Cемейные узы не в счет - Кира Витковская

– А кто она? Как ее зовут?

– Звали, хочешь ты сказать, потому что она умерла много лет назад. Звали ее Илона. У нас где-то есть парочка ее фотографий, если хочешь, то я поищу потом…

– Да нет, не надо, не стоит, – махнул рукой Марк. – Просто я раньше никогда этой фотографии не видел, потому мне интересно стало… ерунда.

– А она тебе никого не напомнила? Не показалась странной? – спросил отец, внимательно глядя на сына. Но темные глаза Марка были непроницаемы.

– Нет, – пожал он плечами. – А что – разве должна была кого-нибудь напомнить?

Теперь уже Марк изучающе посмотрел на отца. Этого Юрий не выдерживал никогда – когда карие глаза старшего сына устремлялись ему в лицо.

– Да нет, никого она не должна была тебе напомнить, – ответил отец, отводя взгляд и поднимаясь. – Ладно, мне на работу пора.

«Что ж ты скрываешь, папуль?» – мысленно спросил Марк. От него не ускользнула игра чувств на лице отца и его торопливый уход. Да и мамин испуг при виде фотки очень странный. С чего бы это? И что это за неприятные воспоминания, связанные с этой знакомой? Родители явно что-то скрывают, или его одолела паранойя?

Поскольку дома никого нет, можно поискать те несколько фотографий самому. Отец говорил, что найдет их потом, с явным нежеланием, а Марку не хотелось бы настаивать и тем самым выказывать свою заинтересованность.

Фотографий Марк не нашел, но случайно наткнулся на какие-то старые бумаги: несколько писем и чье-то свидетельство о браке. Письма Марк прочесть не решился – все-таки, не ему написаны. А когда развернул свидетельство… Из документа следовало, что в декабре 1976-го года Римшиц Юрий Николаевич женился на Черненко Илоне Альфредовне.

Так вот, значит, что за «знакомая»! Ничего себе! Хорошо же у них в семье чтутся доверительность и честность! Отец всегда ругал Марка, если тот, во избежание наказания за какую-то провинность, врал или утаивал часть правды. А сам скрывал то, что был женат не один раз… Интересно, кто-нибудь еще знает? Мама, судя по ее испугу, знает. А остальные?

Нет, как такое возможно? Марк удивлялся не тому, что у отца была еще одна женитьба, в этом-то ничего странного. А вот зачем утаивать? Что тут такого удивительного или страшного?

– Марк! – неожиданный оклик пришедший домой и заглянувшей в комнату матери заставил Марка вздрогнуть. Парень еще держал в руках свидетельство, а кругом валялись коробки и всякие мелочи, вынутые из секции. Марина поняла, что сын узнал секрет их семьи, поэтому смотрела на него со страхом.

– Мама… – испытав неловкость и смущение, Марк стал оправдываться. – Мама, я хотел найти одну вещь и случайно нашел вот это свидетельство… Разве папа женился дважды?

«Слава Богу, он не узнал всего!» – подумала Марина, чувствуя, что страх уходит.

– Да как ты посмел здесь рыться! – возмущенно воскликнула она. – Ты что-нибудь клал сюда? Разве здесь твои вещи лежат?

– Мама…

– Замолчи! Сколько раз и я, и отец говорили тебе, внушали с детства, что нельзя лезть в чужую личную жизнь, читать чужие письма… Как ты посмел?

Марк был поражен. Он впервые видел свою мать в такой ярости и не мог понять, из-за чего она так злится. Что плохого он сделал, если, случайно заглянув в секцию, обнаружил, что у отца когда-то была другая? Он же не маленький ребенок, в состоянии понять…

Но Марина, переволновавшись при мысли, что Марк узнал все, так тщательно скрываемое ею и мужем, не могла остановиться. И чтобы не услышать вопросов и возможных обвинений Марка, отвлечь его внимание, Марина обвиняла сама.

– Я прихожу домой на обед и вижу, что мой сын копается в моих и папиных личных вещах! – продолжала она. – Мне стыдно за тебя, Марк. Я на многие твои дела закрывала глаза, но такого не ожидала… Неужели зря я столько сил потратила, воспитывая тебя?

– Перестань, мама, я вовсе не читал этих писем! Я даже не доставал их из пакета, вот они все лежат…

– Дай сюда! Еще не хватало, чтобы прочитал! – мать с раздражением вырвала из рук Марка пакет. – Я не хочу с тобой даже разговаривать после этого. Все расскажу отцу.

– Мама, ты забываешь, что мне двадцать восемь лет, – сказал Марк, которому надоело, что ему читают мораль как ребенку. – Я не маленький мальчик…

– Ты хуже маленького мальчика! – оборвала мама. – Маленький мальчик еще не знает, что хорошо, а что плохо, а ты… взрослый человек… Мне стыдно за тебя.

Будь на месте матери отец, Марк бы, недолго думая, ответил в полную силу испытываемой злости. Еще он должен оправдываться, потому что раскрыл их ложь, причем случайно! Но это была мама, и ей Марк грубить не мог. Поэтому он просто ушел.

Обида и горечь стелили взгляд Марка, он шел куда-то и все думал, думал… Вся жизнь казалась ему никчемной, глупой, бесцельной. Вот прожил двадцать восемь лет, а чего достиг? Неуверенность не давала как-то изменить жизнь.

Тяжелые детские воспоминания, когда Марк чувствовал себя всему чужим и всему посторонним: среди семьи, среди одноклассников… Вечное немного холодное отношение к нему отца и какое-то заискивающе-приторное внимание мамы. Ни одного Маркова промаха не было пропущено мимо глаз. Лешке везло – с него спрашивали не так строго, ему больше было позволено и на его проступки часто махали рукой, мол, это же Леша – разве он может что-нибудь не отколоть? А Марка словно образцовым ребенком хотели видеть – чтобы ни одной ошибки, ни одной глупости…

Что больше всего удивило: с возрастом Лешка как-то меньше начал «откалывать». Не ходил никуда, не увлекался запретными вещами вроде сигарет и спиртного, а сидел дома и решал сложнейшие примеры по алгебре или задачи по физике, думал после школы поступать в институт… А Марк наоборот пустился во все тяжкие: пиво, сигареты, марихуана, лихачества на дискотеках, девочки… На учебу предполагалось забить – не сушить мозги в университете, а после техникума сразу пойти работать. И здесь отец не нажимал, понимая, что вчерашний мальчишка, ужасно боявшийся сделать что-нибудь не так, сегодня стал трудным подростком, который, скорее, склонен делать назло, если ему запрещать, чем молча повиноваться.

И удачно так сложилось: по окончании девятого класса Марку было всего пятнадцать лет, так как в школу он пошел, не добрав двух месяцев до семи лет. С первого же раза поступил: способности позволили получить достаточно хороший аттестат, а умение втираться людям в доверие убедило комиссию, что его следует принять учиться в техно-механическое училище в Бресте. Далековато от родного Березино, но тем лучше. Мама поволновалась и согласилась.

Студенческая бытность оказалась прикольной. По выражению «От сессии до сессии живут студенты весело». Немного голодно, правда, потому что соседи по комнате в общаге считали, что в «их котле все общее» и не гнушались очистить чужой шкаф или сумку. Марк был по-другому воспитан и не решался на воровство. Но так было только первых полгода. Потом, научившись у товарищей, без стеснения залезал в тумбочку соседа (очень часто в отсутствие того) и разживался сахаром к чаю, маслом на бутерброд или просто хлебом (когда лучшего не было, а поесть очень хотелось). А потом умудрялся и подзаработать на какие-нибудь маленькие удовольствия. К примеру, если раньше ходил в клубы только через знакомых, чтобы не платить, то теперь мог позволить себе роскошь в виде билета для себя и нравящейся девушки. Хватало на достаточно приятные вечера в ресторанах, на тот же косячок (если хотелось).