Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

Кто не боится? – Кто не верит в жизнь вечную или понимает, что она пройдет в муках и терзаниях. А если нет?… Ну вот я же равнодушен…, даже если придется помучится перед тем, как исчезнут совсем…, ну муки, пытки и все такое – это временное и когда-нибудь закончится, в конце – концов, все заканчивается, что имеет начало!.. Знаю, что я боюсь!.. Вот оно – не окончить свою жизнь смертью, а не иметь возможности при жизни использовать свой потенциал, будучи при этом совершенно работоспособным, крепким и здоровым, не иметь возможности принимать решения за себя, но все именно так и происходит, в месте, которое обозначаемом табличкой «пожизненное заключение»…

Екер-макер – я стал человеком, который этого опасается! А ведь таких не так много! Даже сегодняшнее состояние кажется по сравнению с тем лучше в разы…, лучше…, вот она – смерть, которая пугает; смерть при жизни, и кажется избежать ее невозможно…, но ведь такая жизнь…, нет это не жизнь, но искупление! Какое там искупление, когда на втором десятке срока, а может и раньше, то, что было прежде человеком, уже перестает понимать что происходит…, зачем происходит, а главное почему! Наверняка весь мир, после таких пыток становится виноватым, и уж те, кого он знал, точно хуже и так далее…

Смерть – это конец жизни…, не лучше ли он, чем такая жизнь похожая на смерть, смерть при жизни… Ужас, лучше ее рука сжимающая кадык и раскрытая пасть высасывающая последние соки!.. Да нет, она не так страшна, хотя бы потому что и сама небесконечна…, а потом я видел ее со стороны, правда не глазами тех, кого убивал…, но их взгляд… – он не всегда выражал страх, и некоторые находили силы улыбаться… улыбаться… Многих, многих я сопроводил и передал в руки «костлявой». Но почему так, тот кто видел ее, а я же ее видел и не счел ужасной, скорее почти не осязаемой и невидимой…, вон наркоша, буквально в шаге от нее, а не пугается и не стучит зубами от ужаса, может быть это потому, что физическая боль сейчас затмевает все, чтобы не запомнить эту личину и от страха не бросить непреодолимую страсть… Кто знает, кто знает…, кто-то ничего не знает, а я… – тем более.

Если думать о перспективах, то…, то перспектив, о которых стоит задумываться, просто нет… В одном я уверен – в смерти…, и что бы не случилось, обязательно наступит время, когда она придет! Добро пожаловать, мадам…, добро пожаловать! Хм…, а почему мадам, как она вообще могла стать «мадам», может быть – мадемуазель? Нет, пожалуй мадам – слишком занята работой, и очень давно, хм…, кажется даже несколько смешным…, а именно с тех пор, как появилась жизнь. Но ведь сначала жизнь должна была стать понятием вечным, да в принципе вечное и есть, в конце – концов, мысль и знания безвременны, а душа…, а кто сказал, что в душу я не верю и в ее вечное существование… – тоже верю… Бог – это пока категория не изученная… хм…, да кажется и не постижимая в принципе…» – в двери повернулся ключ и застучали цепочки, Алексей открыл глаза:

– Ну вот, вечность, вечностью, а быстротечная телесная посредственность еды требует! Эй, закумаренные, трескать будем?…

Переезд

«Что делать, когда в выборе из возможного предстоящего, одно не примется настоящим, другое не оценит будущее, а третье не полезно для нас самих?»

(Из тюремного дневника автора)

Камера тюрьмы, куда перевезли по прошествии 36 дней после ареста Алексея, показалась ему приличным местом, вопреки ожиданиям. Небольшое помещение, примерно два с половиной на четыре метра на четверых человек, позволяло вести достаточно сносный образ жизни и даже иногда спортивный. Ущемленные условия подвигают к рациональным причудам и невероятной целесообразности.

Питание, благодаря местному магазину и сорока килограммам ежемесячных передач на человека, было достаточным. Этим количеством оказалось возможно поддерживать себя и еще пару человек в неплохом состоянии, если, конечно, не попадался какой-нибудь кишкоблуд, уничтожающий продукты, только ради их уничтожения, именно в своей утробе.

Среди сокамерников выделялся особенно говорливый, ранее сиделый, а потому и чувствовавший увереннее остальных «первоходов», на деле «штемп», этакий бывалый возомнивший о себя в виде без пяти минут «вором в законе», что проверить через стены этого централа было нельзя и оставалось лишь подлавливать его на всевозможных несоответствиях и противоречиях, чтобы понять кто же он на самом деле.

«Солдат» стал его главной мишенью, очевидно направляемый местными операми для выяснения всего, что можно выяснить. В очередном разговоре, когда как обычно Вадима Резникова никто не слушал, а потому говорил он сам и сам же себе отвечал, прозвучало следующее:

– Слышь, Лех, ну тебе ж наболтают – мама не горюй! Это ж «пыжом» голимым пахнет… Леха, я тебе…, братулец, кричу без балды – это… не…, ну это ж надо так угреться – чалиться до конца жизни… В натуре тебе фартануло!..

– Ты что, завидуешь?…

– Да я… – пятериком отделаюсь и «откинусь».[62] И то, это если до «звонка»…,[63] а по другому нам и неприемлемо,[64] но ты Леха не гони, десятку отвесишь, а там уже на легках… А ваааще… – И уже приблизившись, по заговорщически:

– Я тут гонял на «Серпы» экспертизу проходить,[65] они думают, что у меня в натуре фляга свистит…, как это…, короче стационарно. Месяц лежишь…, ну короче, прочухал я там всю поляну – на рывок[66] уйти, как два пальца… Короче, даже если просто повезут – мусора тама ватные, чуть не один идешь…, одни тормоза там[67]…, ну увидишь, вааабщщще никогда не запирается. А забор в одном месте, хоть и высокий…, да пристроечка к нему все решает… Пока мусора жалами своими чили-вили…, ты жах… и в натуре красава… – вот она золотааая свобода. А че, подготовка позволяет, по тебе видно – всегда на спорте… – ты вааащее молодчага, уважуха тебе, братулец, и почетуха, в натуре…, и вааааще в рот… тех кто тебя посадил, в натуре попутали…!

Не поверишь, не надо мне это, я уже решил – будь, что будет…, а положение свое печальное без тебя прекрасно понимаю, так что расход по мастям, брату-лец… – Ясно понимая цель этого разговора – разжечь внутреннее, и так не спокойное, состояние Алексея, пытаясь тем самым подтолкнуть его к попытке побега, лучше было ему не дать развиться, что и было сделано.

Таких, как этот Вадим, положено «ломать»,[68] но это в лагерях, и то – все это уже почти везде в прошлом.

Настоящее «Солдата» было действительно не просто не завидно, но ужасно, и не только своей безызвестностью, а в принципе окончанием всего человеческого, но что заслужил, то заслужил.

Несмотря на отвержение плана, и не желание уходить от ответственности, что-то запало в душу «чистильщика», ведь любое произнесенное слово, так или иначе материализуется, правда, что касается территории его разума, то здесь что-то могло произойти только через импровизацию…

…Вечер этого дня принес свой сюрприз, а именно в виде продолжительного сюжета по одной из центральных программ, в передаче, освещающей работу правоохранительных органов, которую почему-то очень любят смотреть арестанты.

Сенсационным событием ведущий назвал задержание «ликвидатора» одной из группировок, который скрывался от правосудия, живя под чужими именами и наводил своими преступлениями ужас на весь криминальный мир. Пока его фамилию не разглашают, но задержали его по паспорту на имя Кузьмина Алексея Михайловича. Леша «Солдат», так его называли соратники. На своем счету имеет устранение таких известных личностей как Березов, Тарцев, полковник Петр Лицепухов, Умаров и еще массу фигурантов, которых следствие пока считает озвучивать преждевременным.

Далее следовали реверансы в сторону МУРа и непосредственно Силуянова, давшего отдельное интервью, правда на удивление отзывавшегося о своем «крестнике» даже с уважением, ни разу не назвав его убийцей или каким-нибудь не хорошим эпитетом, напротив принципиальным человеком, по своему сопротивляющимся обстоятельствам…

Все это сопровождалось неоднократным появлением нескольких фотографий Алексея и людей, сталкивающихся с ним в той или иной степени. Эту же передачу или ее версию на других каналах посмотрели и Элеонора Алексеевна с отцом Андреем, и Весна, по началу переживавшая за своего гражданского мужа, Михаил – молодой человек, которого «Солдат» в свое время не стал убивать, а посадил на поезд, следующий в Карелию, и отец Иоанн, крестивший Татьяну, и Павел с мамой – мальчик, которого «чистильщик» учил в больнице стрелять, а правильнее сказать научил уверенности в себя, и тот самый, раненный «Солдатом», вместо желаемого многими убийства – «Шерхан», ставший непросто крупным бизнесменом, депутатом государственной думы, очень близким к правящим кругам человеком, но и личным тренером президента, несмотря на разницу в видах борьбы грекоримской и дзю-до, и даже, как поговаривали в кулуарах – одним из немногих его друзей. Смотрели и прослезился протоиерей Александр, венчавший почти полтора десятка лет назад в Рязани нашего героя с Ией – главной женщиной его жизни, и конечно, все родственники, друзья, соратники по «профсоюзу», находящиеся в заключении и… недруги.