ICO: Замок в тумане - Миюки Миябэ

подумал он, так они приветствуют священника.

Ему стало интересно, что делает Тото. Он не мог представить его поющим вместе с другими детьми.

"Что за чушь ты вбил в голову этому мальчишке?"

После визита старейшины Ико уже сутки не мог ни есть, ни спать. Все, что ему хотелось сделать, — это разбить голову о стену пещеры. Но через день стражник сообщил ему, что Тото вернулся. Плача от облегчения, Ико умолял стражника рассказать ему, как они нашли Тото. "Он был ранен? Почему он ушел? Могу ли я увидеть его, хотя бы ненадолго?"

Охранник молчал.

"Не беспокойся о Тото", — сказал ему старейшина в один из последующих визитов. "Все, о чем тебе нужно беспокоиться, — это о выполнении своей роли Жертвы". Его голос звучал уверенно и безмятежно, но на лице проступила горечь.

"Не забудь поесть. Тебе скоро отправляться".

Когда старейшина ушел, Ико снова остался в пещере один. Единственная возможность найти собеседников была у него во снах.

Ико принялся ходить кругами по пещере, размахивая руками и разминая ноги, чтобы поддерживать тело в тонусе. Он как раз закончил круг этих упражнений, когда заметил нечто необычное. Тишина. Этим утром не было ни пения, ни музыки. Не было слышно и ткацкого станка.

Что-то изменилось.

У входа в пещеру появился силуэт. Ико протер глаза. Это был старейшина. Его длинные одежды волочились по земле, а худые плечи были откинуты назад, когда он шагнул внутрь. Онэ следовала прямо за ним.

"Мама!" крикнул Ико. Онэ улыбнулась ему, но не успела она это сделать, как из ее глаз потекли слезы.

Она хотела броситься к нему, но старейшина протянул руку, удерживая ее. Он взял прекрасную ткань, которую она держала в руках, и благоговейно перевесил ее через одну руку, кивая, когда рассматривал ее.

"Ико!" воскликнула Онэ, широко раскрыв руки. Ико взглянул на лицо старейшины, но увидел там только доброту. В следующее мгновение Ико бросился в объятия Онэ.

"Ико, мой дорогой Ико, мое милое дитя". Онэ называла его имя снова и снова, как песню, крепко обнимала его и гладила по волосам. "Как тебе было одиноко, как грустно", — повторяла она, плача. "Прости нас, пожалуйста. Мы вынудили тебя к этому. Если бы мы только были сильнее…"

"Мама…"

Обняв Онэ, Ико посмотрел на старейшину. Прошло всего несколько дней с тех пор, как он ударил Ико по щеке, но казалось, что он постарел на годы. Однако мягкий, полный власти взгляд, который исчез из его глаз, когда наступило Время Жертвоприношения, вернулся. Это был тот самый старец, который вырастил Ико. Он вернулся.

"Пора, Онэ, — мягко сказал старец, а затем улыбнулся. "Мне тоже нелегко. Но мы должны проститься. Жертвоприношение не ждет никого".

Онэ кивнула, ее глаза наполнились слезами. Она в последний раз обняла голову Ико, прежде чем отпустить его и отойти, чтобы встать рядом со старейшиной.

Он произнес. "Прошлой ночью мы зажгли сигнальный огонь. Свита священника должна прибыть до полудня. Как только церемония будет завершена, вы отправитесь в Замок в тумане".

Ико сглотнул, быстро стер со щеки застывшую слезу и выпрямился. "Я понимаю".

Ему хотелось бы звучать более решительно, но голос захлебывался слезами, и он не мог сказать ничего больше. Тем не менее ему удалось прямо встретить взгляд старейшины, чтобы показать, что его решимость непоколебима. Я больше не буду плакать и кричать, что бы ни случилось. Я не буду дуться, я не буду сомневаться.

Но мгновение спустя, когда старейшина и Онэ благоговейно опустились перед ним на колени, Ико не смог удержаться от того, чтобы не разинуть рот.

"Старейшина?"

Ико уже собирался опуститься на пол вместе с ними, но старейшина остановил его решительным словом. "Встань".

Онэ улыбнулась ему и переплела пальцы перед собой, склонив голову в молитве.

Стоя на коленях, старейшина опустил глаза на плечо Ико. Глядя на него, Ико вспомнил сон, приснившийся ему перед пробуждением. В его глазах горел тот же свет, что и в бассейне.

"Ты — свет нашей надежды", — произнес старец.

Ико уже много раз слышал звучный голос старейшины в молитвах. Молитвы об урожае, молитвы об охоте — этот голос разносился эхом по всему миру, взывая к божеству, создавшему все живое в этом мире.

Теперь этот голос был обращен к Ико.

"Знания и мужество, разделенные давным-давно, вновь собрались здесь. Ты — наш меч, наш светочь".

Мягкая улыбка старейшины остановила вопрос Ико прежде, чем он успел его задать.

"Пойдем".

Ико сделал полшага вперед. Старейшина расстелил красивую ткань, перекинутую через его руку.

В самом центре ткани было отверстие, достаточно большое, чтобы Ико мог просунуть голову, как в тунике. Узор был вышит тремя цветами: белым, глубоким индиго и очень светлым малиновым. Цвета переплетались в сложный узор. Ико показалось, что он различил в узоре фигуры, больше похожие на древние письмена, чем на случайные завихрения.

"Надень ее, — сказал старец, поднимая тунику в руках. "Это твой Знак".

Ико надел Знак. Она не доходила ему до пояса, но была ровно такой же ширины, как и плечи, и красиво драпировалась на груди и спине.

Ико почувствовал, что его грудь стала теплой, как будто на нее, прямо над сердцем, надавили рукой.

Вдалеке послышался звук, похожий на игру крошечной флейты. Ико раскинул руки и посмотрел на себя снизу вверх. Каждая нить, из которой был соткан Знак, сияла светом. Казалось, что свет, как кровь, течет по венам узора. Серебристое сияние переходило из конца в конец, из витка в виток.

Затем сияние померкло вместе с теплом, но они не исчезли. Скорее, ему показалось, что свет и тепло перешли от Знака в него самого.

"Вот так, — сказал старейшина, его глаза сверкали. "Вот и все. Знак признал тебя".

Онэ снова заплакала, закрыв лицо руками.

"Старейшина, что это?" спросил Ико.

Старейшина встал и осторожно положил обе руки на плечи Ико, прежде чем ответить. "Знак носит каждая Жертва. Однако твоя отличается от других. Ни один ребенок, отправленный в Замок в тумане, не носил такого знака".

Ико провел рукой по ткани. На ощупь она была гладкой, но теперь, когда свет померк, на ощупь ничем не отличалась от только что сотканной ткани.

"В эти нити была вложена молитва, — сказал старец, указывая на узор. "В древние времена слова этой молитвы были для нас единственным источником надежды на то, что однажды мы сможем восстать и прогнать управляющую нами тьму".

Это был какой-то миф? Что он имел в виду под словом "тьма"? Хозяина замка?