За чудесным зерном - З Валентин

— Не я! Не я! Лопни мои глазыньки! Разрази меня!.. — залепетал вор.

Но от этого жалкого лепета Марья Егоровна пришла в ярость. Она зычно закричала и затрясла Васеньку.

— В пивнушку сбегать?! А меня, бедную, слабую женщину, с мертвецом оставить!.. А? Так я же тебе покажу, зараза проклятая!

Через пять минут растерзанная Васькина гармонь лежала среди обломков мебели, на площадке перед дверью валялась серая примятая кепка, а клочья клешей болтались на всех острых углах вплоть до самых ворот.

А по улице, в сопровождении гогочущей толпы, Марья Егоровна волокла в милицию обалделого, почти несопро- тивляющегося Васеньку.

Когда через четверть часа агент угрозыска переступил порог комнаты и взглянул на разгром, на следы Васень- киного избиения, он с уважением сказал:

— Ну и ручки у вас, гражданочка!

И вошел, осторожно ступая через опрокинутую и поломанную мебель.

— Ну, а где же труп?

Но Марья Егоровна стояла с раскрытым ртом: трупа не было. Правда, осталась корзина. Она лежала на боку, и из нее медленно вытекал густой и зловещий красный сок.

Агент угрозыска наклонился, осторожно дотронулся до алого сока, понюхал свой палец и, слегка улыбнувшись, облизнул его.

— Вишневое варенье, — сообщил он громоздившейся за дверью толпе.

И уже строго и сухо обратился к ошеломленной Марье Егоровне:

— Ваша фамилия, гражданка? Имя? Род занятий?..

ГЛАВА XII

Если тронешь насекомое, оно притворится мертвым. Это инстинкт.

Как мертвый лежал и Витя.

Перед этим его волочили вниз головой по лестнице, и он с испугом принял обливавший его вишневый сироп за свою кровь.

Витя смутно понимал, что попал в бандитский притон, и когда Марья Егоровна вместе с Васенькой исчезла за дверью, он решил удрать и выскочил из корзины.

Где–то капала вода. Витя выглянул за дверь — там была кухня. Мальчик вымылся под краном, затер мокрой тряпкой варенье на своем платье и огляделся, соображая, как бы половчее улизнуть. На цыпочках зашел он снова в комнату и увидел в углу знакомый кожаный чемодан. Он вспомнил, что профессор спрятал туда бумаги и деньги.

Витя выглянул на лестницу. Пусто. Все соседи побежали вслед за Марьей Егоровной и ее пленником. Но было слышно, как во дворе гудела толпа.

«Ох, задержат, — подумал Витя. — С тобой не удрать, — обратился он к чемодану. — Как же открыть тебя без ключа? Жаль мне тебя, а придется тебя взрезать».

Витя вынул из кармана нож и быстро распорол чемодан. Еще минута, и пакет с деньгами и документами перекочевал в его карман.

Витя благополучно спустился с лестницы, протиснулся сквозь толпу и быстро скрылся за воротами.

Ему чудилось, что за ним погоня, и он сворачивал из улицы в улицу, из переулка в переулок, пока, запыхавшись, не прислонился к какой–то стене. Была уже ночь.

До утра просидел Витя, забившись между двумя грязными домишками, без сна, в размышлениях о том, как найти профессора и Костю.

«Поищу по гостиницам», — решил Витя.

Утром он отправился на розыски.

В этот день милиция спозаранку уведомила профессора о том, что ею вещи найдены в доме по Болотной улице.

Клавдий Петрович прямо, как был, в ночных туфлях помчался туда. Но в истерзанном чемодане, кроме своих рубашек и костюма, профессор ничего не нашел.

Клавдий Петрович ясно припомнил, как он при мальчиках укладывал в чемодан сверток с деньгами. Профессор ни в чем не упрекнул Костю, не сказал ничего об его товарище, но как будто на десять лет постарел.

«По его вине экспедиция, — удрученно думал он, — оказалась в безвыходном положении», — и эта мысль угнетала старика.

Молча вернулся Клавдий Петрович с Костей из милиции, молча стал неловкими руками рассовывать вещи из погибшего чемодана по остальным сундукам.

Костя загрустил. Наконец он не выдержал молчания и дотронулся до руки Клавдия Петровича..

— Пожалуйста, не думайте скверно о Витьке… Он не мог, уверяю вас, он не мог украсть общественные деньги!

— Я верю тебе, мой мальчик, — вздохнул профессор, — но мне очень тяжело.

И, видя, что Костя мучается, прибавил ласково:

— Ну, ничего не поделаешь, пойдем завтракать.

Костя заботливо осмотрел профессора.

— Клавдий Петрович, вы туфли ночные снимите. Где ваши ботинки?

Ботинки с раннего утра стояли вычищенные в коридоре за дверью. Костя принес их. Клавдий Петрович сунул ногу в ботинок, — нога не влезала. Профессор попробовал натянуть второй ботинок, но и эта попытка была неудачной.

— Какой дурак набил мои башмаки бумагой? — с сердцем сказал Клавдий Петрович.

— Что такое? — произнес он с изумлением, вытаскивая из ботинок деньги и документы.

Костя стремглав бросился в коридор и нос к носу столкнулся с пропавшим товарищем.

Лицо Вити сияло. Подложив деньги в ботинки, мальчик поступил как настоящий герой самого заправского приключенческого романа.

— Сумасшедший! — тряс его Костя. — А вдруг сперли бы опять!

— Я из–за угла глядел!

Завтракать пошли втроем. Ребята ели и болтали, болтали и ели. Через десять минут Клавдий Петрович узнал и о Витиных приключениях, и о чудесном зерне, и о Халиме.

Только в одном не сознались ребята — не рассказали, откуда они: боялись, что Клавдий Петрович отправит их обратно. Но профессор покусывал жиденькую бородку и одобрительно помаргивал сквозь выпуклые стекла очков.

— Ну, ладно, — сказал он под конец, — похлопочу. Может быть, оба поедете.

ГЛАВА XIII

Тяжелый «Восток» нырял на зеленых волнах Каспия. Сначала носом вверх пароход взбирался на гребень волны, потом носом вниз летел по склону водяного холма, а корма вздымалась и глядела в небо.

Каспийское море ревниво сторожило путь в Азию, не хуже сказочного дракона. Почти все пассажиры лежали вповалку, измученные качкой. Немногие счастливцы любовались зелеными кипящими волнами и ярким блеском неба.

Костя всю дорогу был болен. Профессор тихо стонал на койке. А Витя, балансируя на палубе, с жадностью старался уловить вдали смутный очерк азиатского берега. Но когда впереди затемнелась долгожданная полоска земли, он с сожалением взглянул на сердитое взлохмаченное море.

Желтые, измученные пассажиры выползли на пристань. Костя с нежностью глядел на неподвижную старую землю. Правда, и теперь ноги его тряслись и как бы разъезжались, но с каждой минутой становилось легче.

— Клавдий Петрович, — с упреком обратился он к зеленому, как антоновское яблоко, профессору. — Зачем вы решили ехать морем? Ведь и вас укачало до полусмерти.