Где я, там смерть (СИ) - Сербинова Марина

Ах, ее веселый озорной наглый лисенок, добегался, додерзился, попался все-таки в клетку Джека! И сидит теперь в решетках, в оковах, как опасный дикий зверь. Разве никто не видит, что он безобиден и сидит здесь вместо по-настоящему опасного зверя, который разгуливает на свободе и убивает?

Офицер насмешливым злорадным взглядом поглядывал на него, и не трудно было угадать его мысли.

«Хорохорься, хорохорься, богатенький красавчик! — говорил его взгляд. — Скоро сорвут с тебя твои дорогие тряпки, запихнут в тюремное барахло и отправят в иные хоромы, где братки покажут тебе, что ты есть на самом деле, собьют с тебя шик и блеск, определят жить к параше, и будешь ты благоухать не духами, а дерьмом, мочой и спермой! И сотни раз пожалеешь, что мама не родила тебя уродом, на которого было бы противно и жалко смотреть. Посмотрим, захочется ли тебе там выглядеть таким красивым!».

И у Кэрол шевелились волосы на голове, когда она представляла, что Рэй окажется в этом аду среди безжалостных уродов, от которых он не сможет защититься. Джек сказал ей, что его там разорвут на части, как звери, которым в клетку бросили лакомый кусок. Наверное, Рэй это понимал. Конечно, понимал. Но она не могла ни прочитать, ни угадать его мысли. Он был таким же, как всегда, разве что не таким веселым и беспечным. И в глазах его отражалась какая-то злобная печаль, но взгляд стал еще более упрямым и решительным, как у загнанного в угол и осознающего свою скорую погибель существа, но отказывающегося бояться. Бойся не бойся, все равно не поможет. Раз никогда не выказывал перед своим врагом страха, надо остаться верным себе до конца — так упрямо считал Рэй. Конечно, его одолевал ужас и отчаяние, но никогда он не покажет этого Рэндэлу. А уж тем более, любимой женщине.

Когда Кэрол рассказала Джеку со слезами отчаяния на глазах о том, что Рэй отказывается от его помощи, Джек пришел в ярость, сразу поняв, что задумал этот лис. Сидит за решеткой и все равно огрызается, упрямец. Невыносимый, неисправимый упрямец, каких Джек еще никогда не встречал! Его похорони, так он вылезет и опять уставится на него своими упрямыми наглыми глазами!

Джек сделал ответный ход, добившись от правительства своего обязательного назначения на защиту.

Рэй сокрушил его, разбив все карты. Он сознался в убийстве Даяны, лишив его, Джека, всякой возможности добиться для него оправдательного приговора. Джек был ошеломлен. Прежде чем рассказать об этом Кэрол, он решил встретиться с Рэем и убедиться, что он не спятил. Не мог Джек поверить, что он готов собственными руками затянуть на своей шее удавку только ради того, чтобы разрушить его планы и не позволить использовать себя в своих целях, главной из которых была Кэрол. Но, увидев Рэя и его насмешливый взгляд, Джек убедился, что тот в здравом рассудке и вполне отдает себе отчет в том, что делает. Что этот человек, ломая свою жизнь, получает удовольствие от того, что досаждает этим ему, что утер ему нос даже полностью поверженным. Что станет не мостиком через трещину между Джеком, и Кэрол, а наоборот, несокрушимой стеной, созданной из ее ненависти и боли, стеной, которая никогда больше не позволит Джеку к ней приблизится.

— Разрушь мою жизнь, и ты никогда не сможешь перешагнуть через ее обломки, которые рухнут между тобой и Кэрол, убей меня, и ты не перешагнешь через мое тело, как когда-то сказал, потому что даже мертвый, особенно мертвый, я тебя к ней не подпущу. Она никогда не простит тебе того, что ты со мной сделал. Не тешься надеждой, что тебе удастся убедить ее в том, что ты, как всегда, ни в чем не виноват. Она знает все. Все! Она, наконец-то, увидела тебя, увидела, какой ты есть и на что ты способен. Никогда она тебе не поверит. Ты зря напрягаешься, Джек. Она открыла глаза и увидела, и ты не сможешь ей их снова закрыть и заставить забыть то, что они видели, — говорил ему Рэй с улыбкой победителя. — Ух, как красиво я говорю, правда? По-моему, во мне пропал поэт, как считаешь, Рэндэл?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты наивен, Рэй. Разве ты не понял, что всегда все выходит по-моему? Хочешь гнить за решеткой — ради Бога, мне это только удовольствие доставит. Сиди взаперти, в аду, и знай, что я наслаждаюсь жизнью вместе с Кэрол. Она любит меня, она хочет мне верить, а тот, кто хочет, рано или поздно поверит, тем более, если я приложу к этому усилия и никто мне не будет мешать. Не будь идиотом, Рэй. Откажись от признания, я докажу твою невиновность, и будем считать, что мы в расчете. Живи и радуйся жизни, только ко мне и Кэрол больше не лезь, и я не буду тебя трогать.

Рэй презрительно усмехнулся, демонстрируя, что не верит в это и никогда не поверит. Джек начал терять терпение.

— Послушай, ты, жалкая тварь, я даю тебе последний шанс. Подумай своей бестолковой башкой, хорошенько подумай, потому что потом поздно будет! Если ты отправишься в тюрьму, ты уже оттуда не выйдешь, это я тебе обещаю. Так что твое признание в убийстве — это не несколько лет за решеткой, а потом свобода, а смертный приговор. Тебе ясно?

— Не потей, Рэндэл, я и без твоих толкований это знаю, — Рэй улыбнулся, не смотря на него, развлекая себя тем, что отбивал по столу наручниками какую-то вертящуюся у него в голове незамысловатую мелодию, и раздражая этим беспорядочным стуком Джека. Потеряв самообладание, тот подскочил и схватил его за грудки.

— Ты хоть понимаешь, что тебя ждет в тюрьме, во что тебя там превратят, ты, красавчик чертов? Да тебя там затрахают до смерти!

— Мне очень приятно, что ты обо мне волнуешься, Джек, но не беспокойся, уж я о себе сам как-нибудь позабочусь.

— Позаботишься? Нет, сладенький, это я о тебе позабочусь, когда отправишься в зону. Так позабочусь, чтобы смерть стала бы для тебя избавлением и спасением, и ты сам наложил на себя руки.

— Не дождешься. Видишь ли, я хочу попасть в рай, а самоубийц туда не пускают. Так что тебе все-таки придется самому взять грех на душу.

— Смейся-смейся, пока еще можешь, упрямый идиот. Как говорится, прикажи дураку богу молиться, он и лоб расшибет. Расшибай, мешать не буду, наоборот, даже помогу. Ну, ладно, хоть теперь, перед смертью, так сказать, поведаешь мне, спал с Кэрол? Говори, за нее не бойся, ничего я ей не сделаю, люблю ведь, дурочку. Да и тебе терять уже нечего. Признавайся. Давай, ужаль меня напоследок, неужели не хочется? Неужели не хочешь, чтобы я всю жизнь мучился от ревности, представляя, как ты ее трахал?

Рэй засмеялся.

— Ну, почему же, очень даже хочу. Давай это устроим. Устрой нам с Кэрол свидание наедине, и мучайся потом сколько тебе влезет.

Побелев от ярости, Джек ударил его по лицу, но Рэй устоял на ногах, даже не покачнулся и смерил его презрительным взглядом, облизывая разбитую нижнюю губу.

— Врешь, гад! Ведь врешь же! Ну, будь мужиком, признайся! Что ты ссышь, как щенок перепуганный, отпираешься, а? В убийстве сознаться смелости хватило, а в том, что бабу трахал — не хватает?

— А тебе что, мало того, что я взял на себя убийство, хочешь еще, чтобы я сознался в том, чего не делал? Отцепись, Рэндэл, достал. Не веришь мне, поинтересуйся у Кэрол. Ты же у нас такой проницательный, загляни в ее глазки и увидишь правду.

Джек отпустил его и отвернулся.

— Заглядывал, — тихо и печально проговорил он, удивив Рэя. — Изменились ее глазки, как у куклы стали, ничего не выражают. Смотрю и ничего в них не вижу.

— Видишь ты все! Видишь, что ты с ней сделал, подонок! Ты ломаешь ее, ты губишь ее, ты уничтожил ее мир и всех, кто в нем был и кого она любила, чтобы она жила в твоем мире, где были бы только ты и Патрик. Разве не этого ты добиваешься, разве я не прав? Если ты любишь ее, как ты можешь быть с ней так жесток? Хочешь превратить ее в обезвоженную оболочку, умертвив все внутри? Остановись, Джек, остановись, пока не поздно, пока не погубил ее. А ведь погубишь! Погубишь, мерзавец! — глаза Рэя вдруг заблестели от слез, а в голосе прозвучало отчаяние.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Джек обернулся и посмотрел на него. Улыбнулся.