Тень наркома - Олег Агранянц

Они уже были близко, и я увидел, что человек, сидящий рядом с шофером, поднялся: их машина оказалась с открытым верхом.

Резким движением я рванул «мерседес» вправо. Потом влево.

Встречная машина приближалась, я уже ясно видел ее в свете наших фар: «порше» с открытым верхом. И заметил в руках у пассажира автомат. Мы стремительно сближались.

— Пригнись! — закричал я Мальвине.

И снова рванул машину вправо. Почти одновременно мой «мерседес» налетел на камень, и нас отбросило влево прямо на приближающийся «порше».

Выстрелов я не услышал, только звон разбитого стекла. Яркий свет фар ослепил меня. Потом стало темно.

Я затормозил.

— Марина, как ты?

Молчание. Потом:

— Жива я, жива. Сволочи! Как ты?

— Нормально. Не поцарапали?

— Нет.

Я остановил машину. Попытался выдавить лобовое стекло. Оно не поддалось. Придется ехать с разбитым. Я вышел на дорогу. Вдали были видны фары удалявшегося «порше».

Ну, раз живы, то нечего сдаваться.

Я снова сел в машину, развернулся, конечно, не так лихо, и мы поехали назад.

— Куда?

Я не ответил, я еще не решил, что делать. Мы доехали до того места, где выскочили на шоссе. «Порше» впереди быстро удалялся. Значит, назад, к кладбищу, они не поехали.

— Это тот съезд, с которого мы выехали на шоссе? — спросила Мальвина.

— Да.

— Мы их уже не догоним. И если не повернем на дорогу, по которой ехали, можем заблудиться. По крайней мере не сумеем быстро добраться до кладбища.

Она была права.

Дорога назад показалась длиннее.

— Мы не заблудились? — спросила Мальвина.

— Вроде бы нет.

Хотя сам я уверен не был.

Но мы не заблудились. Дорога стала шире, появились фонари. Я проехал мимо кладбища. Никаких машин… Я развернулся и подъехал в пролому.

— Пойду с тобой.

— Нет, все как в прошлый раз. Стратегию на ходу менять не надо.

Все как в прошлый раз. Я оставался у пролома, она так же неторопливо направилась к могиле, исчезла за поворотом. Я ждал. Ее долго не было.

Я начал волноваться и поднялся, чтобы пойти ей навстречу. В это время она появилась на дорожке. В руках у нее была полиэтиленовая сумка. В ней что-то лежало. Она что-то нашла.

19. Урна

Я поспешил к машине. Мальвина села рядом.

— Что там?

— Урна. И больше ничего. Где будем открывать?

— Едем в салон.

— Поменяем машину?

— В любом случае светиться в битой машине у дома не стоит.

— Там и посмотрим, что в урне.

Хорошая идея.

Что в урне? Прах человека, некогда грозы целой страны? Или что-то еще?

Мы доехали до салона. Теперь мы вне посторонних взглядов.

Поднялись ко мне в кабинет. Мальвина вытащила урну из сумки:

— Возьми.

Небольшая ваза, легкая.

— Откроем в бюро.

Я согласился.

Мы поставили урну на стол. Крышка отвинтилась без труда. Мы заглянули внутрь. Пепла там не было. Там вообще ничего не было. Кроме пустой бутылки из-под минеральной воды.

Мы вынули бутылку, начали осматривать со всех сторон. Обыкновенная пластиковая бутылка без этикетки. Внутри ничего.

— Пусто.

— Пусто.

— Что бы это могло означать?

Мальвина внимательно рассматривала бутылку:

— Здесь что-то нацарапано. Дай лупу.

Лупы не было. Но и без лупы удалось разобрать несколько строчек. Точнее, три строчки:

10.45

— Engels

18701879

И все.

— Что будем делать с урной? С бутылкой? — спросила Мальвина.

— Все сфотографируем и отвезем на кладбище.

— На этой машине?

— На этой нельзя, нас могут увидеть. Как объяснить битое стекло? Но и на нашей машине тоже нельзя. После того, что произошло, лучше ее не светить. Возьмем еще один «мерседес», благо, у нас их восемь штук, и пять на ходу.

Взяли маленький вишневый «мерседес-300». До кладбища доехали, не встретив ни одной машины. Снова повторили тот же маневр. Я ждал Мальвину у пролома. Она вернулась быстро.

— Положила аккуратно?

— Я все делаю аккуратно.

Что правда, то правда, она все делала аккуратно.

Мы вернулись в салон, взяли свою машину и через двадцать минут были дома. Часы показывали два часа.

— Как ты думаешь, этой ночью ничего не может еще произойти? — спросила Мальвина. — Еще только два…

Что бы ни произошло, я больше никуда не поеду.

— Раздеваемся и в кровать.

Проснулись мы в семь.

— Поедем на кладбище, посмотрим, как там?

Похоже, вчерашних волнений Мальвине было мало.

Я не согласился. Падре Джованни или кто-нибудь по его просьбе непременно осмотрит могилу за день до 7 ноября. Если мы туда поедем, то можем с ними столкнуться.

— Интересно, когда падре скажет, что урна в склепе, — вслух размышляла Мальвина.

— Что это изменит?

— Ничего. Но они откроют урну?

— В этом я не сомневаюсь.

В обед Мальвина предложила:

— Давай все-таки попытаемся разобраться, что произошло ночью.

— Давай.

— Итак, урну они все-таки положили. Но мы не знаем когда. Или до того, как мы начали погоню, или кто-то спокойно поставил урну, пока мы за ними гнались.

— Давай поставим вопрос иначе: убегали ли они от нас или уводили подальше от кладбища? Скорее всего, сначала они уводили нас от кладбища, а потом решили от нас избавиться. И напали только для того, чтобы мы их перестали преследовать.

— Когда мы подъехали, их машины не было. Ты остановился, я вышла, почти дошла до могилы и услышала шаги. Кто-то шел по направлению к выходу.

— По направлению к выходу или наоборот от выхода?

— Этого я не поняла.

— Логично предположить, что некто дошел до выхода, и там его ждала машина. Они, разумеется, видели нашу машину, но сначала должны были забрать человека, идущего по аллее. Отсюда первый вывод: они не хотели, чтобы их «порше» стоял у кладбища, поэтому высадили своего человека и уехали. Он заложил урну в склеп, а они вернулись, чтобы забрать его.

— То есть повторили наш метод.

— Вывод второй: если бы они хотели просто увести нас от кладбища, то подождали бы, пока мы вернемся в машину и рванули бы. Но они отъехали до того, как мы вернулись. Для них было главным, чтобы мы их не увидели. Поэтому сначала пытались от нас уйти, потом стреляли. Кстати, стреляли не по машине.

— Но…

— Если ты помнишь, я наехал на камень и нас отбросило вправо. Поэтому попали в лобовое стекло.

Мы возвращались к этой теме не один раз. И после долгих дебатов пришли к единому мнению: они не знали, что мы следим за могилой, и поступили, как мы: высадили человека с урной, чтобы приехать за ним через какое-то время. Когда вернулись, увидели нас. Человек быстро сел в машину, и они отъехали. Когда заметили, что мы их преследуем, попытались уйти. Не удалось — и они нас обстреляли.

Очевидно, у них в машине был кто-то, хорошо знающий местность: уж очень уверенно он вывел машину на шоссе по дороге, петлявшей в горах. А если это местный, то мы могли его знать. Хотя ни одного «порше» в городе нет. Наверное, если бы мы смогли разглядеть номерной знак этого «порше», то по нему узнали бы владельца.

* * *

7 ноября рано утром в салон забежал какой-то субъект.

— Синьор Эуженио, падре Джованни очень просит вас подъехать на кладбище в Муньересе.

Он пытался объяснить, что это важно, но я его не слушал.

Через полчаса мы были на кладбище. Падре Джованни прохаживался около могилы.

— Кто-то заложил урну. И мы не видели кто. Я хочу признаться, синьор Эуженио, я попросил одного прихожанина следить за могилой весь день с самого утра. Но… но он обнаружил, что урна уже в склепе.

У падре был такой удивленный и даже расстроенный вид, что я поверил: появление урны в склепе его озадачило.

Я нагнулся и открыл дверцу склепа. Убедился, урна на месте. А где ей еще быть!

— Значит, этого господина похоронили, — зло произнес я. Я должен быть злым и разочарованным. — Как же так получается, дон Джованни: человек умер седьмого ноября, и уже к утру того же дня его пепел предали земле? Не кажется ли вам, что как-то быстро все произошло?

— Я думаю, — отвечал падре, — умер он раньше.

— Боюсь, что его не было в живых, когда заказывали надгробье. Но он завещал, по каким-то ему известным причинам, похоронить его именно в этот день. Родственники так и сделали.

— Но почему никто не видел этих родственников?! — не унимался я. — Урна прилетела по воздуху?

— Кто-то просто не стал дожидаться этого дня. Привезли урну вчера или позавчера. Так могло быть, не правда ли?

Падре говорил мягко, почти ласково, он видел, что я злюсь, и хотел меня успокоить. Мальвина пришла ему на помощь:

— Теперь мы видим, что этот человек умер и все дела закончились.