Хочу тебя любить (СИ) - Тодорова Елена

Пусть псих я. Пусть это конченый сдвиг. Пусть ненормально и даже безумно. Относительно нее я не собирался бороться. Многое могу преодолеть, уже доказывал не раз – себе и ей. Но с Варей… Для меня, блядь, было жизненно важно, чтобы она была только моей.

А теперь что?

Я не верю. Нет, я не хочу верить. НЕТ!!!

«Я все решила. Девственности больше нет…»

«Я переспала с другим…»

Веки падают, как забрало. Перед залитыми горячей влагой глазами стоит изображение – Любомирова и какой-то гондон вдвоем в кровати. Другой. У нее другой! Не стереть из памяти. Не вырвать. Для того и прислала этот снимок.

Убить хотела? Уничтожить?

Насрать, насколько это странно, но она меня не просто убила. Я полудохлый. Вскрытый без анестезии. Все внутренности наружу. Истекаю кровью.

Проходят секунды, минуты… Часы? Теряю в неподвижности ориентиры. Мышцы затекают, пока в себя прихожу. Выхожу из машины. Нет, не выхожу. Вываливаюсь. Глотаю паркий преддождевой воздух. Перерабатываю, будто какую-то тяжелую химию. С трудом выдыхаю.

Пару минут спустя сажусь обратно в тачку. Порываюсь набрать Любомировой… И тут же швыряю телефон на заднее сиденье. Всей душой ее проклинаю. Всей покореженной душой ненавижу.

Завожу двигатель и разворачиваю машину на Одессу. Одурело жму на газ. Убивая подвеску, несусь над ямами. А потом… Мельком оценивая дорожное движение, резко выкручиваю руль и топлю обратно в ту гребаную глухомань.

Плевать на писк клаксонов, на собственную разрывную сирену внутри.

Хочу ее увидеть. В глаза посмотреть. Убить.

«Давай без скандала».

Без скандала, блядь? Готовься, мать твою. Не одному же мне лететь в пропасть.

Только сейчас понимаю, что мне даже неважно, кого она выбрала. Под кого бы ни легла – это адская боль. Кто-то другой, не я, трогал ее. Загонял внутрь нее член. Трахал. Кто-то другой… Другой.

Как ты могла? Как ты, блядь, могла???

К старикам ее добираюсь около двух часов дня, но найти саму Любомирову это не помогает.

– На свадьбе гуляет, – тихо сообщает бабка Центуриона. Махом обрушивает вскипевшие внутри меня эмоции. И не хочу я замечать, что она сама на нервах. Только сейчас думаю, что Любомирова – чертова эгоистка. Ей, очевидно, в принципе на всех похрен. Прикидывается хорошенькой, а сама…  – Вот к девяти только дед за ней поедет. Ночью поезд.

И снова я требую адрес, снова с трудом подбираю слова… В этот раз все еще хуже. Намного, блядь, хуже.

Деревня, где происходит гулянье, в таких чигирях находится, что даже навигатор ее не находит. Точнее, находит, но что-то не то. Приводит меня в другую сторону. Пока это понимаю, пока настраиваю заново, пока добираюсь… внутри уже все на куски перебито, а на улице темно.

Прощаться поздно. Да и не стоит. Но я не могу отпустить.

На нужной улице дорога оказывается перекрытой долбаной кучей машин. Бросаю свою в конце хвоста и под вяло накрапывающий дождь двигаюсь на звуки дореволюционной эстрадной музыки.

Если не найду? Точно сдохну.

А если найду? Убью.

Привлекаю внимание сразу всех. Выбиваюсь из массы, понятное дело. Кажется, будто лет на пятьдесят назад закинуло. Тут еще диалект пролетает, говор какой-то непонятный – не украинский и не русский.

Ломлюсь сквозь пьяную толпу. Ищу Любомирову глазами. А когда нахожу, столбенею. Сердце, словно долбаный салют, в небо выбрасывает. И одновременно с этим кислород заканчивается – его будто кто выкачал из вселенной. Стою, смотрю на проклятую зазнобу и ощущаю, как горят внутри легкие.

Думал, увижу ее – легче станет. Ни хрена. Нарастает боль. Сокрушает.

Как ты могла? Как же ты, блядь, могла???

Глава 15

Ты, мать твою, душу мне вырвала! Ты это понимаешь?!

© Кирилл Бойко

Пока меня на куски раскладывает, Любомирова отмирает и удирает. Ныряет в толпу, и нет ее. Прикрываю веки, сжимаю челюсти и планомерно вдыхаю.

Не побегу за ней. Кто она такая, чтобы я за ней, черт возьми, бегал?! Я! После того, что она сделала! Такое не прощают. Пошла она на хрен!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Чертова… Чертова… Чертова…

Бросаюсь следом.

Через орущую толпу колхозников. Через какой-то фермерский двор. Через сад. Пока не вижу белеющее в темноте платье. Ускоряюсь, слыша лишь собственное бешеное сердцебиение. Быстро настигая, обхватываю рукой поперек тела.

На мгновение притискиваю к себе. Закрываю глаза. Вдыхаю.

Один затяжной удар сердца. Безумное расширение четырехкамерной мышцы. На осколки.

Отбрасываю. Разворачиваю. Припираю к ограде из сетки. Вместе на ней качаемся, пока ловлю ладонью ее лицо и врезаюсь взглядом в глаза.

Это больше не любовь и пошлость. Это смерть и ад.

Дождь обрушивается. Не задевает. За грудиной такие молнии высекает, что кажется, армагеддон начался изнутри меня. Ныряю в ее зрачки. Как обычно, в душу прорываюсь. А вижу тот проклятый снимок и убийственные слова.

«Я все решила. Девственности больше нет…»

«Я переспала с другим…»

– Ты что натворила? Ты что, блядь, натворила?! – зверем реву, перекрикивая шум дождя.

Внутри меня громче льет. Затапливает горячей лавой. По самую макушку в ней.

– Что хотела, то и сделала! Я тебе ничего не обещала. А то, что деньги взяла, так ты сам вынудил! Я тебе сразу сказала, что отдам все. Не сейчас, но…

– Да при чем здесь деньги?! При чем, блядь, деньги, а? – слова летят одним бурным, хриплым, раздирающим горло потоком.

Любомирова вздрагивает. Ловит дрожащими губами воздух.

Не знаю, отчего ей больно. Меня душит лишь одна одуряющая мысль – она больше не моя.

– А при том, что ты мне заплатил! – орет надсадно и громко всхлипывает. – Настолько хочешь быть первым, что готов платить? Ты больной! Ты просто помешан на том, чтобы во всем быть первым! Больной!

– Да, больной! Да, хочу! Так хочу, что не просто, блядь, деньги… Я, мать твою, жизнь готов был отдать! Ты это, блядь, понимаешь? – выкрикиваю агрессивно, не в силах скрыть боль.

– Нет, не понимаю! И не собираюсь понимать. Ты все время врешь! – зажмуриваясь, лихорадочно мотает головой.

– Ты, мать твою, душу мне вырвала! Это ты понимаешь?!

Казалось бы, куда яснее?! Но Любомирова, будто загипнотизированная маньячка, упрямо вещает одно и то же:

– Нет, не понимаю! Хватит выдумывать! Моя жизнь – это не часть игры, в которой нужно побеждать, Кирилл! Вот и все… Вот и все! Оставь меня в покое теперь.

– Все? Так ты это видишь? Только это?

– А как еще?

– Если бы все было так, я бы взял твою целку еще тогда!

– Уверена, у тебя просто в тот момент другие планы сработали… И если бы не Довлатова…

– Ты, на хрен, слышишь только себя? – рявкаю, откровенно пугая ее.

Помню о сердце, но уже не могу остановиться. Загибаюсь.

– Просто уезжай, Кирилл! Уезжай! Пожалуйста… – дождь не дает увидеть, но я и так слышу, что она рыдает. – Вот… Вот зачем ты приехал? Я же тебе написала… Я просила… Я тебя обманула… Я спала с другим, ты меня слышишь? Слышишь?! – не прекращая кричать и плакать, лупит меня кулаками в грудь. Похрен. Внутри больнее. С такими чувствами я еще не сталкивался. Они меня убивают, но, мать вашу, как-то слишком уж медленно. Адская мука. – Ну что ты смотришь? Что ты смотришь? Я ужасная! Заплатил ты, а получил другой! Ты должен меня ненавидеть! Слышишь? Ненавидь меня! Ну что ты смотришь? Как ты смотришь? Ненавидь меня! Кирилл… Пожалуйста…

– Я тебя ненавижу, – высекаю каждый звук.

Горячо. Яростно. Отчаянно.

Любомирова вздрагивает, будто ей от этого больно. Возможно, задевает ее долбаное желание быть для всех хорошей? Со мной так получилось.

– Прекрасно… – шепчет и срывается. Скривившись, как ребенок, дрожит губами. Блядские чувства, мне ее, несмотря ни на что, хочется утешить. Едва держусь. И даже радуюсь, когда она шепчет: – Потому что я тебя… Я тебя тоже ненавижу… А ты никак этого не хотел понимать… Никак…