слухом тунгус уловил слова, означавшие крайнее удивление. Какое-то время он раздумывал, стоит ли спуститься вниз и поспорить о добыче, но вскоре понял, что делать этого не стоит.

Из низины поднимался густой дым, какой бывает от множества чумов, и, наверное, эти люди — лишь малая часть тех, кто остался в стойбище. Но в тот день тунгус удивлялся не в последний раз.

К тем четверым шел пятый, кривоногий, низенький, еще крепкий старик. В его голосе был треск падающего дерева, и он сказал громко, будто нарочно для того, чтобы его услышал тот, кто скрывался на вершине сопки:

— Гнал — и бросил гнать. Нехорошо. Накажет его бог… Идите за нартами…

— Это был Тогот! — почти кричал тунгус в лицо Ябто. — Понимаешь, Тогот!

— О… — промолвил широкий человек. — О…

Каждый народ делал железо по своему умению, но остяки превосходили в этом умении всех, а Тогот — превосходил всех остяков. Он говорил с железом, как с любимым псом, и железо повиновалось ему. Ходил слух, что Тогот ведет свой корень от переселившихся в преисподнюю охотников на земляных оленей, отчего он так же, как эти люди, кривоног и ничтожен ростом, а самое главное — видит нижнюю часть земли лучше, чем ее поверхность.

Тогот кочует в поисках рыжего камня, так же как другие люди кочуют за стадами, либо в поисках изобильной добычи. Потому никто не знал, где живет старик. Он одевал в железо аринов, ассанов, югов, — всех, в ком жила остяцкая речь, и просил лишь о том, чтобы его работа не уходила к чужим.

Но, почитая Тогота, как великого шамана, люди соблазнялись огромной ценой, которую иноплеменники давали за ножи, пальмы, панцири и железные рубахи. К тому же остяки погибали в войнах, и работа старика уходила в добычу победителя — так о нем узнали все, и остяцкое оружие светлого железа стало во всей тайге признаком богатого наследства, а остяцкий скребок лучшим подарком невесте.

— Этот дым не от чумов, — говорил Железный Рог. — Он нашел свое железо, много железа, и жжет для него огромные деревья… Понимаешь?

Тунгус замолк, вопросительно глядя на Ябто. Широкий человек уже давно понял, к чему клонит гость.

— Много с ним людей? Только эти четверо? — наконец спросил он.

— Не думаю, что больше, чем я видел. Эти сопляки — его сыновья. Может быть, он взял с собой рабов. У Тогота всегда были рабы… Но на них оружия не нужно, хватит вот этой штуки.

Тунгус улыбнулся и показал пальцем на плеть, лежавшую рядом с Ябто. Широкий человек улыбнулся в ответ.

В тот день они больше не говорили о старике. Железный Рог был умен и знал, что надо подождать, пока осторожный разум Гуся довершит работу.

Утром, едва проснувшись, они вновь принялись за еду — задолго до рассвета Ума сварила мясо. Ябто заговорил первым:

— Нас всего двое.

— Твой старший сын — почти мужчина. Как его прозвище?

— Гусиная Нога. Другого зовут Блестящий.

— Я видел, есть еще один, маленький…

— Этого не считай. Заморыш, хотя годами ровесник Гусиной Ноге. Он больше пригодится здесь, в женской работе. Его прозвище Собачье Ухо. В детстве он слышал птиц за полдня полета. Слышит ли сейчас — не знаю.

— Вот как, — удивился Железный Рог. — Можешь позвать его?

Широкий человек крикнул во всю глотку, и через мгновение Ябтонга и Явире — неподалеку они упражнялись в стрельбе по куску оленьей шкуры, подвешенной к ветке сосны, — схватили меня и затолкали в большой чум.

— Твой отец говорит, что ты слышишь птиц за полдня полета. Правда?

Я услышал приветливый голос, но промедлил с ответом. Всякий раз, попадая в жилище широкого человека, нутро мое твердело, предчувствуя опасность, и теперь я видел ее в большой оленьей кости, которую Ябто разбивал камнем, пытаясь достать мозг. Ожидание не обмануло — кость со свистом полетела в мое лицо, но я успел увернуться.

— Ловок, — похвалил тунгус.

— Отвечай, — сказал Ябто.

— Раньше слышал, теперь — не знаю.

— Иди, — приказал Ябто.

Выскочив из чума, я не знал, что моя судьба была решена, едва я успел отойти на несколько шагов.

— У него глаза, как у соболя в петле, — сказал Железный Рог. — Нельзя таким глазам пропадать без дела.

— Пропадут — не жалко, — сказал широкий человек, и, помолчав, добавил. — Хорошо, возьмем его.

Ябто шел одеть в лучшее железо тайги себя и сыновей и чтобы Ябтонга и Явире попробовали войну. Тунгус жил разбоем, но из доброго железа имел только прозвище.

Чтобы умилостивить духов, широкий человек решился на неслыханное — принес в жертву оленя-манщика, с которым добывал до десятка диких за одну охоту. Ябто, веривший в собственную щедрость, покидал стойбище со спокойным сердцем. Оставшимся широкий человек не сказал куда и зачем идет — то было не их ума дело, особенно, если лабаз полон.

Аргиш — десяток оленей и пять нарт — вышел на рассвете и через девять ночевок пришел к тому месту, где Железный Рог потерял сохатого.

Тогот

Тунгус был разумом набега.

Во время пути, на ночевках, он о чем-то говорил с Ябто в отдалении, так, что никто из молодых не слышал слов. Отец заставлял Ябтонгу и Явире упражняться в стрельбе. Моим уделом было следить за оленями, ставить походный чум, разводить огонь и варить мясо. Ябтонгу, как молодого пса, изнутри колотила радость первой охоты, и эта радость распаляла младшего брата.