Где я, там смерть (СИ) - Сербинова Марина

Увидев телефонную будку, она прибавила шаг, стуча высокими каблуками по асфальту. Пристроив чемодан на полу, она долго искала монетку в сумочке, потому что никогда не носила кошелька, а в будке не было света. Потом, напрягая зрение, чтобы разглядеть цифры, набрала номер. Трубку сняла Нора и, не скрывая своего недовольства и неприязни, буркнула, чтобы подождала. А Даяна вздохнула, печально задавшись вопросом, почему ее все так ненавидят. Наверное, завидуют. Ее красоте, карьере, успеху у мужчин. Но ей была приятна чужая зависть. Когда-то завидовала она, горько, безумно, завидовала каждому, кто не сидел в инвалидной коляске, как она. Но больше, чем кому бы то ни было, она завидовала Кэрол. Эта зависть отравляла ее любовь к ней, отравляла ее душу. Пока обе они были отверженными, отщепенцами, объединенными поломанными несчастливыми жизнями и одиночеством, Даяна искренне и предано ее любила и жалела. Но жизнь Кэрол изменилась, и Даяна чувствовала себя преданной, когда увидела, в какой роскоши и беззаботности живет подружка, что к ней хорошо относятся и Рэй, и даже эта фурия Куртни, как к родной. Увидела после двухлетней разлуки, как она похорошела, стала холеной, красивой, веселой, как хорошо она одевалась и сколько прекрасных вещей ей покупала Куртни. А она жила в убогом доме инвалидов, ходила в обносках и питалась едой, по вкусу просто помоями, и никто ее не любил, никто не жалел. Кэрол часто отсылала ей посылки с подарками, с одеждой или всякими вкусностями, но это лишь прибавляло горечи в ее сердце. Даяна воспринимала ее подарки не как желание помочь и поделиться, а как демонстрацию того, что у нее, Кэрол, все это есть, а у нее нет. Она обижалась на Кэрол, считая, что если бы она была настоящей подругой и на самом деле о ней заботилась и любила, то уговорила бы свою добродетельницу приютить у себя и ее. Что им это стоило, богачам, взять ее в свои огромный дом и поделиться куском хлеба! Если Куртни пожалела и взяла ее, Кэрол, она бы могла принять и ее, Даяну. Только загвоздка была в том, что этого не хотела сама Кэрол. Зачем ей это нужно, делиться своим счастьем, заботой и любовью своих состоятельных покровителей? Ведь пока она одна в их доме, она их любимица, и вся их благосклонность и щедрость принадлежит ей одной. Вот так их разделила жизнь, раз и навсегда уничтожив искренность в их дружбе своей несправедливостью. Но эта зависть и обида помогли Даяне бороться, поставили ее на ноги. И тогда уже Даяна смотрела сверху вниз на свою подружку с высоты своего роста, а не снизу вверх из кресла-каталки. И могла снова позволить себе ее жалеть и любить, почувствовав свое превосходство, потому что Кэрол была ничем, пустым местом, подобранным подкидышем и без своей покровительницы ничего не стоила. А она, Даяна, превратилась в принцессу, мир упал ей под ноги, жизнь ей улыбнулась, подарив успех, работу, карьеру, любовь мужчин. По сравнению со всем этим, Кэрол со своей жалкой жизнью теперь казалась ей ничтожеством, и как бы дорого и красиво она не одевалась, Даяна знала, что никогда она не будет так прекрасна, как она, никогда Кэрол не то, чтобы превзойти, но даже не дотянуться до нее по красоте. Когда Джек женился на Кэрол, для Даяны это было страшным ударом. Она посчитала, что Кэрол специально отобрала у нее любимого мужчину, мстя за ее красоту и успех, ведь Кэрол знала, что она выбрала его себе в мужья. Когда она поняла, что Джек женился не из-за ребенка, что он любит Кэрол, доволен своей жизнью и не хочет ничего менять, что она, Даяна, просто игрушка, это окончательно ее подорвало. Она смотрела на себя в зеркало и не могла понять — почему? Чем Кэрол так застит глаза мужчинам, что они перестают видеть, как сказочно прекрасна она, Даяна, и как далеко до нее Кэрол, не только во внешности, но и всем остальном? И ее, Даяну, еще в чем-то обвиняют, когда она просто борется за то, что Кэрол у нее украла? Только она, Даяна, сильная, а Кэрол всегда была ничтожеством, поэтому и проиграла. А она, Даяна, победила, заставив ее сделать ноги с поля боя. Осталось только вернуть Джека.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Услышав его голос в телефонной трубке, Даяна сразу же жалобно залебезила:

— Джек, у меня украли последние деньги. Мне негде ночевать. У меня нет даже на такси! Я стою на улице и не знаю, что мне делать.

— А мне какое дело?

— Джек, миленький, ну, пожалуйста… не бросай меня одну на улице. Здесь столько всяких подонков ходит, мне страшно.

— Где ты?

— Ой, я не знаю, как улица называется. Я в паре кварталов от дома Куртни.

— А что ты там делала, интересно? К Рэю в гости ходила?

— Да нет же, я хотела у него денег занять, чтобы тебя не беспокоить, а его дома нет. Вот я здесь и стою, не знаю, что делать.

— Подожди, когда он вернется, глядишь, приютит, — с насмешкой посоветовал Джек.

— Во-первых, Дороти захлопнула перед моим носом дверь, а во-вторых, я не хочу его ждать! Ты же его знаешь, приставать начнет, а я не хочу.

Джек язвительно засмеялся, но все же снисходительно сказал:

— Ладно. Жди, я сейчас подъеду.

— Я возле телефонной будки.

— Хорошо, там и стой. Я тебя найду.

Заметив, как ему несколько раз подмигнули фары черного «седана», Рэй прижался к обочине и остановился. «Седан» подъехал сзади почти вплотную и остановился. Дверь открылась, и из машины вывалил едва умещавшийся в одежду детина.

— Решил познакомиться? — хмыкнул Рэй. — Давно пора, а то уже столько дней неразлучны, а я до сих пор не видел тебя в лицо! Кстати, ты отвечаешь на мои приветствия, когда я с тобой здороваюсь, а то мне не видно?

— Разговор есть.

— Ну, говори, раз есть, что сказать.

— Не здесь. В машину пойдем.

Мгновенье Рэй не двигался, разглядывая руль, потом пожал плечом, заглушил мотор, выдернул ключи и вышел из машины. Верзила вежливо распахнул перед ним дверь, видимо проникшись уважением к его смелости. Только это была не смелость, а равнодушие, но ему этого не понять, с ухмылкой подумал Рэй, усаживаясь в машину. К тому же он понимал, что сопротивляться бесполезно, зная, что все равно от Рэндэла он никуда не денется, даже если будет от него бегать. А так хоть трусом ощущать себя не будет и другим повода так думать не даст. Чертовски было приятно, когда он произвел такое сильное впечатление на этого монстра Хока, считая, что только благодаря ему, он выбрался тогда из заброшенного дома целым и почти невредимым. Хок сумел убедить Рэндэла в слабости и ничтожности его, Рэя, в том, что он не из тех героев, которые молчат под пытками, что он слишком слаб, чтобы пережить операцию, мягко выражаясь, которую Рэндэл хотел ему провести — и это его спасло. И все это Хок говорил, сам думая совсем иначе. А Рэндэл, по-видимому, прислушивался к его мнению. Рэй все время ломал голову над тем, почему этот африканец тогда ему помог, но так и не находил ответа на мучавший его вопрос. Напрашивался только один ответ, казавшийся Рэю нелепым и неправдоподобным — что этот чернокожий гигант не так уж жесток. Или еще более нелепый — то, что он, Рэй пришелся ему по душе. Эта мысль забавляла Рэя, и он веселился про себя, думая о том, что это черное чудовище, похожее на закопченного грешника, выскочившего из преисподней, пало очередной жертвой его чар.

— Извини, — виновато улыбнулся громила и резко ударил его по лицу.

Рэй очнулся от прикосновения прохладной нежной женской руки, которая поглаживала его по щеке. Открыв глаза, он обнаружил, что все еще находится в машине, громила сидит на переднем сидении и приветливо ему скалится, видимо, пытаясь изобразить улыбку. Рядом с Рэем сидела похожая на дешевую ночную бабочку девица и во все глаза его разглядывала. Бросив на нее недоуменный взгляд, Рэй поднял голову и посмотрел на прикованные наручниками к ручке над дверью запястья. За рулем сидел еще один незнакомец. Рэндэла не было. Взглянув в окно, Рэй увидел, что машина стоит в неизвестном ему темном переулке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ощутив влагу под носом и на губах, он сообразил, что из носа у него течет кровь.