ICO: Замок в тумане - Миюки Миябэ

него, покрывая все тело, пока старейшина наблюдал за происходящим.

"Тото!" Старец протянул руку, чтобы отогнать Тото от этой волны, но там, где он коснулся плеча мальчика, оно уже было холодным и твердым. Через мгновение его подбородок, нос и щеки превратились в камень.

Глаза Тото расширились, как будто он увидел что-то, висящее над ним, но прежде, чем он успел сфокусироваться, зрачки сузились и превратились в камень. Старец быстро наклонился над мальчиком, пытаясь уловить в его глазах отражение того, на что смотрел Тото, но к тому времени даже волосы мальчика поседели и стали жесткими.

У старейшины закружилась голова, и он, пошатываясь, выронил книгу из рук и оперся на кровать мальчика, чтобы поддержать его. Книга с тихим звуком подпрыгнула на кровати, а затем приземлилась на спину у щеки мальчика.

Книга Света.

Книга опустилась на землю, коснувшись лица мальчика, словно желая нанести ему последний удар. Тото все еще плакал, когда последний участок кожи окончательно превратился в камень.

Дрожащими руками старейшина поднял книгу и сжал ее в своих руках, как это делал мальчик до мгновения назад.

Она не должна была существовать. Он считал ее давно исчезнувшей, ушедшей в далекое прошлое.

Она защищала его.

Старец поднял книгу на уровень глаз. Она светилась ровным светом. Хотя она была покрыта пылью от проклятого камня города, сам свет был чистым и непорочным. Книга дышала в руках старца, вливая в старика силу, заключенную в ее обложке.

Старец почувствовал, как дрожь в его конечностях утихла, а дыхание стало легче, поскольку свет очистил его до самой глубины души.

"Бог Света", — прошептал старец. "Древнее знание, хранитель вечной чистоты".

По его морщинистой щеке пробежала одна капля, задержалась на подбородке, а затем упала на правую щеку Тото, как первая капля весеннего дождя на распускающиеся посевы. Он посмотрел на книгу. " Ты призвал Тото, чтобы он сделал это".

Ты лежал, спрятанный глубоко, и ждал год за годом, пока не пришло время вернуться ко мне в моем смятении и страхе".

Старец опустил голову, чтобы коснуться обложки книги, и всем телом и духом помолился. Когда он наконец поднял глаза, то ласково провел рукой по голове Тото.

"Ты сделал это, храбрый Тото. Ты сделал это".

Старейшина встал.

Времени на промедление не было. Старейшина собрал всех жителей деревни и быстро отдал распоряжения.

"В течение следующих трех дней охота запрещена. Мужчины должны стоять в четырех углах деревни с зажженными кострами и посменно нести вахту. Костры должны гореть и днем, и ночью. Женщины должны очистить всю деревню водой и солью и обработать все имеющиеся у нас ткацкие станки. Дети, пока солнце еще остается на небе, вы должны петь праздничные песни. Те, кто умеет играть на инструментах, принесите их и играйте. Как только солнце сядет и ворота деревни закроются, все должны оставаться внутри, кроме тех мужчин, которые стоят на страже, и никто не должен издавать ни звука. Отдыхайте и спите, держась за руки, чтобы преградить путь кошмарам. Когда наступит рассвет, мы повторим завтра то, что сделали сегодня. Эти три дня — самые важные".

Жители деревни с недоумением смотрели на старейшину. Его распоряжение задействовать все станки прямо противоречило его предыдущему приказу о том, что во время Жертвоприношения можно использовать только станок в ткацкой комнате. Некоторые задавались вопросом, не сошел ли он с ума, но старейшина не допускал никаких дискуссий.

"Мне нужно, чтобы вы хорошо следовали этим новым приказам. Утром четвертого дня мы разожжем сигнальный костер и вызовем священника из его жилища. Он придет в тот же день и заберет Ико с собой в Замок в тумане".

"Но, старейшина, зачем зажигать сторожевые костры вокруг деревни, если мы не готовимся к войне? Что происходит? Зачем делать это без причины?"

"Причина есть, — твердо ответил старейшина. "И это война".

Когда все указания были даны, старейшина ушел в ткацкую комнату. Не говоря ни слова, он снял руку Онэ с веретена и сорвал со станка наполовину сотканный Знак, едва не напугав ее до смерти.

"Что ты делаешь, муж?" — вскричала она, ее лицо раскраснелось. "Что это значит?"

Старец положил обе руки на плечи Онэ. "Когда знание и мужество, разделенные когда-то, вновь соединятся, тогда рассеется давно проклятый туман, и свет древних возродится на земле".

"Что…"

Старец потянулся к своей мантии и достал книгу, открыл ее обложку и показал ей. "Смотри. Видишь, что здесь нарисовано? Видишь, как он похож на изображение Знака, которое я тебе дал?"

Онэ смотрела то на мужа, то на книгу. Он был прав. Сходство со Знаком было поразительным, хотя и не идеальным.

"Это Знак, который ты должна сплести для Ико. Отбрось все, что ты делала до сих пор. Ты должна сделать этот новый Знак так быстро, как только сможешь. У нас нет времени. Мы должны сплести его вместе, пока сила деревни еще не иссякла".

В глазах ее мужа блеснул свет. Именно этот свет, а не его слова, тронул ее.

"Этот новый Знак спасет Ико?" — спросила она, хватая мужа за рукав.

Старец кивнул. "Я молюсь об этом, да. И тогда Ико спасет всех нас".

7

Тонкий свет поднимался со дна бассейна, овевая Ико, как свежий прохладный ветерок.

"Думаешь, здесь глубоко?"

"Наверное".

"Мы можем попробовать проплыть вниз. Наверняка он куда-то ведет", — сказал Тото, бросая небольшой камень.

"Здесь холодно, но мне нравится".

"Да. Действительно очищает грудь".

Это воспоминания, подумал Ико. Это происходит не сейчас. Мы исследовали пещеру. Мы нашли бассейн с водой. Я чуть не уронил свой факел…

Ико резко открыл глаза.

Сквозь маленькое окошко в верхней части пещеры пробивался тонкий свет. Наверное, рассвет, подумал он. Его тело промерзло до костей, и все болело. Из-за холода он так и не смог нормально заснуть накануне. Это объясняет мой сон.

Спускаться в пещеру с Тото было нелегко. Пришлось много карабкаться вверх и вниз по отвесным скалам. Но благодаря холоду он даже не вспотел. Он помнил, как стук его зубов отражался от стен пещеры.

Тусклая фосфоресценция на дне бассейна была прекрасна, но мимолетна — словно платье, надетое на танцующего призрака. Он мог закрыть глаза и увидеть его. Рядом с ним стоял Тото, его глаза сверкали, завороженные светом воды.

Последние три дня в деревне за пределами его пещеры было оживленно. Он слышал звуки барабанов, колокольчиков и пение детей, которые начинались с первыми лучами утра и продолжались до самой ночи. Наверное,