Хочу тебя любить (СИ) - Тодорова Елена

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И… Через пару дней мои мечты, наконец, взорвали реальность. Я его увидела.

Бойко стоит на парковке в окружении старых друзей, будто и не было этих долгих трех месяцев. Он смеется и нахваливает свою новую машину. Дрожь зарождается где-то на затылке, под волосами, планомерно спускается колючей волной вниз и охватывает все мое тело. Крохотная точка в груди резко вспыхивает и стремительно поглощает жаром все мои внутренности. Это жар-птица, она оживает и бросается бить меня крыльями. Мне больно, щекотно и до безумия приятно – как раньше. А я ведь еще даже не увидела лицо Кира. Моему взгляду доступны короткостриженый затылок, загорелая шея, широкие плечи, мощная спина и… крепкая задница Бойко.

– Черт, потому что это высший уровень, – он смеется и гладит капот своей новой белой тачки. Я останавливаюсь, его голос приводит меня в оцепенение. Знаете, такой короткий и отчего-то страшный момент перед взрывом? Секунда, две, три… И все внутри разлетается. – Есть ***, а есть остальные тачки! Эти формы, эти ноздри… Бля, ну, она же по всем параметрам выделяется! Ни одна другая так не смотрится! Ни одна.

Я шагаю вперед. Ребята один за другим оглядываются на шум. Бойка – последним. И я вдруг так сильно боюсь того, что увижу в его глазах – резко увожу взгляд на Чарушина. Подхожу к нему и замираю рядом, будто ничего необычного не происходит.

Смотрит ли на меня Кир? Точно смотрит. Я задыхаюсь. Чувствую себя так, словно проглотила ведро горячих камней. А потом… Вся наша компания оживает, реагируя на стук каблуков. Я успеваю с облегчением выдохнуть. Смотрю на девушку в тот момент, когда она влетает Бойке в объятия.

Мое сердце колючим шаром срывается вниз и, прочесывая все мои внутренности, летит в пропасть. Глаза обжигают слезы, едва справляюсь с ними и с трудом нахожу возможность сделать вдох.

Раскаленный воздух наполняют звуки поцелуев. Я уже не смотрю, но это не мешает мне умирать. Во всей этой ситуации самое ужасное то, что Кир не просто с какой-то блядью зависает. Я знаю эту девчонку. Она… хорошая. Значит, все серьезно.

Когда? Почему? Ему ведь нравилась я!

Не знаю, где беру силы, но мне удается спокойно отойти. Медленно обхожу корпус, спускаюсь по мраморным ступенькам, ведущим к стадиону. Там сейчас пусто, пары закончились, а тренировки начнутся примерно через полчаса. Я забиваюсь в самый низ, чтобы меня не было видно со стороны двора. Прилипаю боком к зданию и опускаюсь на предпоследнюю ступеньку задницей, не заботясь, что испачкаю свои новые белые джинсы. Сажусь и разряжаюсь слезами.

Не слышно, как кто-то подходит и опускается рядом. Застываю на мгновение, чтобы вдохнуть. По запаху парфюма узнаю Чарушина.

– Не надо меня жалеть, – выпаливаю со всхлипами, когда он пытается обнять. – Я сама… Сама виновата… Сама…

– Это не значит, что ты не заслуживаешь утешения.

Против моей воли Артем меня обнимает.

– Иногда мне кажется, что тебе сто лет, – бубню, приникая мокрым лицом к его футболке.

Чара тихо смеется.

– Мне иногда тоже.

Теперь и я смеюсь, хотя все еще умираю от боли.

– Ты меня многому научил, Чарушин.

– А ты меня, Центурион.

– Уф… Не называй так!

– Прости. Это я любя.

– Знаю… Просто ассоциации, понимаешь?

– Окей, – понимает, конечно. – Но ты ведь не собираешься сдаваться? Я об этом. Ты же боец, девочка.

– Да… Я боец.

Глава 18

Смотри, я не страдаю…

© Кирилл Бойко

– Ты меня многому научил, Чарушин.

– А ты меня, Центурион.

– Уф… Не называй так!

– Прости. Это я любя.

Сжимая кулаки, со злостью смотрю вниз, на двух самых близких для меня людей – лучшего друга и девушку, в которую я когда-то умудрился вмазаться насмерть. Задерживаю дыхание, чтобы тормознуть штурмовую атаку всех тех чертовых воспоминаний, которые, как бы я ни бился, хранятся в моей голове. Медленно выдыхаю, тихо отступаю и иду обратно на парковку. Но в груди уже горит огнем. Я не умею останавливать эту агонию. Приходится тупо терпеть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Все нормально? – Карина улыбается.

Мне не нужно делать то же, просто потому что никто не ждет, что я буду подыгрывать каким-то эмоциям.

– Поехали, – бросаю ей.

Небрежно маячу парням пятерней и забираюсь в салон. Завожу мотор прежде, чем Карина занимает пассажирское сиденье. Она молчит. Она, в отличие от Любомировой, никогда не лезет с расспросами. Даже когда я без каких-либо объяснений подвожу ее к общежитию, реагирует спокойно.

– Ладно… До вечера, да?

– Сегодня буду занят.

– Хорошо… Тогда пока.

Слегка подаюсь к ней, когда она тянется и на мгновение прижимается к моей щеке губами.

– Буду скучать, – сообщает это и краснеет.

А у меня, блядь, нигде не отзывается. Вот почему? Какого хрена?

Уже у двери Карина оглядывается и машет на прощание рукой. Я смотрю на нее и пытаюсь понять, что не так. Она красивая, уравновешенная и нежная. С ней все просто. Она не старается мной манипулировать и в принципе наебать не способна. Когда мы неожиданно столкнулись месяц назад в Киеве, я ее едва узнал. Смутно помнил лицо, имени так и не откопал в памяти. Но она подошла, прояснила ситуацию, и мне показалось, что это знак. Возможность остановиться и поймать какой-то релакс. Сколько можно лететь на максималках?

Отца на хрен вычеркнул из своей жизни. Любомирову – туда же. Не хочу о ней даже думать. Но, блядь, ведь думается! Ненавижу это. Если бы я понимал, в какой части мозга расположена эта душная яма, я бы вскрыл череп и без сожаления выгреб ее наружу. Я бы вырезал Любомирову отовсюду. Но она, как ползущая язва, захватывает весь организм со скоростью света. Сегодня увидел ее и понял – я весь поражен.

Остановка сердца. Срыв дыхания. Полный вынос мыслей.

Пауза, которая, если я не справлюсь вовремя, будет стоить мне жизни.

Зато Любомирова на меня так ни разу и не взглянула. Даже из любопытства не посмотрела. Настолько ей похрен.

Вечером я действительно работаю. Мне нужно закончить одну прогу. Почти удается полностью убрать все левые мысли и спокойно работать. Но стоит телефону зазвонить, за грудиной будто хлопушка выстреливает.

– Ты дома? Хочу заскочить.

Душỳ черную ревность. Заталкиваю ее в самый дальний угол. Гвоздями забиваю. Даже если Чара ебет Любомирову, мне похуй. Меня это больше не касается.

– Поднимайся, – вижу в окно его тачку.

Отключаюсь и иду на кухню. За две минуты, которые у Чарушина уходят на то, чтобы добраться до моей квартиры, достаю бутылку водки и две стопки. Если откажется бухать, сам буду. Иначе не вывезу.

Решение верное, потому как Чара появляется и сходу пихает мне пачку бабла.

– Тут сто пятьдесят. Варя просила передать. Остальное позже.

Опрокидываю в желудок рюмку, прежде чем ответить.

– Где взяла? Ты дал? Или батя? Слышал, они с англичанкой снова сошлись.

– Варя работает.

– Где? На трассе, блядь? – ухмыляюсь, хотя мне невесело.

Нутро разрывает. И водяра сейчас, как бензин на источник огня. Шарахает со спецэффектами. Перед глазами пятна. В голове свист.

– На хуя ты так? – злится Чара.

– А ты на хуя? – рявкаю неожиданно и луплю ладонью по столу. Для самого себя неожиданно. Давно таких эмоций не испытывал. С того самого дня, как бросил Любомирову на той проклятой колхозной свадьбе. – Таскаешься с ней, ко мне на хрена приперся?! Знаешь же, что ненавижу… Ее! Бабло забирай. Передай, что не надо мне. Забыл давно.

– Так и сказать? – на контрасте со мной чрезвычайно спокойно уточняет. – О долге забыл? Или ее?

– Все забыл!

Вторую заливаю. Обжигает глотку. Кровь с шумом разгоняет.

– Не могу ей этого передать. Соррян, – с кривой ухмылкой «седлает» стул.

Подпирая лапой рожу, сканирует меня взглядом.

– Почему же?

– Потому что пиздеж голимый. Я хуйню не разношу.