Царство (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Легкое, неосторожное движение тут же отозвалось резкой болью в плече, заставившей меня прищурить глаза и тихо застонать. Н-да... Я хоть и стараюсь не обращать внимания на ранение - но если волнение при появлении владельца когга чуть притупило боль и жжение, но теперь они словно мстят мне за короткую передышку! Пока еще держусь на ногах, сохраняя ясный рассудок – но надолго ли меня хватит?!

Между тем матросы уже подняли тело переводчика – и лицо торгового гостя, как именуют также купцов на Руси, чуть просветлело. Разглядев россыпь серебра на окровавленных досках и все еще тугой мешочек-кошель на палубе, он важно кивнул, после чего ответил:

- Этот поганый кусок дерьма Гуго вместе со своими племянниками был той еще головной болью. Но нанять кого-то более добропорядочного, мне не хватило монет – вложил все в товар… Что же, я должен извиниться перед вами за разбойное нападение этого выродка, и вдвойне за то, что ему удалось разложить команду за моей спиной! Вашего серебра с лихвой хватит на наем новых людей и даже стрелков – кроме того, мы действительно направляемся в земли свеев. Если вы готовы отправиться в плавание на моем когге – что же, я буду рад гостям на своем корабле! И да, меч, серебро и прочие вещи, отобранные Гуго, мы обязательно вернем… Меня зовут Бруно, Бруно из Любека, и я честный купец.

- Микула.

- Георгий… Мы принимаем ваше приглашение, уважаемый… И небольшая просьба лично от меня – отправьте, пожалуйста, за лекарем!

Напряжение вновь отпустило меня – а вместе с ним пропал и стержень, державший до того на ногах. И озвучив свою просьбу, старательно держа голос так, чтобы не дрогнул, я начал медленно клониться вперед, к доскам палубы. В какой-то момент это движение стало вдруг очень стремительным – но прежде, чем я бы врезался лицом в обструганное дерево, чья-то крепкая рука ухватила меня за плащ, удержав от падения.

- Спасибо, Микула…

В следующий миг мир вокруг окончательно погас.

...Гаюк остановил взмыленного, белоснежного арабского скакуна на самой вершине высокого, не иначе как насыпного холма, бывшего чьим-то погребальным курганом. Он единственный возвышается над плоскостью отцветшей степи на многие версты вокруг, позволяя обозреть долину широкой, полноводной реки, разделившей бывшие кипчакские кочевья и земли зихов. Последние называют реку Кобан, что означает "поток"...

Вдали же, в сиренево-серой дымке у самого горизонта темнику виднеется ровная цепочка кажущихся отсюда не столь и высоких гор... И на равнине, и в горах разбросано множество селений зихов - но горцы не имеют мощных крепостей (за исключением построенной ещё греками Матархи). А потому они станут лёгкой добычей храбрых нукеров старшего сына Угэдэя, великого кагана монголов!

Гаюк самодовольно улыбнулся: что же, этот полноводный "поток" не остановит его воинов! Особенно, если переправу наводят орусуты-бродники - не зря он настоял, чтобы полторы тысячи мужей их присоединились к его тумену, ой, не зря!

...Четыре чингизида покинули землю булар десять седьмиц назад, как только стаял снег и почва немного просохла, чтобы удержать копыта лёгких степняцких лошадок. Каждый из царевичец повел на юг собственную "тьму". Монголы, тюрки, хорезмийцы, сами булары - и кипчаки, прежде всего из враждующих с восточными ордами токсобичей, - они широко растеклись по донской степи, изгоном обрушившись на рискнувшие остаться в здешних местах половецкие кочевья...

Ещё прошлым летом и осенью Гаюк и Мункэ, а также покойный ныне Кадан и Бучек обрушились на половцев, разбив их в серии многочисленных стычек. Котян же, последний влиятельный хан западных кипчаков, старательно избегал большого сражения и сумел увести часть своего народа за горы, в земли бачжигит, к кагану Бела... Но не все половцы покинули степь вместе с ханом, а кто-то и вовсе успел вернуться - и этой весной они вновь испытали на себе свирепую монгольскую ярость!

Нукеры братьев-темников гнали кипчаков перед собой, словно диких зверей во время загонной охоты - гнали их к разлившемуся по весне Дону. В то время как упрежденные монголами бродники намертво заперли броды через полноводную реку... Оказавшись в смертельной западне половцы приготовились подороже продать свои жизни - но Гаюк, старший из чингизидов в "южном" походе, проявил мудрость, предложив обречённым вступить в тумены монголов. Всех мужчин от мала до велика, оставив в степи лишь женщин и детей - и те вынужденно уступили, не имея никакого выбора... Поверившие в посулы о щедрой добыче и понимающие, что их семьи теперь на положение заложников, кипчаки будут храбро биться под знамёнами чингизидов - а те бросят их вперёд, на самое острие атаки, против зихов, асутов и тех же кипчаков...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Правда, такому неожиданному повороту возмутились бродники, потерявшие многих воев, защищая переправы от прорывающихся половцев. Но разве их возмущение могло на что-то повлиять? Самые неуступчивые и говорливые стали короче на голову - и сразу присмеревшие "союзники" уже без сопротивления дали нукеров в тумены чингизидов...

И вот сейчас три тысячи кипчаков из весеннего пополнения первыми заканчивают переправу на противоположный берег Кобана! Правда, орусуты не смогли найти удобного брода через не знакомую им полноводную реку, берущую свое начало в горах и подпитываемую ледниками. А при переходе через тот брод, коий им все же удалось обнаружить, лошади едва поднимают головы над водой! Да и течение здесь слишком сильное... Но зато бродники быстро нарубили деревьев в лесистой пойме Кобана и принялись сноровисто сбивать плоты, после чего умело повели их к противоположному берегу. Жаль, что полный трудов день короток и солнце уже клонится к закату... Но до наступления ночной тьмы ещё хватит времени, чтобы половецкие тысячи закончили переправу! Оставшаяся же часть заметно выросшего тумена закончит переправу завтра.

Между тем, даже с высоты кургана в близлежайшей степи не видно зихов. Ни войска, ни крошечного конного разъезда! А значит испугались трусы, испугались монгольской мощи!

А ведь тумен Шибана ещё только идёт к переправе... Очевидно, это будет лёгкий поход!

...Теплая ночь над лагерем Гаюка прошла спокойно - лишь смех довольных, накормленных от пуза жирной шурпой из баранины нукеров раздавался внизу, у подножия холма, на котором чингизид велел ставить свой шатер. Однако к утру сладкие грезы старшего сына Угэдэя, в коих он сам видел себя на троне великого кагана, сменились вдруг волком, подкрадывающимся к чингизиду с юга. Волка со вздыбленной шерстью, свирепо оскалившегося и угрожающе рычащего, от одного вида которого у будущего властителя монголов побежал холодок по коже... А потом волк завыл.

И Гаюк проснулся, с суеверным ужасом вслушиваясь в многоголосый вой как кажется, тысячи свирепых хищников! Боясь увидеть, что злая воля местных божеств привела все волчьи стаи окрестных степей к его лагерю, чингизид выбежал из шатра, безостановочно повторяя: "О великий Тенгри, спаси нас, спаси!".

Но то, что воочию узрел темник, было пострашнее, чем даже сотня волчьих стай! В ещё очень густых, практически непроглядных сумерках, начавших лишь понемногу сереть на востоке, пред его взором предстали сотни - нет, даже тысячи движущихся огней! В течение всего нескольких ударов сердца, загораясь один за другим, они полуокружили с берега лагерь успевших переправиться половцев... И все это под бесконечный волчий вой с противоположной стороны Кобана - с юга, со стороны владений зихов!

А еще пару мгновений спустя сотни подожженных стрел горцев одновременно взвились в воздух, описав широкую дугу - и обрушились на стойбище кипчаков, чьи дозоры, как видно, вырезали перед самым рассветом! Шатры и кибитки половцев загорелись буквально на глазах, подсвечивая мечущихся при всполахах пламени нукеров - и на следующем залпе все ещё по волчьи воющие зихи уже не зажигали стрел.

Теперь они хорошо видели кипчаков - а вот последние горских стрелков уже никак не могли разглядеть. Но уже окончательно пришедший в себя Гаюк, избавившийся от суеверного страха - и дико рассвирепевший именно из-за допущенной им душевной слабости - яростно зарычал: