Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

бывшими советскими журналистами должен был вот-вот открыть.

Рубин приводит Байера в редакцию. Новый сотрудник занимался переводом телепрограммы, диктуя текст секретарю:

Попала она туда по протекции одного из основателей. Я переводил телепрограмму вслух, а она печатала ее на машинке. Печатала одним пальцем, а когда в конце строчки вдруг звенел колокольчик, вздрагивала и начинала лихорадочно искать каретку.

Но это не было самое ужасное. Самое ужасное было то, что по телефону она отвечала исключительно и негостеприимно «Да». Заставить ее сказать в трубку «New American» или хотя бы «Новый американец» более или менее благожелательным тоном оказалось совершенно невозможно. Как невозможно было и добиться того, чтобы, когда звонили и начинали говорить по-английски, она трубку передавала бы мне, а не брезгливо кидала ее обратно на рычаг.

Мы с ней часто по этому поводу ругались и говорили друг другу колкости, но поделать ничего было нельзя. За время работы она познакомилась уже и с другим основателем, и он даже успел переехать к ней в квартиру в районе Вашингтон-Хайтс, предварительно съехав от предыдущей жены.

Вычислить любвеобильного отца-основателя «Нового американца» не слишком сложно. В «Невидимой газете» Довлатов касается деликатного вопроса:

Личные распри влияли на производственные отношения.

Однажды в редакцию приехала сожительница Дроздова – Марина. Без единого звука она плюнула в нашу секретаршу Эмму. Та сейчас же плеснула в Марину горячим кофе. Женщины начали зло и беспомощно драться. Их разнимали все, кроме Дроздова. Потом он говорил:

– Женские дела меня не касаются.

Вернемся к распределению полномочий в «Новом американце». Как видим, Рубин и Довлатов занимали в списочном составе далеко не первые места. Рубин сразу увидел в этом несправедливость. Нужно признать, что Рубин умел находить несправедливость в отношении себя и своей жены. Из мемуарного текста Байера:

Были и другие скандалы. С прискорбием должен констатировать, что самым ярым скандалистом был мой друг и покровитель Рубин, который очень скоро переругался со всеми. Специалистом по продаже рекламы у нас работала миссис Рубин, и она тоже со всеми быстро переругалась.

Первым объектом недовольства Рубина стал Меттер. Даже через двадцать лет чувства не остыли:

Плодовитый Лёша Орлов добросовестно обеспечивал отведенные ему разделы. А Боря Меттер не делал вообще ничего. Он появлялся в редакции во второй половине дня, после того как приводил из школы сына. Нанятая им секретарша, добродушная дородная женщина лет тридцати пяти по имени Ляля, эмигрировавшая с сыном из Ленинграда, должна была заменять его по утрам, отвечать на звонки, разбирать почту, переправлять мне готовые заметки.

Ненавязчиво мемуарист дает понять, что вся работа редакции была завязана на нем. Меттер наконец приходит в редакцию, но, несмотря на это, градус неприязни растет:

Меттер неторопливо набивал табаком трубку, становился у окна и задумчиво смотрел вдаль. Есть снимки Сталина примерно в такой же позе. Боря и усы носил кончиками вниз, как покойный вождь. Правда, были они пшеничные, и напоминал он благодаря этим усам казачьего атамана. Меттеру они служили оружием покорения женских сердец – делом, в котором он мнил себя большим докой. Если верить его рассказам, в каждой комнате Ленинградского телецентра была дама, с которой он переспал.

Рубин ловит сталиниста на вранье, говоря от имени слабого пола:

Трудно допустить, что человек с гнилыми, издававшими скверный запах зубами пользовался у женщин таким уж стопроцентным успехом.

Подтверждая сказанное, мемуарист приводит слова «Ляли». Нам уже понятно, что растленный главный редактор нанял симпатичную дородную женщину с известными целями:

– Я совсем не недотрога. Но Боря, когда мы остаемся в редакции наедине, хочет обязательно овладеть мной на раковине умывальника. А мне это неприятно.

Да, читатель, речь идет о том самом умывальнике, описание которого вы прочитали несколько выше. Скромное санитарно-гигиеническое приспособление, пятнистое от инородной краски, из рядового предмета быта перерастает в символ, обличающий похоть тоталитаризма и журналистского непрофессионализма. Как писал старик Боголюбов: «Комментарии излишни». В изложении Рубина сластолюбие главного редактора могло привести к последствиям куда более страшным по сравнению с оскверненной раковиной. Меттер, озверевший от неудач с Лялей, покусился на Галю – наборщицу из ANF Phototype – типографии, в которой набирался и печатался «Новый американец». Редактор отдела спорта не удивлен:

Молоденькая аппетитная наборщица Галя обладала качеством, которое наш редактор особенно ценил в слабом поле, – большим бюстом, и он просто не мог удержаться от попытки ее обольстить.

Харассмент есть харассмент. Толик, Юра и Нолик – прогрессивные владельцы ANF Phototype, указывают газете на дверь.

– Тогда дайте мне хоть позвонить от вас, – взмолился я и, получив разрешение, набрал номер редакции. Меттера, как обычно в первой половине дня, не было. Я рассказал обо всем, что произошло, Орлову, предложил единственный, на мой взгляд, при сложившихся обстоятельствах выход и заручился его согласием. Затем призвал всю тройку и попросил спокойно выслушать меня.

– Вы правы на сто процентов. Мы заслужили изгнания. Но даю вам честное слово, что вы больше не увидите Меттера на своей территории. Он снят с поста редактора.

Для убедительности я взял со стола вторую страницу еще не вышедшего номера, в левом верхнем углу которой мы печатали состав редакции. Я вычеркнул фамилию Меттера под словами «Главный редактор» и поставил вместо нее свою.

Немного поломавшись, Толик, Юра и Нолик соглашаются с жестким, но справедливым решением. Отметим, что дворцовый переворот произошел в отсутствие самого виновника, который не имел даже формальной возможности оправдаться. Решение принято по телефону. Каким-то странным образом владельцы типографии своим согласием легитимизировали свержение главного редактора. Может быть, усы Меттера и походили на сталинские, но рубинский способ решения проблемы абсолютно соответствовал духу «десяти ударов» Иосифа Виссарионовича. Наличие «тройки» придавало происходившему еще больший привкус исторической достоверности. Мнение Довлатова, как следует из текста, не учитывалось по известной нам причине – отказа от участия в банковском займе.

Глава третья

Таким образом, Рубин начиная с десятого номера, вышедшего в конце апреля, становится главным редактором «Нового американца». Им он был и в одиннадцатом номере. Потом наступило время очередного переворота. К смещению Меттера компаньоны, включая самого низвергнутого, отнеслись спокойно. С поста президента Меттера сместить было невозможно. Претензии Рубина к главному редактору находили понимание в коллективе. Из «Невидимой газеты»:

Баскин, например, постепенно возненавидел Мокера. Он называл его «кипучим бездельником». А ведь Мокер казался