Физрук - Валерий Александрович Гуров

морду кому набить?

К счастью, милиционерша почувствовала мое настроение и безропотно позволила себя проводить.

Дома Илга встретила меня как обычно. Поцелуй в щеку. Кормежка ужином. И обмен необязательными репликами. Я старался не думать о том, что живу с женщиной, которая знает и, вероятно, умеет что-то такое, о чем мне, вроде бы самому близкому ей человеку, и ведать не положено. Это кажется противоестественным. Особенно — такому шовинисту, как я. Вот тебе и равноправие полов.

Утром я опять поехал в «Литейщик», заниматься с девочками. Кстати, они оказались куда толковее и ответственнее пацанят. С ними я не чувствовал, что просто отрабатываю зарплату. На этот раз Эсмеральда в спортзале не появлялась. Хорошо это или плохо, я не знал. Может ее покровитель велел ей держаться от меня подальше, а может их, наконец-то, замели. Я бы не возражал. Воздух в городе явно стал бы чище. И не только в городе. Во всей стране.

По окончанию занятий я вышел на заснеженную улицу и пошел к остановке автобуса. В городе уже ощущалось приближение Нового года. Прохожие тащили елки, усыпая их иголками тротуары. Покупатели брали магазины штурмом, сметая с прилавков все, что могло обеспечить праздничный стол блюдами, которые во все другие дни горожане не могли себе позволить. В окнах домов можно уже разглядеть блеск елочных гирлянд, а магазинные витрины были разрисованы снежинками и елочными шарами.

Я вдруг вспомнил, что в детстве начинал ждать новогодних праздников с ноября. Хотя в тех местах, где мы жили с родителями, снег бывал только высоко в горах, но мне чудилось, что они обязательно поделятся им с почти безводными долинами у своих подножий, и тогда начнется настоящий Новый год. Однако к исходу декабря воздух становился только суше и горше. Величественные ледники словно выпивали из него последние капли влаги. Каждый год солдаты привозили с горных застав ели, так что праздник, не смотря на отсутствие на улице снега, получался самым настоящим.

В Доме Офицеров устраивались утренники для детей и карнавалы для взрослых. Мне всегда хотелось повеселиться именно со взрослыми, а не водить дурацкие хороводы с сопливыми сверстниками. Взрослые же не лезут на табурет, чтобы прочитать стишки Деду Морозу. Они танцуют, целуются и пьют шампанское. И едят конфеты с мандаринами сколько влезет. Однако, когда я вырос, мы уже покинули крайний юг Советского Союза и у меня появились другие интересы.

А ведь сейчас я — то есть, Вовка Данилов — с нетерпением считает дни, оставшиеся до встречи Нового года, предвкушает подарки и праздничное застолье. А еще больше — каникулы, которые освободят его от нудного просиживания штанов за партой. Кстати, и у меня тоже начнутся каникулы. Можно будет не ходить ни в школу, ни в спортобщество. Ведь родители маленьких каратистов, наверняка, развезут их по бабушкам и дедушкам, ну или в какие-нибудь более интересные места. Может и мне куда-нибудь смотаться? Ну хотя бы — в Москву!..

— Гражданин Данилов, — вырвал меня из мечтаний до омерзения знакомый голос. — Можно вас на пару слов?

Глава 13

Я обернулся. Уже знакомые мне синие «Жигули-2103». Вот только за рулем ее сидел другой водитель. Мужчина. Не в форме. Он даже вышел из салона. Не представился и удостоверения не предъявил. В общем я мог проигнорировать его желание пообщаться, но тот догнал меня и перегородил путь. Интересно, если я ему сейчас дам по рылу — это будет квалифицироваться как хулиганство или как нападение на сотрудника правоохранительных органов?

— Если я «гражданин», вызывайте повесткой, — пробурчал я.

— Извините, товарищ Данилов, — произнес Киреев почти заискивающе. — У меня разговор не официальный. Давайте сядем в машину. Холодно.

Ну да. Он был в пиджаке и брюках, а на улице стоял мороз. Что ж, пусть померзнет, сукин сын.

— Ничего, потом согреетесь, — сказал я. — Я с вами долго лясы точить не собираюсь.

— Как хотите, — не стал возражать тот. — Хотя дело важное… И вас оно касается непосредственно.

— Ага, как удар по башке ночью в подворотне, — хмыкнул я.

— Гораздо серьезнее, — пробурчал тот.

— Следовательно, свою причастность к нападению на меня вы не отрицаете? — сыронизировал я.

— Слушай, парень, — понизив голос, начал Рогоносец. — Я мог бы прихватить тебя за спекуляцию импортными колготками. Твой подельник, Стропилин, раскололся… Да и за хранение иностранных музыкальных пластинок антисоветского содержания в помещении, где ты был прописан, но я этого не сделал… Спрашивается — почему?

— Доказать не удалось.

— Я решил, что не стоит ломать жизнь хорошему парню, — продолжал капитан. — Все-таки — молодой специалист, талантливый педагог и тренер… Ну оступился под влиянием нечистого на руку школьного приятеля, бывает…

— Я не пойму, что вам от меня надо? — прервал я его льстивую брехню.

— Город у нас маленький, каждый человек на виду, — по-прежнему нес околесицу Киреев, — и если приезжий желает стать в Литейске своим, он должен прислушиваться к мнению его старожилов.

— Ну и в чем это мнение заключается?

— В том, что не стоит совать носа в чужие дела. Целее будешь!

— Точно, — кивнул я. — Целее будешь.

И обогнув Рогоносца, я потопал дальше. Он не стал ни догонять меня, ни окликать. Честно говоря, я так и не врубился, что он хотел этим сказать? Предупредил, что в следующий раз мне башку оторвут? Ну так это я и без него знаю. Мог бы хотя бы попытаться подкупить. Черте что!.. Может, стоит сообщить Витьку, что Эдвин сам вышел на контакт?..

В общем домой я вернулся в задумчивости. Илги не было. Видимо, опять выполняет задание государственной важности, но спасибо, что хоть обед приготовила. Я пожрал и завалился с книжкой на диван. И незаметно для себя уснул. Всю неделю не высыпаешься толком, так хоть в воскресенье подрыхнуть. На дворе уже стемнело, когда я проснулся и долго лежал в темноте, прислушиваясь к тишине. Судя по всему, сожительница моя еще не пришла. По улице проезжали автомобили, где-то за стенкой бренькало пианино. Вдруг раздался звонок. Телефонный. Аппарат стоит у меня на полу, рядом с диваном, на котором я как раз валялся. Так что осталось только руку опустить и взять трубку. Что я и сделал. Приложил к уху.

— Алё!

— Александр Сергеевич? — осведомился мужской голос.

В нем слышались солидные,