Кто стрелял в урода? - Андрей Анисимов

Путешествовал в Петербург он куда комфортней, чем в Новгород. Расстояния между городами небольшое, и путешественник нанял автомобиль. Садясь в машину, предупредил водителя, что должен по дороге готовиться к научному докладу и разговор ему помешает. Молодой парень кавказской наружности сообразил, что надо молчать и за три часа дороги не проронил ни слова, что дало возможность Беньковскому обдумать свои действия в северной столице. Размышляя, пассажир время от времени трогал золотой медальон в нагрудном кармане и чему-то улыбался.

Годановы ждали москвича к завтраку, и хоть он приехал в начале двенадцатого, хозяева за стол не садились.

– Ну, ребята, извините, малость не рассчитал. – Обнимая Тосю и Сергея, оправдывался гость.

– Ничего страшного, Андрон Михайлович. Сережа вчера до трех сидел над статьей и, только отослав ее в редакцию, залег. Сегодня в десять еле глаза открыл. Пока душ, потом прогулял Шарика, а тут и вы… – Щебетала Тося, уводя тявкающую дворняжку в чулан возле кухни. Сергей взял из рук гостя саквояж с плащом и выдал ему тапочки. Беньковский останавливался в доме Годановых не первый раз, поэтому сразу пошел в ванную, где на отдельном крючке для него висело три чистых полотенца – для лица, для ног и банное. В отличие от москвичей, которые бесцеремонно кормят визитеров на кухне, старомодные и чопорные петербуржцы считают, что друзей следует принимать в столовой.

– Значит, работаем по ночам? – Отпив из маленькой чашечки густой, сваренный по-турецки кофе, проговорил гость.

– Да, чтобы материал попал в сегодняшний номер, он должен в шесть утра быть в редакции. Теперь можно отсылать по электронной почте, а раньше на такси, да еще жди, когда мосты сведут. – Ответил Годанов, уминая бутерброд с ветчиной. Проснулся он горазда раньше, чем дипломатично сообщила москвичу Тося, и успел зверски проголодаться.

– Вам привет от Елизаветы Гавриловны. – Улыбнулся опекун, посмотрев левым глазом на Тосю, а правым на Сергея: – Матушка в добром здравии и норовила передать для вас посылку. Но грешен, не взял. Таскаться в Новгороде с гостинцами для питерцев – это уж слишком. Теперь все везде есть.

– Спасибо за маму. А вашу посылку она все же передала с проводником. Пирожков с брусникой нам напекла. Вот они на столе, угощайтесь. – И Сергей указал на вазу с материнскими пирожками: – Балует нас, как маленьких…

– Для родителей дети всегда маленькие. – Поучительно изрек Андрон Михайлович, но пирожок не взял. Он прикинул, что выпечке уже три дня, а не свежих продуктов Беньковский остерегался. Разговор за столом принял типичный для интеллигентов обеих столиц порядок. Поругали прездента, погоду и цены на бензин. Тося пожаловалась, что их дому грозит капитальный ремонт.

– Зря волнуешься. – Успокоил Сергей супругу: – После юбилейных бдений городская казна пуста. Какой ремонт? – И повернувшись к Беньковскому, спросил: – По делам или проветриться?

– Мне, Сережа, понадобится твоя помощь. – Глядя на Сергея в упор правым глазом, предупредил гость.

– Нужна, поможем. Что за дело?

– Давай позавтракаем, а беседа потом, – уклонился от ответа Андрон Михайлович: – Ты, Сережа не очень спешишь?

– Совсем не спешу. Сдав горячий материал, заработал выходной. Начальство проявило гуманность.

После завтрака мужчины перешли в кабинет. В доме не курили, но для Беньковского делали исключение. Он имел право дымить в кабинете Сергея. На время визита москвича кабинет отдавался ему. Андрон Михайлович достал пачку своих сигарок и смачно затянулся:

– Сережа, дело очень деликатное. У моих друзей случилась беда. У них погиб сын.

– К сожалению, это теперь не дво. Бандитов расплодилось много. Но все равно ужас! – Понимающе кивнул журналист. С подобными вещами он встречался ежедневно.

– Дело не в ужасе. Их чадо сам бандит и уголовник, и погиб он в тюремной больнице. Родители хотят знать подробности. А у них лишь черствая бумага.

– Это произошло у нас? – Тоном репортера уточнил Сергей.

– Да, в Питере. Вот тебе данные. – И Беньковский протянул Годанову листок: – Найди людей из охраны, кто работал в то время в Крестах, и врача, лечившего этого парня. Вынь из них все до мелочей.

– Постараюсь, – пообещал Сергей.

– Постарайся и не бесплатно: – Вкрадчиво улыбнулся Беньковский и потянул свою длинную руку в карман за бумажником: – Родители Эдуарда Кадкова люди состоятельные. Они выдали мне тысячу долларов на расходы. Держи пятьсот в качестве подъемных и действуй.

– Мне неловко брать с вас деньги. – Покраснел Годанов.

– Ты не у меня берешь: – Отрезал Андрон Михайлович: – Отнесись к моей просьбе, как к работе. Если нужно кого подмазать, не стесняйся, возмещу, понял?

– Вполне. – Сергей помялся и спрятал доллары в ящик письменного стола: – Тогда разрешите начинать?

– Естественно. У меня для Питера максимум три дня.

– А вы что будете делать, пока я занят?

– Подбрось к Эрмитажу и забудь про меня. Главное – дело. – Беньковский загасил сигарку и встал: – Поехали.

Андрон Михайлович не зря опекал маму журналиста. К вечеру Годанов уже успел отыскать врача тюремной больницы. Николай Спиридонович Самохин ушел на пенсию и жил возле Пискаревского кладбища в двухкомнатной квартирке на первом этаже. Самохин много пил, что с медиками, к сожалению, случается. Но это обстоятельство помогло Сергею разговорить пенсионера. Самохин прекрасно помнил Кадкова. Смерть заключенного, по его мнению, произошла вопреки всем медицинским понятиям. Кадков явно не спешил из лазарета в камеру и имитировал кому. Но Самохин божился, что парень симулировал и делал это очень не профессионально. Врач распорядился отключить аппарат, поскольку по всем показаниям заключенный выздоравливал.

На утро Кадков был мертв. Вскрытие показало разрыв сердечной мышцы. Но именно сердце пациента никаких опасений у Самохина не вызывало. Подвыпивший эскулап-пенсионер так живо и эмоционально воскресил в памяти пережитый эпизод из практике, что в его искренности Сергей не сомневался.

– Молодец, Сережа. – Похвалил Беньковский: – А что с охранниками?

– Я договорился поработать в архиве Крестов. Там должны быть дневники дежурств по тюремной больнице. Завтра доложу. – Пообещал Годанов.

– Нет, дружок, архив – это мое место. Запусти и меня.

В отличие от милой пожилой дамы в новгородском архиве областного управления МВД, в Крестах архивом ведал мрачный субъект неопределенного возраста. Встретив Сергея на проходной, он с отвращением оглядел Беньковского, и раздраженно спросил:

– А это еще кто?

– Мой друг, тоже журналист. – Соврал Сергей, но номер не прошел.

– Вас я знаю, а этот пусть возьмет запрос на свое имя в редакции, я согласую с начальством и дам ответ. И запрос должен быть по форме, со всеми печатями. У нас тюрьма, заведение режимное.

– Стольник. – Тихо сказал Беньковский: – Зелененький.

– С этого и надо начинать. Только не афишируй… – Прошипел архивариус.

Давать взятки Беньковский умел. Мрачный субъект оказался дельным работником и сто долларов оправдал быстро. Сергей выписал шесть фамилий. Двое из шестерки работали в тюрьме до сих пор.

– Как их повидать? – Сделал стойку Андрон Михайлович.

– Это тебе в подарок, – архивариус посмотрел на Беньковского уже без отвращения: – Ваську Сысоева я лично знаю. Сейчас позвоню. – И удалился. Вернулся через десять минут с приятной для «журналистов» новостью. Сысоев согласился на встречу в обеденный перерыв.

– Вы уж накормите человека обедом, раз он на вас свое обеденное время тратит. И может, еще как отблагодарите… – Намекнул архивариус: – Сысоев теперь сам начальство. Зам начальника гаража, его время дорого.

Полный, с веснушками на рыхлом лице, заместитель начальника гаража подозрительно осмотрел Сергея и Беньковского:

– Давайте, мужики, по-быстрому. Мне поесть надо. – Потребовал Сысоев вместо приветствия.

– Вот вместе и пообедаем. Я приглашаю. – Простодушно улыбнулся Андрон Михайлович. Поедем в Асторию.

– Долго. – С сомнением произнес бывший охранник Кадкова.

– Не долго, мы на машине. Зато покормят по-человечески. – Поддержал Беньковского Сергей. Его «Фольксваген Гольф» имел две двери. Москвичу пришлось пробираться на заднее сидение. С трудом, уложив свои асимметричные ноги в узкое пространство между кресел, Андрон Михайлович кое-как устроился. Поездка от Крестов до Астории оказалась не такой быстрой. Питер не Москва, но транспорта и тут хватало. Пока ползли по мосту, Беньковский посмотрел на свинцовые воды Невы, и поежился. Злой ветер гнал волну, и даже в теплой машине казалось холодно. Ноги у Беньковского затекли, голова упиралась в потолок, он злился, но молчал. Для предстоящего разговора надо создать доверительную атмосферу, а ворчаньем ее не создашь. Сысоев производил впечатление хитренького, себе на уме мужичонки, из которого просто так ничего не выжмешь. «Если ему есть что сказать, дам стольник», – решил московский гость и тяжело вздохнул.